– Чем же тогда у вас выделяются женщины-жрицы?
– О! Они могут улучшать друг друга лица, доводя красоту до совершенства. У них белые, шелковистые волосы, и они имеют право иметь сразу трех мужей.
– Нет, Дана, ты слышала? И здесь блондинки рулят!
Это восклицание было брошено на русском, да и в дальнейшем воины «третьей» старались некоторые детали обсуждать именно так. И своим неотличимым от местного выговором поражали местного отшельника еще больше.
– А вот почему они сами себя не совершенствуют? Есть ограничения?
– А вы разве не знали? – удивился Деймонд, но тут же понял, что ляпнул глупость. – Извините, я вспомнил: ведь ваш «голос» мог и не рассказать. Дело в том, что все жрецы получают от вершины Прозрений великий дар – умение лечить людей. Но только не самих себя. Если кто-то из них серьезно заболевает, то сразу посылают за ближайшим коллегой. Причем стараются пригласить самого лучшего. Нашего Бурулкана, зная о его бездарности, почти никто никогда и не звал…
– То есть дар у всех разный?
– Конечно. У кого очень сильный, а у кого вообще слабенький.
– Кстати, ты так и не сказал, как много магириков становится жрецами?
– Всего лишь один из пяти или шести тысяч. – И, словно предваряя следующий вопрос гостя из иного мира, отшельник поспешно спросил сам: – А как у вас становятся жрецами?
Василий нахмурил брови, припоминая, как в его мире желающие становятся студентами учреждений с медицинским уклоном, потом долго учатся, потом практикуются – и в конце концов все равно почти ничего не умеют. Как местный Бурулкан. Но здесь хоть не тратят на обучение уйму средств и времени. Поэтому решил пофантазировать и на эту тему:
– Ты знаешь, в нашем мире отбор проходит еще более жестко и кроваво. Любого паломника разрезают вдоль тела на две половинки и только тогда определяют его пригодность к лечению. На это, по мнению божества, подходит лишь каждый третий или четвертый. Вот тогда их опять склеивают и дают право лечить людей. В том числе и себя.
– К-как разрезают? – стал заикаться парень.
– Сбоку. Вот прямо по этой линии. То есть вид спереди и сзади остается нетронутым.
Хозяин пещеры содрогнулся от представленной картины, но его любопытство так и не иссякло.
– А с остальными разрезанными что делают?
– Закапывают на полях как удобрение. Ну чего смотришь? Не пропадать же добру! Да и вообще, Деймонд, мой внутренний голос кричит, что тебе надо запретить задавать вопросы. Ты и сам еще нам не рассказал все должное. Поэтому давай вернемся к нашему вчерашнему неоконченному разговору. Опиши подробно каждый свой шаг возле и внутри черного монолита. Все, что заметил, и все, что понял или до чего додумался. Давай присаживайся на скамью и начинай.
– Хорошо… воин. Только вот я до сих пор не знаю, как к тебе обращаться.
– Действительно… У нас имеются обращение «герр» и «фрау»… – Василий заметил, как его боевая подруга дернула плечом и недовольно скривилась, поэтому продолжил: – Но так общаются между собой обыватели. Тогда как великие воины справедливости разрешают делать приставку к своему имени «дон», а женщины – «донна». – Подруга при этом опять скривилась, но уже не так категорически. – Так и коротко, и уважительно. А зовут меня Василий, ее – Дана.
– Очень приятно. – Отшельник сделал два вежливых поклона, удивляя своими манерами, и начал рассказ.
