Подполковник достал небольшой диктофон, положил на стол, включил клавишу воспроизведения записи.
Офицеры услышали голос капитана:
– Какого черта вы вызвали меня с базы? И так последнее время чувствую, что за мной кто-то внимательно наблюдает.
Врачом бригады «Скорой помощи» был мужчина. Он тут же спросил:
– С чего ты это взял? И кто может наблюдать за тобой?
Зайченко ответил:
– Ну не знаю я!
На этот раз заговорила женщина. Лунин объяснил:
– Голос медицинской сестры.
– А тебе не кажется, капитан, что ты просто трусишь. Привык получать деньги ни за что, а тут предстоит работа, пусть и с минимальным, но все же риском.
– Минимальным? Да если чечены узнают, что я завалил Карахана, то они меня из-под земли достанут и с живого шкуру сдерут. И плевать им, что приговор Карахану вынес Керман.
«Врач» повысил голос:
– Сбавь тон! Лучше подумай, откуда приятели и начальники Карахана узнают о том, что ты работал против него? Им сброшена информация о твоем соучастии в операции «Зигзаг». Ну, а провал операции тебе в вину никто поставить не посмеет, если, конечно, ты сыграешь свою роль до конца. И еще, Игорь Антонович, вспомни, сколько денег ты получишь лишь за то, что на какой-то задроченной станции всего лишь откроешь дверь тамбура спецвагона и выставишь собственную физиономию на обозрение людей Карахана?! Только этих денег тебе хватит, чтобы вывезти супругу за рубеж и вылечить ее в какой-нибудь западной клинике.
Заговорил Зайченко:
– Я свою роль помню, но для чего вы разыграли спектакль с Аллой и вытащили меня с базы? Чтобы повторить то, что мне известно наизусть?
«Врач» спросил:
– А разве ранее тебе ставилась задача обозначать себя перед штурмовиками Карахана? Насколько мне известно, в твою задачу входило лишь одно – открыть дверь в тамбур спецвагона и на подходе боевиков отдать приказ караулу на отражение внезапного нападения противника. Или я что-то путаю?
Молчание.
Затем вновь голос Зайченко:
– Да, я не должен был светиться перед Караханом!
– Теперь тебе понятно, почему нам пришлось пойти на крайние меры и организовать имитацию «приступа» твоей ненаглядной Аллы? Никаким другим способом передать тебе приказ обозначить себя на месте штурма мы не могли.
– Понятно!
– И запомни, Зайченко! Если ты попал в поле зрения контрразведки, вместо базы ГРУ сейчас уже находился бы в камере перед следователем. А Керман получил бы «дезу» о твоей вынужденной замене. Ведь ты же сразу же сдал бы всех, на кого работаешь помимо своей службы. Не так ли?
– Я не буду отвечать на глупые и оскорбляющие мое достоинство вопросы. Вы передали мне то, что должны были передать? Передали. Так валите отсюда.
«Врач» вновь рассмеялся:
– Как пафосно, Зайченко. «Глупые вопросы», оскорбление достоинства, «валите отсюда». Нет, господин капитан, во время приступа бригада «Скорой помощи» обязана находиться при больной до конца. А насчет достоинства ты бы лучше помолчал. Ты продал его. И заметь, добровольно. Так что нет у тебя больше ни офицерской чести, ни достоинства. Да это и к лучшему. Легче жить. Возимся с Аллой положенные полчаса, после этого разбегаемся. И приготовь, Зайченко, кофе. Это все, что от тебя сейчас требуется…
Подполковник отключил диктофон:
– Вот так, товарищи офицеры! Думаю, комментарии излишни.
Генерал посмотрел на Зайченко:
– Что скажете в свое оправдание?
Лунин усмехнулся:
– А что он может сказать? То, что честь разменял на паршивые доллары и евро?
Но капитан неожиданно воскликнул:
– Нет, мне есть, что сказать! Да, я вошел в сговор с бандитами, да, я работал на них, изредка передавая информацию, в принципе, особой ценности не имеющую. Да, я согласился отработать на Кермана против Карахана. Но почему я вынужден, подчеркиваю, вынужден был это сделать? Да потому, что Родина, которой до недавнего времени преданно служил, в благодарность оставила меня один на один с моей бедой. Подполковник подтвердил, что моя жена серьезно больна. Не дай бог вам когда-нибудь увидеть, как мучается единственно родной человек, а ты ничем не можешь ей помочь. Нужна операция, а где взять деньги? Если оклада хватает лишь сводить концы с концами. К кому я только не обращался, чтобы помогли с операцией. И что в ответ? А в ответ сожаление и отказ, мол, твои проблемы – это твои проблемы. И тогда ради спасения супруги я и решился на сотрудничество с террористом Керманом. И можете хоть тысячу раз обвинять меня в измене, все равно, главное, я успел собрать сумму для проведения операции. Осталось только получить вознаграждение за эту командировку, которое пошло бы на переезд Аллы за «бугор» и реабилитацию после операции в элитном пансионате. А операцию ей сделают, и она будет нормально жить. Пусть без меня. Я готов пожертвовать собой ради любимой женщины!
