К назначенному времени, когда дивизия Боске уже двигалась, в лагере британцев не было никаких признаков готовности к действиям. Часовые стрелки подошли к 7 часам, но ничего не менялось — союзники, утомленные прошедшим днем, продолжали спать.
Солдаты 19-го батальона пеших егерей. 1854 г.Французские солдаты «…не могли понять постоянных отсрочек, оттянувших выступление центра армии до одиннадцати часов. Их дурное настроение, когда они с оружием в руках были свидетелями битвы, выражалось в замечаниях, подобных тем, что приписывают старым служакам первой империи». Досада усугублялась тем, что уже было около семи часов утра, почти вся французская армия или двигалась, или находилась в полной готовности к движению, а «…англичане кажутся еще погруженными в сон; их колонны прибыли с опозданием, многие смогли подтянуться лишь под покровом ночи. Кроме того, их солдаты еще не завтракали».{292}
Всех просто возмущало, что в очередной раз приходится ждать «господ англичан»,{293} которые никогда и никуда не успевали. В воздухе запахло бедой. Раздражавшая французов с момента высадки британская медлительность начала достигать своего пика.{294} Одновременно восходила в зенит злость союзников. Все откровенно сомневались, что имеют дело с «наилучшей армией, когда-либо покидавшей британские берега».{295}
Прошел час. Боске по-прежнему шел вдоль моря, а британцы, которые должны были начинать действия, когда французы завяжут сражение на высотах южного берега, не шевелились. Видевший в этот момент Боске лейтенант 2-го полка алжирских стрелков Пьер Мартин вспоминал, что дивизионный генерал был на грани истерики: вот-вот мог рассеяться утренний туман, который надежно укрывал от русских глаз действия бригад его дивизии.{296}
Сами англичане не очень любили вспоминать о своем опоздании к назначенному времени. Историограф 79-го горского полка капитан Роберт Джемсон, например, утверждает, что в 6 утра 20 сентября с первыми лучами солнца полк был уже готов к бою.{297}
Похоже, британцам было на все это наплевать, ведь Англия всё равно надеется, что каждый из них исполнит свой долг…
8 часов утра
Адъютант маршала принес Боске приказ остановить дивизию, что и было исполнено. Чтобы не терять время даром, Боске, остановив марш, проехал вдоль Альмы к морю. Его сопровождали адъютанты (капитаны Шарль Фей[33] и Тома), командир саперов полковник Дюма, инженерный подполковник Герен и начальник артиллерии дивизии полковник Барраль. Неподалеку от устья они встретили шлюпку с корвета «Роланд», которой командовал военно-морской офицер, производивший промеры глубин, необходимые кораблям для определения позиций артиллерийского обстрела Альминских высот. Офицер сказал Боске, что он не только изучил устье Альмы, но и пешком дошел почти до ближайшей деревни (он говорил об Альматамаке, но в это верится с трудом) и нигде не встретил русских за исключением нескольких казаков, прятавшихся за домами.{298}
Моряки указали генералу на брод, используя который можно было ускорить переход пехоты и, самое главное, артиллерии через Альму.{299} Заодно удалось несколько скрасить томительное ожидание — адмирал Брюа и командир корвета капитан 2-го ранга Камил ле Нои[34] прислали Боске шлюпку, передав своему старому другу буханку вкусного хлеба, разделенного командиром дивизии с адъютантами.
Глядя на генерала, шустрые французские солдаты тоже решили не терять время даром. Найдя перед Альмой несколько источников пресной воды, они принялись готовить кофе.{300} Эта история с крепким ароматным напитком стала вскоре одной из расхожих легенд Крымской войны и даже вошла в поэзию французской армии.
По одной из версий, «кофейную церемонию» перед лицом неприятеля рекомендовал сам Сент-Арно, которому доложили, что непредвиденная остановка не лучшим образом действует на солдат, снижая их боевой порыв.
Пока Боске с офицерами пытался решить задачу, как ему оказаться на плато, а русские уже строили линии полков и батальонов, среди действующих лиц продолжали оставаться такие, кто, кажется, воевать не собирался. Может быть, шотландцы уже и проснулись, но англичане продолжали игнорировать войну. Спали все: солдаты, офицеры, генералы.