Оказывается, нахождение на тракте Магириков налагало множество обязанностей и привносило несколько основополагающих ограничений. Самое первое: нельзя было пронести вовнутрь горного образования Бавванди, практически неприступного со всех иных сторон, ни единого металлического предмета. Во избежание этого любого желающего пройти обыскивали сразу же в первой секции огромных, расположенных между первыми и вторыми Воротами, залов. Для этого магирик проходил по тускло освещенному тоннелю, на том этапе пути совсем не обязательному, в конце которого ему сразу указывалось, в каком кармане или котомке паломник забыл запрещенный к проносу предмет. После чего тот мог повторно сдать металлические вещи, изделия и даже золотые украшения в некое подобие камеры хранения. Сами эти многочисленные камеры располагались в нескольких громадных пещерах, застроенных многоуровневыми стеллажами. Взамен котомки или мешка выдавали деревянный жетон с кучей цифр и бестолково расставленных букв. Ни один паломник потом никогда не жаловался, что ему чего-то не вернули или что-то перепутали. Система хранения работала без сбоев.
Во второй секции металлические предметы забирались распоряжающимися там жрецами без всяких поблажек или предупреждений. Как они замечали припрятанное украшение, монеты, оружие – вплоть до тончайшей иглы, – оставалось великой тайной. Но те из магириков, у которых ничего не было, проходили беспрепятственно, а вот проштрафившихся не только обирали без возврата, но и заставляли возвращаться обратно, ставя при этом на руку не смывающуюся дней десять печать. То есть таким нарушителям приходилось более десяти дней прожить в городе, который раскинулся перед Воротами, и только потом делать вторую попытку. А если продолжал хитрить, то и третью, а то и четвертую. Учета по таким нарушителям не велось, зато проживание в городе им вылетало в хорошую денежку, и любой из паломников подходил к процессу преодоления Ворот с максимальной ответственностью. Хотя город как раз и разрастался постоянно из-за тех самых безответственных разгильдяев.
Верховые и гужевые животные проверялись отдельно, как и вся их сбруя. Следовало оставлять лишь кожу и дерево. Даже удила на время прохождения по тракту использовались деревянные – из крепчайшей в этом мире древесины вестлы. Редкие повозки тоже проверялись в специальном тоннеле и не пропускались на тракт при обнаружении даже единственного гвоздя. Вот потому они и были так редки на древней дороге. Любой, конечно, мог нанять в городе что угодно и проехаться с комфортом до самого монолита и обратно, но несусветные цены на такую поездку отпугивали подавляющее большинство паломников. Да и не было никакой нужды богатым ашбунам стремиться к вершине Прозрения. Им и так жилось припеваючи, так зачем рисковать собственной жизнью для обретения порой совсем ненужного дара. В большинстве случаев хватало вызвать жреца с полным даром и за определенную, по имеющимся прейскурантам, плату излечиться от чего угодно.
В третьем, последнем секторе громадного комплекса Ворот практически с каждым из магириков проводился короткий инструктаж. Людей загоняли в помещение со скамьями, и в течение четверти часа какой-нибудь жрец или жрица объясняли, что можно делать на дороге к монолиту, а что нельзя. К примеру: строго запрещалось хоть единым словом перемолвиться с теми, кто уже возвращался от черного монолита. Да и вообще, подобное общение считалось злым предзнаменованием, после которого магирик обязательно погибал при ударе молний в самом монолите. Так что желающих нарушить это табу не встречалось. Во время всего паломничества нельзя было грабить, воровать, вступать в драки, кричать и даже громко разговаривать. При встрече с караваном, которые тут проходили раз в неделю, следовало немедленно сойти с тракта и пропустить длинную вереницу тяжело нагруженных повозок. Не приближаясь при этом к ним и ни в коем случае не начиная разговор с возницами. Имелись в виду как раз те самые жреческие караваны, которые собирали и меняли по всей Успенской империи ларцы Кюндю с таящимися внутри духами смерти. Как ни странно, сами повозки жрецов не просто выглядели, а явно состояли из множества металлических деталей, вплоть до сплошных, литых из легкого железа колес. Правда, колеса для мягкости хода имели по ободу резиновое покрытие. Любой паломник замечал и хорошо различимые рессоры, употреблявшиеся лишь на каретах самых видных жрецов, богачей и политических деятелей империи. Но при этом никаких вопросов не задавалось, слишком уж трепетное, священное отношение к подобным караванам имелось у каждого простого обывателя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
