Вот про часы — это точно, прямое попадание! Именно так на тренинге и прозвучало. Но мальчишки в который раз проявили инициативу, на следующий день отчитывались со всеми живописными подробностями. Разыграли в лицах пантомиму о том, как выпросили у знакомых ребят–кришнаитов барабан и колокольчики, обмотались белыми простынями до ушей и несколько часов пели в подземном переходе, пока не охрипли, пели до самого вечера. В этом был особый шик — чтоб засветиться перед максимальным количеством народа: «Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна — Кришна, Харе — Харе! Харе Рама, Харе Рама, Рама — Рама, Харе — Харе!..» Расширяли свои границы, так сказать. Суховатый и сдержанный обычно Мартын после их рассказа долго смеялся, да и вообще всех насмешили — пацаны до самого конца тренинга ходили героями.
Сергей, казалось, заинтересовался еще больше:
— А какой в этом смысл?
— Смысл? Свобода! — Янка раскинула руки, точно собираясь взлететь прямо со скамейки: — Вот ты можешь сейчас… встать и начать бегать на месте?
Она и вправду вскочила на ноги и принялась подпрыгивать, размахивая во все стороны руками, отдаленно смахивая на звезду легкой атлетики перед стартом. А лицо при том сделалось откровенно счастливым и простодушным — точь–в–точь, как у двухлетнего карапуза при виде «чупа–чупса»! Сергей почти физически ощутил на себе перекрестные взгляды всех знакомых, что успели за это время перебазироваться к дубу, непроизвольно съежился и громко на нее зашикал. Сделав над собой усилие, с осторожностью огляделся: как это ни удивительно, на них никто не смотрел, да и знакомые вроде нигде не маячили. Народ занимался своими обычными предсказуемыми делами: кто со знанием дела целовался, кто разговаривал или просто сидел, подставив лицо румяному заходящему солнцу.
— Не можешь… — с грустью определила Янка и уселась наконец обратно на скамейку.
— Это что, по Козлову? — Сергей потихоньку приходил в себя: вот уж не думал, что такая ничего не значащая ерунда выбьет его из колеи! Ни с того ни с сего прожег мимолетный стыд: вот те и каратист, спасовал перед девчонкой!
— Ты читал Козлова? — она покосилась на него с любопытством, по–воробьиному склонив голову на плечо.
— А что, не похож? — он провел ладонью перед лицом. «Как в индийских фильмах, — тем временем зачарованно подумала Янка. — Может, он в прошлых жизнях тоже рождался в Индии…»
— Наши люди на каждом километре! — торжественно объявила «Яна Владимировна» и протянула ему руку, Сергей машинально пожал маленькую прохладную ладошку. Как там говорил Антон, его первый тренер? «Ищите себе развивающую личность!» Только вот забыл уточнить, чего с ней потом делать, как найдешь…
Глава восьмая. Дела домашние
Говорить женщине правду, одну только правду, ничего, кроме правды… Только зря расходовать ценный продукт.
Козьма Прутков
Почти бесшумно Володя открыл дверь своим ключом, не хотелось звонить. Марина разговаривала с кем–то по телефону, в голосе явственно слышались истерические нотки:
— Алло! Алло, я слушаю! Да говорите же, в конце концов!.. — жена с размаху швырнула трубку на рычаг, вымещая на ней уже ставшее привычным раздражение.
Начало было не слишком воодушевляющее. Владимир осторожно произнес:
— Здравствуй! А где Янка?
— Гулять пошла!
Маринин голос прозвучал в высшей степени недовольно и — скажем прямо! — скандально, но он все–таки решил прозондировать почву:
— Опять поругались?
— Слушай, не трогай меня!!! — жена сорвалась на истошный крик и выскочила из комнаты, со всей дури хрястнув дверью. Только штукатурка на голову посыпалась.
Володя присел на что–то горизонтальное — не успел даже посмотреть, на что — и потер пальцами виски. Не было ни злости, ни обиды, одна только бесконечная усталость. Глаза словно бы прилипли к старой фотографии в безвкусной рамке, где они вчетвером, идеальная счастливая семья с журнальной обложки: у Янки крупные льняные кудряшки и Ярик улыбается широкой щербатой улыбкой… На себя с Мариной ему и смотреть не хотелось, оставить бы в кадре только детей!.. С трудом стряхнув неприятное вязкое оцепенение, Владимир решительно поднялся: уже несколько дней зрела в нем эта уверенность и наконец всё встало на свои места. Надо что–то менять.
Марина со всеми удобствами расположилась на диване в гостиной перед новым плазменным телевизором и беспорядочно щелкала каналами. Он забрал у нее пульт и убавил звук:
— Давай поговорим.
— Не сейчас! — с досадой обронила она, поджимая губы в ниточку, и потянулась обратно к переключателю.
— Нет, сейчас! — настойчиво повторил Володя, поражаясь своему равнодушию.
Почуяв неладное, жена настороженно, снизу вверх, смотрела на него широко распахнутыми Янкиными глазами — как дикая кошка, готовая к прыжку. Длинный, почти до пола домашний халат опасной тигровой расцветки только усиливает эту иллюзию — вот уж не в бровь, а в глаз! Никогда не знаешь, какую стратегию она изберет: или царапнет до крови, раздраженно зашипит, или вздумает ластиться… Володя снова поймал себя на том, что совершенно спокоен, будто заморозили изнутри:
— Если тебя что–то во мне не устраивает, давай разъедемся. Разводиться я не хочу, Янка еще маленькая. Для детей это будет травма, но если нет другого выхода…
— Уже завел себе?.. — она глядела на него сквозь полуопущенные ненакрашенные ресницы с адской смесью презрения, насмешки и брезгливости. Как хорошо он помнил этот взгляд! Сейчас сделает попытку вывести противника из себя — если развяжется скандал, то последнее слово, как всегда, будет за ней, и тогда всё останется по–прежнему. Стоит лишь поддаться на провокацию…
— Ты хорошо меня знаешь, никого я не завел! Или относись ко мне с элементарным уважением, или будем жить отдельно. Детей я не брошу: если захотят, будут жить со мной.
И тут произошло невероятное: жена растерялась и проглотила очередное слово. (Давненько такого не случалось!..) Владимир всмотрелся в ее глаза, круглые и настороженные, точно у загнанного в угол зверя (сам цвет их казался кошачьим, карий с зеленью) и с необыкновенной ясностью прочитал, ощутил всем телом ее главный страх. Так и есть, так и будет: если они опять начнут эту канитель с разводом, дочка останется с ним. Ярослав уже взрослый — скорей всего, плюнет на их опостылевшие скандалы с выяснениями отношений и уйдет жить отдельно, — а дочка останется с ним.
— Подожди, ты что, белены объелся? — вон как быстро и голос–то изменился до неузнаваемости, актриса! Подменили Марину, и всё тут. — Что тебя не устраивает? Я готовлю, стираю, убираю… Что тебе еще надо?
