Да! По родословной Платона, по обрубкам ветвей его генеалогического дерева получалось, что возможно одна из его ветвей замысловато тянулась аж из Древнего Египта! Скорее всего, именно поэтому он легко переносил жару, в то время как весь народ в основном только и искал спасение от неё.
Платон же иногда думал и об им увиденном и замеченном.
Так он давно обратил внимание, что в транспорте: в электричках, в метро его красивые глаза ещё имели силу. Периодически девушки, блуждая взглядом, вдруг внезапно встречали глаза пожилого мужчины и не сводили с них своих глаз, а то и просто строили ему глазки. Платону было даже неудобно от этого, ибо ему было неудобно отвечать им взаимностью.
Как-то в полной электричке он обратил внимание на сидящую неподалёку у окна симпатичную девушку, не сводящую с него своих восторженно-красивых глаз. Стоящему в проходе Платону даже стало неудобно сталкиваться с нею взглядами, и он чуть смущённо отвернулся к соседнему окну вагона.
Может, хочет мне место уступить?! – поначалу мелькнула у него обнадёживающая мысль.
Но вновь встретившись с девушкой глазами и теперь улыбнувшись ей лишь уголками губ, он понял, при этом сразу немного приосанившись: Нет, не похоже! Значит, я ей понравился! А почему бы и нет?!
И в голову хоть и пожилого, но всё ещё озабоченного мужчины сразу полезли соответствующие обнадёживающие строчки, выдавая тайно желаемое им за действительное.
И Платон сочинил стихотворение якобы от лица незнакомой девушки: Идёт навстречу мне походкой…
Военная ещё в нём стать!Когда-то был бы он находкой…Но мне волненья не унять.
Сверкает сединой на Солнце.А бирюзовые глазаПронзают душу аж до донца,Меня пленяя до конца.
Подтянут он, не худосочен.А живота в помине нет.И голос его громок, сочен.И жилист он, хоть не атлет.
И внешне он спортивен, собран.И выглядит он не простым.Ещё по моде был бы «убран»,Дать фору мог бы молодым!
Лица морщины и не портят.А искорки в его глазахЛюбовный обещают фортель!Но он пока на тормозах.
На женщин смотрит то и делоИнтеллектуальное лицо.Загар его покрыл всё тело.Надеюсь, кое-что ещё?
И я любуюсь этим дедом!Любуюсь мудростью годов!Да и влюбляюсь между делом,Как пионерка, «Будь готов!».
Втемяшилась идея в темя.Такие, девки, вот дела!?Спросил меня бы: «Сколько время?»,То я бы дедушке… дала!
P.S.Я же нежная, росток,Зелёная…, картошка.Хоть девичий пришёл срок,Для него я крошка.
Да! Ему бы я дала!Пусть меня окучит!Нет! Пожалуй, соврала:Совесть ведь замучит.
Платону поначалу даже захотелось подойти к ней и познакомиться. Но его мозг быстро просчитал возможное развитие их отношений и последствия этого для всех. И ветеран сдержался, однако, втайне всё же надеясь на инициативу самой девушки. Но вскоре ситуация неожиданно резко изменилась. Девушка встала и, не оборачиваясь, пошла на выход к противоположной двери, будто бы завлекая его за собой. Но Платон устоял.
Если обернётся и призывно взглянет на меня, тогда сорвусь с места! А если нет, тогда и суда нет! – сразу для себя решил он.
Знать, суда нет! А я всё же кобель! Уж жизнь идёт к концу, а ничего во мне с годами не меняется!? – через секунды, наконец, понял он про себя.
Как всё на свете заканчивался июль, однако погода не менялась.
Не менялись и многие люди из окружения Платона.
Например, самый главный «муравей» их садоводческого товарищества – крупный, зрелый мужчина, внешне похожий на попа, или на интеллигента-гуманитария – каждое лето откуда-то перевозил землю на свой участок.
Наблюдая в очередной раз его согбенное, под тяжестью большой тачки с землёй, крупное тело, неспешно даже в жару толкающее перед собой драгоценный груз, Платон вдруг явственно, реально ощутил, как действительно бывают неисповедимыми пути господни!?
