— Нету, милый мой, нету, — говорил собаке пастушок и, обняв ее мохнатую шею, тихо, так, чтобы никто этого не заметил, плакал.
Впрочем, чувства Асо были понятны ребятам. Они знали, что для пастуха собака — очень близкое существо, вроде брата.
И Бойнах как будто понял. Он прижался к ногам Асо и нежно лизал его руку, словно просил прощении за то, что огорчил его. Но недолго он так лежал. Услышав какой — то легкий треск, пес вдруг насторожился, вскочил, подбежал к Саркису и, обнюхав его карманы, стал сердито лаять. При этом он смотрел на мальчика таким выразительным взглядом, точно хотел сказать: «А ну, достань-ка еду, которую прячешь, не то я тебя разорву».
— Чего он хочет? — спросил Ашот у Асо.
Тот смущенно молчал. Он, кажется, понимал язык своей собаки, но перевести его не решался.
Саркис, иссиня — белый, энергично отбивался от Бойнаха.
— Пошел, пошел вон! — кричал он на него.
Но пес не унимался и едва не хватал парня за брюки.
— Чего он хочет? — повторил свой вопрос Ашот.
— Чего? Не ясно разве? — пробормотал Асо.
И Ашот понял. Он вскочил с места и подошел к Саркису.
— А ну, выверни карманы, — прогремел он, с негодованием глядя на перекосившееся лицо мальчика.
Но тут подоспел Гагик и, не дожидаясь, сам полез в карманы Саркиса. Там было еще много орехов.
— Какое вы имеете право? Я нашел. Пусть каждый о себе заботится!
— Да? — прямо — таки проревел Ашот. — А по какому же праву и с какой совестью ты ешь то, что приносит Асо или Шушик, что мы с Гагиком приносим? — И, размахнувшись, Ашот сильно ударил Саркиса по щеке.
Шушик вскрикнула и всплеснула руками. Асо отвернулся — его поразила эта сцена. Даже Гагик и тот не знал, как повести себя, как реагировать на происшествие, — шуткой здесь не отделаешься.
На лице Саркиса застыла какая — то странная, кривая улыбочка, и он выглядел от этого еще более жалким.
Ашот же словно обессилел. Побледневший от гнева, он дрожал всем телом. Да и могло ли быть иначе? Сын честного охотника, Ашот всю свою короткую жизнь подчинялся принципу: то, что ты добыл в поле, дели с товарищем. Сколько, сколько раз у него на глазах отец без всякого сожаления, наоборот — с чувством удовлетворения делил с другими охотниками мясо убитого им животного! Всегда поровну, всегда справедливо. Он отказывался даже от причитающейся охотнику, по дедовским законам, шкуры и бедра животного. А ведь Ашот знал, с каким трудом иной раз доставалась отцу добыча! Как долго приходилось ее выслеживать, как тяжело было на своих плечах тащить с крутых гор… И все же делили поровну. Такой был издавна установившийся обычай, этого требовало чувство товарищества, человечности. А этот?… Никому не сказал, ни с кем не поделился, и даже тогда, когда карманы, его были полны, протягивал руку за жалкой горсткой ягод, которые могли бы съесть другие.
— Ну? Что же теперь мы с тобой будем делать? — глухо спросил Ашот, все еще стоя против Саркиса.
Саркис вызывающе усмехнулся:
— Что я, украл, что ли? Погоди, Ашот, выйдем отсюда, тогда… Ты еще получишь — за эту пощечину.
— Еще и угрожает! Какая подлость!
— Мне, может, говорить не надо, но я скажу, — нерешительно вмешался Асо и обернулся к Саркису: — Ты нас от себя не отделяй. Наши курды говорят: овца, отставшая от стада, — пожива волка.
Саркис ответил Асо презрительным взглядом, а остальным бросил:
— На мой труд заритесь? Туго пришлось? Нет уж, пускай каждый о себе заботится!
— Ах, значит, так? Ладно!
С минуту подумав и приняв какое — то решение, Ашот сказал. Саркису:
— Там, под орехом, я приготовил дрова для костра. Принеси их, будем жечь ночью.
— Почему именно я должен идти?
— Во — первых, ты нажрался, а во — вторых, очередь твоя. Иди, а не то вышвырнем. На дворе останешься, замерзнешь..
Угроза подействовала. У Саркиса был характер отца: молодец среди овец, а против молодца — сам овца.
— Что же, я один пойду? — уже почти униженно, понурив голову, спросил он.
— Асо, выйди с Бойнахом наружу. Стойте у входа, чтобы он не боялся.
Когда Саркис, затаив в сердце злобу, вышел из пещеры, Ашот сказал:
— Топливо было поводом. Нам надо решить, как же вести себя с этим выродком.
— Ты очень суров и груб, Ашот, — мягко заметила Шушик. — Так человека не исправишь. Обиды заставят его только перечить нам, и он еще хуже станет.
— А ты что, Гагик, скажешь?
— Я? Я скажу так: горбатого могила исправит… Ясно?
— Значит, так и ставим? Не постараемся повлиять на него? — огорченно спросил Ашот.
— Повлиять? Но как? — спросил Гагик. — Дед мой, ты знаешь, очень любит прибаутки. И вот он часто говорит: «Посадили волчонка учиться грамоте. Скажи «к», а он — «коза». Скажи «я», а он — «ягненок»… Впустую с ним возиться, вот что я вам скажу.
— Нет, не впустую! — возразил Ашот. — Этот паршивец должен будет или остаться тут, или выйти отсюда человеком. Говоришь — волчонок? Значит, надо обломать ему клыки.
Саркис все еще не возвращался, и Ашот, вдохновившись, разразился, по своему обыкновению, целой лекцией.
— Такие люди, — говорил он, — не замечают своих недостатков. Многие у нас в селе пресмыкаются перед его отцом и его самого балуют — сын Паруйра! Вот и получился себялюбец. Нужно все это объяснить ему, показать, кто он и кто его отец. Даже унизить надо. Только тогда, когда поймет, что он не лучше, а во многом хуже других, можно будет помочь ему подняться, выпрямиться. Это мое предложение. В том, что мягкое обращение не поможет, я убежден. Такой человек, если с ним мягко обращаться, пожалуй, и на голову сядет.
— Речь твоя хороша, да жаль — длинновата, — насмешливо выразил свое впечатление Гагик.
— Ты что, будешь каждое мое слово взвешивать и критиковать?
— Да, ты прав, буду. Давай, Ашот, попросту поговорим, К чему ты вечно эти лекции читаешь? Жаль мне тебя.
Ашот на мгновение окаменел. Неожиданное заявление Гагика очень смутило его. Ведь сейчас речь шла о Саркисе! Вспыхнув, он искоса посмотрел на Шушик.
— А разве руководитель не должен высказывать свои мысли? — наконец спросил он. — Разве…
Гагик спокойно смотрел на него. Легкая улыбка играла на губах мальчика. Ему нравилось, когда под действием его колючих слов Ашот выходил из равновесия.
— При чем здесь я? — после короткой паузы снова заговорил Ашот. — О чем тебя спрашивают, о том ты и говори. Ну? Как же нам быть с этим… с этим…
Но Гагик так и не успел ничего сказать. Его замечание, и впрямь не имевшее непосредственного отношения к поднятому Ашотом вопросу, увело их в сторону, и до возвращения Саркиса ребята так и не сумели договориться.
