Ну а его супруга с ребенком, оставшиеся в Сибири, пожили там немного – не поймают ли главу семьи, не вернут ли обратно? Не поймали, не вернули. Они переехали в Томск, дождались письма Свердлова, что он уже в Питере, и тоже отправились туда. Никто им, собственно, не препятствовал, никто не удерживал. Удрал муж – ну и удрал. Как видим, порядки в Российской империи были весьма и весьма мягкими.
Впрочем, Охранное отделение прекрасно знало, где находится член ЦК Свердлов и что делает. Ведь об этом информировал другой член ЦК и депутат Думы Малиновский. Но брать «товарища Андрея» не спешили. Пусть поработает, пусть новые связи выявятся, новые инструкции из-за рубежа поступят. Однако в начале февраля агенты охранки допустили промашку. Не довольствуясь данными от Малиновского, они опросили дворника дома, где засел «товарищ Андрей», не видел ли, не замечал ли чего подозрительного? А дворник переполошился – если в подведомственных ему квартирах проживает «непрописанное лицо», то как бы не нагорело, как бы отвечать не пришлось. И пошел выяснять этот вопрос к квартиросъемщику, к Самойлову.
Свердлов, узнав о расспросах агентов, сразу насторожился и решил скрыться. В ближайший же вечер, когда стемнело, его перевезли на квартиру… к Малиновскому. Которому он проговорился, что это все равно ненадежно. Раз у одного депутата вычислили, то, конечно, и других без внимания не оставят. Дескать, придется исчезнуть более основательно. И в полиции решили – надо брать, пока не ускользнул. Только затруднение вышло, как бы собственного «сексота» не подставить. И директор Департамента полиции Белецкий дал указание Малиновскому перевести Свердлова куда-нибудь на другую квартиру.
Но выручили их сам Яков Михайлович, не намеревавшийся задерживаться под одной крышей, и… приезд Новгородцевой с ребенком. Она как раз в эти дни прибыла в Питер. Нашла Сарру, та связалась с Петровским. У него и наметили встретиться с мужем. 9 февраля Клавдия Тимофеевна перебралась к Петровским, а вечером туда и Свердлов пожаловал. Ну а под утро нагрянула полиция. Даже с депутатской неприкосновенностью церемониться не стали, чтоб не упустить такую птицу. Петровский протестовал, порывался звонить министру внутренних дел, но его гостей арестовали. Словом, и в этот раз «товарищ Андрей» лишь два месяца на воле попрыгал.
Был скандал в Думе. 13 февраля социал-демократическая фракция внесла запрос – по какому такому праву на неприкосновенной квартире задержали «находившегося там знакомого депутата Петровского – Якова Михайловича Свердлова и г-жу Новгородцеву с ребенком»? Запрос поддержали аж 73 депутата! Его обсуждала Государственная Дума, поднялась вонища во всех либеральных газетах. Надо ж, какой «произвол и самоуправство» сатрапов! Беглого преступника арестовать осмелились!
Новгородцеву, правда, долго не держали. За ней значился всего один криминал – она с прежнего места поднадзорной высылки, из Екатеринбурга, уехала без спроса и уведомления властей. И ей снова назначили два года высылки под гласный надзор полиции. А по делу Свердлова следствие шло три месяца. С доказательствами его противоправительственной деятельности, как обычно, было не густо. И в мае он получил пять лет ссылки. Но уже подальше – в Туруханский край.
Клавдия Тимофеевна покинула столицу не сразу. Высылка – это была не ссылка. Человек оставался на свободе, ехал своим ходом. Она и не спешила. Да и власти шли навстречу. То сын у нее заболел, и к тому же, она опять была беременной. Она оставалась в Питере у Петровских и Сарры, пока не определилась участь мужа. Потом поехала на родину, где в июле родила дочь Веру. Потом пожила в Саратове у сестры Якова Софьи Авербах. И лишь когда оправилась и отдохнула от родов, ей определили место высылки в Туринске.
Неоднократно Новгородцева в своих мемуарах упоминает каких-то «знакомых Якова Михайловича из либеральной интеллигенции», которые в разных местах периодически поддерживали ее, помогали найти «конторскую работу». Кто имеется в виду, непонятно. Может быть, сочетанием «знакомые из либеральной интеллигенции» она завуалировала слово «евреи», не очень принятое в советской печати? Или действительно помогали какие-то либералы, с коими Свердлов поддерживал контакты во время революции? Ни имен, ни должностей этих «знакомых из либеральной интеллигенции» не называется.
Сам же Яков Михайлович в мае был доставлен в Красноярск. По-прежнему он верховодил в любой камере, по-прежнему везде обрастал новыми связями. В частности, в Красноярской пересыльной тюрьме содержалось много бундовцев, польских и литовских социалистов и националистов. Тут Свердлов близко сходится с Викентием Мицкявичусом-Капсукасом, рядом других деятелей, подчиняя их своему влиянию.