Метавшийся среди сонных офицеров английского штаба адъютант маршала Сент-Арно полковник Трошю выразил свое удивление лорду Раглану по поводу происходящего. Этот офицер, преодолев за 30 минут почти две мили, постоянно лавируя между строящимися или движущимися подразделениями, биваками, буквально влетел в палатку английского главнокомандующего и, едва переведя дыхание, поинтересовался, где английские батальоны? Почему они не строятся для начала наступления? Вместо пояснения ситуации он получил от еще сонного Раглана исключительно вежливый ответ, повергший его в изумление. Суть его состояла в том, что английская армия в ближайшее время не может никуда двигаться по причине крайней измотанности личного состава, неподготовленной охраны обоза от возможной атаки казаков.
Ездовой французской артиллерии. 1854 г. Зуавы Середина XIX в.Кроме того, непонятно где пропала половина 4-й дивизии с частью кавалерии. От них до сих пор не было никаких известий. Трошю, всегда славившийся своей настойчивостью и упорством, не желал уезжать ни с чем. Недаром его фраза, произнесенная в критический момент кампании 1870–1871 гг. перед угрозой немецкого наступления: «Губернатор Парижа не капитулирует», вошла в число самых выдающихся фраз, когда-либо произнесенных французами.{301} Он требовал, настаивал, предупреждал. Бесполезно.
Трошю смог лишь сказать Раглану, что каждая минута задержки стоит нескольких шансов успеха. Лорд успокоил суетливого полковника, попытавшись убедить последнего, что несколько минут суматохи не играют роли, а несколько лишних минут отдыха не помешают уставшим после вчерашнего трудного и напряженного дня британским пехотинцам: «Передайте маршалу: пусть не беспокоится. В назначенное время английские войска выйдут на назначенные позиции».{302}
Чем дольше отдыхали британцы, тем скорее французы начали терять терпение. Главнокомандующий, чтобы успеть разобраться в ситуации и успеть предупредить фатальные последствия опоздания союзников, лично выехал в войска.{303}
К этому времени англичан вслух ругали не только французские офицеры, но и все солдаты, вплоть до последнего ездового артиллерийского резерва. Возможно, в это время французы меньше ненавидели русских, чем британцев. В конце концов, они приехали в Крым воевать с русскими, а не охранять счастливый здоровый сон союзников!
Чтобы занять подчиненных, командир 2-го полка зуавов полковник Клер приказал еще раз готовить кофе. Приготовили. Выпили. Когда к ним подъехал маршал Сент-Арно и, в свою очередь, предложил еще раз попить кофе, «…зуавы ответили: «Полковник велел нам его подать уже дважды». Командующий, в свою очередь, рассмеялся и ответил солдатам: «Ну что же, раз ваш полковник дважды заставил вас пить кофе, я хочу вам дать на рюмочку после кофе, но это будет там, в лагере противника», — сказал маршал, указав на Альминские высоты.{304}
Кстати, эти слова Сент-Арно стали припевом песни, которую бойкие на язык солдаты 9-го батальона пеших егерей сделали вскоре своим неофициальным гимном. По крайней мере, согласно истории полка, вскоре ее пела вся армия.
Но маршалу было не до песен. Может быть, и поэтому тоже командующий, отвечая на солдатское приветствие, перешел на знакомый солдатам язык — «Да здравствует тот, кто не сдохнет к сегодняшнему вечеру!».
«Скрепя сердце, он чувствует себя вынужденным отправлять адъютанта за адъютантом, чтобы дать контрприказы генералу Боске, дабы побудить лорда Раглана прочувствовать опасность этой затянувшейся бездеятельности, напомнить ему недавние договоры и данные обещания; кроме того, поскольку наши союзники не движутся вперед, мы умираем от скуки с ружьями к ноге, нам остается составить оружие в козлы и готовить кофе в своих ротах».{305}
Зуавы. Середина XIX в. Зуавы 1854- 1855 гг.Ровно в назначенное время снялись 1-я и 3-я пехотные дивизии. Генерал Канробер, увидев, что движется в одиночестве и даже в оптику подзорной трубы никак не может разглядеть «тонкие красные линии» британской пехоты, впал в ярость. Он помчался к принцу Наполеону и застал своего левофлангового соседа в не меньшем недоумении.