И это подтвердилось неожиданной смертью его почти ровесника, через дом соседа по даче, Анатолия Пустовойта.
В пятницу, 30 июля, пока Платон вечером после работы играл за соседними участками в футбол, его соратник погибал от сердечного приступа. Даже прибежавшие на помощь опытные врачи с их садоводческого товарищества не смогли ничего поделать.
И довольно быстро приехавшая на вызов скорая помощь лишь констатировала очередную смерть в этот рекордный чёрный день.
А ведь у Анатолия тоже, но на два месяца раньше, чем у Платона, родился внук, и тоже была внучка – школьница. И всё это от одной из двух дочерей-близняшек.
Ему – пенсионеру – теперь бы только и жить ради внука! Но нет! Судьба распорядилась по-другому! Тяжело теперь будет всем его пяти, из четырёх поколений, осиротевшим женщинам! – сокрушался Платон.
Видимо всё же негативно сказалось невольное скисание мужчины после ухода на пенсию, появившееся ощущение себя никому ненужным, отсутствие ярких хобби и увлечений, трудных и интересных дел, целей и задач, установки на жизнь, в конце концов!? – решил тогда писатель.
А поэт решил, что ему просто необходимо написать памятное стихотворение по этому печальному поводу, и он сочинил его:
Ушёл внезапно, как хотел.Но ты же, Толя, передумал?!Семью оставил не у дел.А столько многого задумал?
Две дочери…, да внук теперь.Живи и радуйся надежде.Твори, работай без потерь.Будь уважаемым, как прежде.
Но не обманешь судьбы рок,И не вернёшь печалью радость.(У каждого из нас свой срок.Живи, не зная его, в сладость).
Ушёл прекрасный человек –Семьи надежда и опора.Запомним мы его навек.Хорошим был он, нет тут спора!
Любимый дед, любимый муж,Отец любимый тоже.Любимцем был он многих душ.За то винить негоже.
Для многих он примером стал.Ведь дача – в середине.Сезон средь первых открывал,Заканчивал в… «пустыне».
Он работящим был безмерно.Себя в работе не щадил.И в жизни вёл себя примерно.К труду и дочек приучил.
На велосипедах он с женойОбъездил все места в округе.Всегда желанной, дорогой,Он верен был своей подруге.
Играл с Наташей в волейбол.В пинг-понг стол ставил до заката.Не забивал лишь только гол –Аристократам это плата.
Всем помогал всегда, во всёмДелами, иногда советом.Доброжелательным при том.И не был посрамлён наветом.
Любимец женщин, друг мужчин.Его кругом все уважали,Какой бы не был в жизни чин.Улыбкой часто ублажали.
Его с грустинкою глаза…Задумчив взгляд, тоска во взоре.(Есть в жизни трудные места)Он не пищал, ворча в укоре.
И срок он жизни угадал –Печальными глаза бывали.И это, видно, он скрывал,Чтобы вопрос не задавали.
Ну, что ж, прощай теперь, друг мой!Ведь мы ровесниками были…И с непокрытой головойЗа гробом родственники плыли.
Осиротел теперь твой дом.А планы были… грандиозны!Мои попытки… одиозны,И неуместные при том.
Друзья! Давайте погрустимОб этом славном человеке.А может быть, за что простим,И память сохраним навеки!
Сверх «тысячи», что мог я дать?Пожалуй, лишь стихотворенье.О Толе надобно писать,Каким бы не было творенье.
Какое б не создал творенье,Я боль хотел им передать.Ну, вот и всё стихотворенье.Что можно тут ещё сказать?!
Но чернота сверх жарких дней на этом не закончилась. Огненный тигр продолжал пожирать пожилых и больных москвичей. Московские крематории работали с перегрузкой. Среди жертв жары оказались и ближайшие соседи Платона по даче – престарелая чета Котовых-Костылиных – Бронислав Иванович со Светланой Андреевной. Об их смерти в Москве Платон узнал лишь в конце лета. Старики умерли почти в течение одних суток, как в романе, 4–5 августа – практически в самый пик жары.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
