- Всегда пожалуйста, - буркнула я и вышла.
Как ни странно, после разговора со Славкой мне немного полегчало. Но… всего на несколько секунд. Потому что дверь в кабинет Дениса была открыта, и он меня заметил.
- Надежда Васильевна! На минуту.
Я зашла, закрыла дверь, прислонилась к ней спиной.
Что-то очень напоминает! Кажется, такое уже было.
Он встал, подошел ко мне.
- Надя, что случилось? На тебе лица нет.
Да-да, какое там лицо. У меня вообще вместо головы задница.
- Плохо себя чувствую, - пробормотала я, глядя мимо него. - Простудилась, наверно.
- Надо было все-таки вчера плед достать. Вот что, иди домой.
Плед! О господи!..
- Мне надо подбить все за сегодня и кого-то вместо себя оставить. Если завтра не будет лучше, пойду в поликлинику. Или врача вызову.
- Тогда отвезу после работы. Ты же без машины.
Да ты издеваешься?! Черт бы тебя побрал! Или дома не ждут?
- Спасибо, не стоит. Я, может, задержусь. И вообще… мне еще в одно место надо. Вызову такси.
- Ну… как знаешь.
- Спасибо… Денис.
Хорошо, что есть работа. Хорошо, что можно зарыться в нее и ни о чем не думать.
Обедать я не пошла, но Светка, вернувшись, положила передо мной ватрушку с повидлом.
- Надь, ты хоть что-то ешь? Тебя уже ветром носит.
- Спасибо, Свет. Не могу.
- Слушай, - насторожилась она. – А ты случайно не?.. Не того?..
- Нет. Точно не того.
«Того» я быть никак не могла. Ну да, стопроцентного средства предохранения еще не изобрели, кроме полного воздержания, но с той ночи прошло полтора месяца, и организм уже дважды успел подобные подозрения опровергнуть. И вдруг сейчас я неожиданно поняла, что думаю об этом… едва ли не с сожалением.
Это была такая мимолетная мысль: «а жаль…», и она напугала. Дети для меня всегда были чем-то абстрактным. Я знала, что если бы вышла замуж, то и ребенка бы родила. Не от какого-то огромного желания, а вроде бы… так надо. Программой заложено. Но мне еще не встретился мужчина, от которого я захотела бы родить. Поэтому подобные мысли следовало гнать поганой метлой, чтобы не задерживались. Одному богу известно, что из них может вырасти. Никогда не понимала этого: «часики тикают, рожу для себя». Крайне эгоистично.
=32 Часть II. Денис
- Лактионов, ты?!
Каждый раз в ее голосе было такое разочарование, как будто надеялась, что кто-то позвонит ей с моего номера и обрадует: «Полина Юрьевна, примите соболезнования, ваш муж трагически погиб, скоропостижно скончался, умер после долгой продолжительной болезни (нужное подчеркнуть)».
- Здравствуй, Полина. Послушай… давай уже в конце концов разведемся.
- Что это тебе вдруг приперло? – удивилась она. – Какая-нибудь потаскушка не дает без штампа о разводе?
- Тебя это волнует?
- Значит, правда, - рассмеялась она. - Пять лет было не нужно и вдруг приспичило. Или залетел на старости? Надо срочно жениться?
Мне всегда было сложно сохранять спокойствие, разговаривая по телефону. Глаза в глаза – без проблем. Чем больше злился, тем меньше это показывал. Но когда не видел собеседника, заводился с пол-оборота. И Полина это прекрасно знала. Но доставлять ей такое удовольствие я не собирался. Все это осталось в прошлом.
Подумалось как-то отстраненно, что у нее на редкость противный смех. Будто вилкой по зубам шкрябнуло. А ведь когда-то с ума от него сходил. Особенно ночью – в темноте.
- Мы с тобой договорились, что разведемся, если кому-то понадобится. Считай, что мне понадобилось. По какой причине – это не твое дело. Дети взрослые, делить нам нечего. Думаю, проблем быть не должно.
- Да?! – фыркнула Полина. – Ты уверен, что нечего делить?
- Ну ты, девушка, и наглая, - изумился я. - А не ты ли мне день и ночь твердила, что я нищий голодранец? Так вот умойся. Совместно нажитого имущества у нас как не было, так и нет. В Калининграде квартира мне от отца досталась по наследству, в Питере – от матери. Машина – подарок. Я все тот же нищеброд. Только на пенсии.