Лунин неожиданно резко повысил голос:
– Перестань лицемерить, подонок! Женой решил прикрыться? Ее горем и болью? Да тебе плевать на нее!
Зайченко попытался что-то сказать, но подполковник оборвал его:
– Молчать! О жене ты беспокоишься? Черта с два. Вот уже год, как ты тайно живешь с малолетней красоткой одного из элитных столичных салонов красоты. Она тебе дорого обходится. Только квартиру снять для развратных встреч стоит больше твоего служебного оклада. А бедной жене, узнавшей о предательстве, ты нагло лжешь. Тешишь ее мыслью о том, что все делаешь только ради нее! И Алла, не знаю, веря тебе или нет, но надеясь на то, что в конце концов избавится от мучительной болезни, вынужденно подыгрывает тебе и связным Кермана, как в последнем случае с фиктивным приступом. Вот ее я понимаю, тебя же даже слушать не хочу. Ты – самая последняя мразь из тех тварей, что я встречал за свою жизнь. Перед прибытием на базу ты встретился со своей молоденькой любовницей. Не забыл сюсюканье в кафе на набережной? И то, что ты обещал этой смазливой гадюке? Напомнить?
Зайченко опустил голову:
– Не надо!
Но Лунин чуть ли не прокричал:
– А я считаю, надо!
Он повернулся к генералу и Полухарову:
– На вопрос любовницы, когда Зайченко наконец избавится от старой и больной жены-сучки и увезет молодую шлюху подальше от этой вонючей страны, – я цитирую слова любовницы Зайченко, – этот подонок ответил: «Скоро, кошечка». Вот съездит в командировку и решит все вопросы.
Подполковник резко обернулся к капитану:
– Я ничего не путаю?
Зайченко промолчал.
Лунин продолжил:
– Ты, скотина, готовился убить жену, что не составило труда при ее болезни, и с проституткой из салона красоты бежать за границу. Конкретно, в Грецию! Нами обнаружены твои счета в греческих банках. И спешу порадовать тебя, они заблокированы. А ты, гаденыш, полностью разоблачен.
Подполковник, смахнув со лба седую челку, опустился в кресло, доложив:
– У меня по Зайченко все! Если есть вопросы, прошу, задавайте!
Полухаров произнес:
– Да какие уж тут могут быть вопросы.
Лунин кивнул:
– Согласен! По закону Зайченко должен быть немедленно арестован и предстать перед судом военного трибунала, но, как вы слышали в записи, сигналом для штурма бандитами Карахана спецвагона на станции Магино должно послужить открывание двери тамбура и личное обозначение персоны предателя. Посему капитан убывает в командировку вместе с подразделением спецназа.
Подполковник взглянул на Зайченко:
– Надеюсь, ты сделаешь все как надо! Иначе будешь уничтожен вместе с боевиками.
Зайченко ответил:
– Да, да, конечно, я сделаю то, что от меня требуется.
Лунин обернулся к генералу:
– У меня все, Вячеслав Юрьевич!
Купавин поднялся:
– Тогда Полухарову забрать Зайченко и – в спецвагон! Маневровый тепловоз уже ждет у ангара. Начинаем активную стадию контртеррористической операции «Паутина»!
Глава 8
Район железнодорожной станции Магино. Среда, 28 сентября.
В 17.20, сняв все дозоры, Есаул собрал банду в единый кулак и под командованием Дракона отправил наемников к железнодорожному полотну. Выждал пятнадцать минут, наблюдая за временной базой из барака, убедился в отсутствии посторонних, пошел следом за подчиненными, постепенно уйдя с грунтовки и забирая понемногу на запад.
Подполковник Вершинин принял доклады старшего группы слежения за местом пристанища бандитов о том, что те начали марш в сторону станции Магино. Чуть позже прапорщик Еремин доложил о том, что из лесхоза ушел и Есаул. Спустя 40 минут командир группы «Рокот» принял доклад о том, что банда миновала линию постов наблюдения, расположенную в километре от станции. Старший лейтенант Шадрин отметил, что боевики ведут себя спокойно, даже беспечно, хотя и соблюдают все меры предосторожности. Но как-то пассивно, будто привыкли. Что означало, наемники Есаула убеждены в отсутствии какой-либо угрозы на настоящий момент. Проход к железной дороге Есаула зафиксировал сам Вершинин. И по поведению Верехова были заметны его спокойствие и уверенность в том, что ситуация развивается по плану бандитов.