Из Красноярска его отправляют пароходом до Енисейска, а оттуда к месту ссылки – в туруханскую глубинку. На Нижний Енисей. Центром края являлось тогда село Монастырское (ныне Туруханск). Это было большое селение. Там имелись школа, больница, почта, телеграф, отделение банка. Но те, кто попадал туда, сетовали о «дикости», об «оторванности» от всего мира. О том, что «письма, газеты, журналы шли сюда свыше месяца» (сейчас и в Подмосковье из Москвы больше месяца идут). Правда, Свердлов сперва был настроен по-боевому, полагал, что надолго здесь не останется. По своему обыкновению еще по дороге начал прикидывать планы побега. Слал жене и товарищам по партии тайные весточки, чтобы вскоре ждали его.
Но по прибытии на место убедился, что это нереально. Из Туруханского края не бежали. Дорога отсюда была одна, по реке. Летом – пароходом или на лодках, зимой – на санях. Свыше тясячи километров. Население в редких прибрежных селениях было настроено отнюдь не сочувственно к революционерам, в некоторых селах располагались посты стражи. А главное, в Туруханском крае, в отличие от Нарымского, имелся телеграф. О побеге сразу стало бы известно, и пока будешь выбираться, тебя сто раз перехватят. Ну а бежать без торных дорог, через таежные дебри, енисейскими притоками и волоками – на такое среди политических желающих не находилось. Рисковать собой они не привыкли.
Свердлова поселили в деревне Селиваниха, в 30 верстах от Монастырского. А вслед за ним в Туруханский край был доставлен еще один член ЦК, И. В. Сталин. В Питере они немножко разминулись. Сталин в это время выезжал за границу, четыре месяца работал там с Лениным. А вернулся через две недели после ареста «товарища Андрея» и не без участия того же Малиновского угодил за решетку. Его определили в другую деревню, Костино.
Надо сказать, наличие сразу двух «хронических беглецов» попортило немало нервов местному начальству. Из Петербурга слали указания смотреть в оба и предпринимать все меры, чтоб не удрали. Но Свердлов-то уже отписал коллегам по партии, что собирается смыться! Через Малиновского это стало известно Охранному отделению. А в октябре на заседании ЦК обсуждался вопрос – нельзя ли организовать побег Сталину? Ну и Свердлову заодно. Тоже ведь член ЦК. Что также стало известно правоохранительным органам. И из столицы в Енисейск сыпались новые вводные, инструкции о повышении бдительности и контроля.
Потом где-то что-то напутали и прошла информация, будто Сталин и Свердлов уже бежали. Якобы Свердлова кто-то видел в Москве, откуда он рванул за границу. Из Питера и Москвы летели срочные телеграммы в Енисейск. Начальник Енисейского жандармского управления реагировал, как положено, во исполнение приказаний слал распоряжения туруханскому приставу Кибирову – проверить, где Свердлов и Сталин? Тот проверял, докладывал. И из Енисейска отписывали по команде – мол, тут они, никуда не делись, и «меры к предупреждению их побега приняты». Но бюрократическая инерция вносила новую путаницу. Одним инстанциям донесли, что ссыльные на месте, а за ними приходили распоряжения других инстанций – проверить, доложить. И снова надо было проверять, отписываться.
Наконец, здешнему руководству надоела подобная свистопляска, и оно вознамерилось решить проблему кардинальным образом. В середине марта 1914 года перевело Сталина и Свердлова в отдаленное селение Курейка, на 180 верст севернее Монастырского. Чтобы и самим местным органам было спокойнее, и перед начальством со спокойной совестью отчитываться – меры против побега действительно приняты.
На этот раз, в отличие от Максимоярского, Яков Михайлович попал в глухомань не один, а с Иосифом Виссарионовичем. Но… они не сошлись! Свердлов писал в Питер: «Нас двое. Со мною грузин Джугашвили, старый знакомый, с которым мы уже встречались в ссылке другой. Парень хороший, но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни…» Да, не сошлись. И причем очень крупно не сошлись. Хотя, стоит заметить, у других большевиков в данный период отношения со Сталиным всегда складывались нормально, Ленин называл его «замечательный грузин».
Впрочем, и Свердлов к нему лез «со всей душой», что называется, без мыла. Несмотря на то, что Сталин был на 10 лет старше его и заслуг перед партией имел куда больше, Яков Михайлович в письмах жене и соратникам панибратски величает его «Васькой» (партийные клички Сталина «Василий», «Коба»). Пытается навязать ему свою помощь и даже покровительство. Но вот «обратной связи» почему-то не возникает. Сталин почему-то отстраняется, не спешит брататься и душу распахивать перед столь милым и контактным человеком! И стена между ними встает нешуточная. Свердлов жаловался жене: «Мы не разговаривали и не виделись с ним».