- Печалька, - вздохнула она. – Ну ладно, черт с тобой. Но учти, я в ваше болото не поеду. Хочешь – приезжай сам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Пришли мне нотариально заверенный бланк заявления, я все сделаю. Или могу тебе прислать, выбирай.
- Присылай, - подумав, решила Полина. – Хоть свидетельство о разводе получу сразу, а не по запросу. Правда, мог бы и сам приехать. С дочерью повидаться.
- С дочерью? – я почувствовал, что еще немного и все-таки сорвусь. – Чтобы она в очередной раз дала мне понять, что не горит желанием со мной общаться, а ты порадовалась? Могу представить, что ты им обоим тогда наговорила обо мне. Чтобы свою жопу прикрыть. Объясняя, почему сначала ты от меня свалила, а потом я уехал.
- Я от тебя свалила, Лактионов, потому что ты мне всю жизнь испоганил. Институт бросила, пятнадцать лет в лесу – как росомаха. Это я еще долго терпела.
- А я тебя что, насильно в лес увез? Или обманул? Обещал золотой дворец, а привез в щитовой дом с сортиром на улице? Тебе все было известно, кто я и что. «За тобой хоть на край света». Декабристка хренова! Может, я тебе и мужика в постель подкинул?
Все это не имело никакого смысла. Далеко не первый разговор на эту тему. Каждый все равно оставался при своей правоте.
- Знаешь что?! – она зашипела, как будто чайник закипел и заплевал плиту.
- Знаю. Поэтому все, хватит. На днях отправлю тебе заявление. Постарайся не затягивать. В конце концов, я могу все это и через суд сделать. Без твоего согласия. Просто гемора будет слишком много.
Буркнув что-то злобно-невнятное, Полина отключилась. Я бросил телефон на стол, откинулся на спинку кресла, зажмурился. Странно, даже не мог вспомнить, как она выглядит. Голубые глаза, светлые волосы, нос, рот – все по отдельности, а вместе расплывалось. А ведь казалось, что жить без нее не могу. Куда все девалось?
Когда мы познакомились, мне было восемнадцать, Полине на год меньше. Я после первого курса приехал в Питер к бабушке. Она – из Смоленска, поступать в педагогический. Маленькая стройная блондиночка. Белые ночи, разведенные мосты, магия первой любви… Полгода писем и телефонных звонков. Зимой я приехал к ней на две недели, а вернулся… женатым. Поскольку был курсантом, месяц ждать не понадобилось – в загсе пошли навстречу.
Полинины родители со мной познакомились только через полтора года, когда родился Мишка. До этого не хотели. Мои тоже были в шоке, но отнеслись сдержанно. Летом она перевелась на заочное и приехала ко мне в Кёниг. Жизнь семейная у нас была очень своеобразная. Полина жила у нас дома, а я в казарме. Впрочем, с третьего курса увольнения давали чаще, и через два месяца она уже была беременна. Мы этого не планировали, но… так уж вышло.
«Если надеешься остаться в управлении, то зря, - сказал отец. – И вообще головой надо думать, а не одним местом. Девке еще в куклы играть, а ты ее с дитем на заставу потащишь. Мы с матерью через все это прошли. Не хухры-мухры».
На заставу в Заполярье я отправился один. Полина осталась в Калининграде с двухлетним Мишкой и годовалой Жанной. И приехала ко мне с ними через год. Так что, если посчитать строго, «в лесу» она со мной прожила не пятнадцать лет, а всего одиннадцать. Норвежская граница, монгольская, польская… Дети, когда пошли в школу, жили в интернате, приезжая даже не каждые выходные.
Потом меня перевели в Армению, на турецкую границу. Полина забрала детей и уехала к родителям в Смоленск. Написала, что ей надо немного отдохнуть, подумать... Наверно, не имело смысла ее винить. Что я мог ей дать – кроме себя и своей любви? Видимо, этого было мало. У погранцов крепкие семьи редкость. Из моих друзей кто вообще не женился, кто развелся. Но у нас последние два года перед разрывом все шло совсем уж погано. Такое бывало, что лучше не вспоминать. И когда Полина ушла, это не стало громом среди ясного неба. Возможно, даже облегчением. Вот только дети… Это оказалось хуже всего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
