София позволила своим пальцам задержаться в его руке чуть дольше, чем допускали приличия. В конце концов, она вдова, а не девица на выданье, а он помог ей хоть немного разобраться в одном щекотливом деле. Да еще это великодушное предложение! Мужчины сплетничают ничуть не меньше, чем женщины, но только не с женщинами.
— Благодарю вас.
— И быть может, если любовь так и носится в воздухе, вы подумаете и о нас, когда мы уладим дело с вашей племянницей? — Ричард послал ей многозначительный взгляд. — Благодарю за шерри, моя дорогая.
Когда он ушел, София осталась сидеть, потягивая напиток, чувствуя прилив радости — гораздо больше, чем предполагала ситуация. В тот вечер, когда она застала Эмилию и Сент-Джеймса в беседке, он, казалось, был искренне озабочен тем, чтобы репутация племянницы не пострадала, и это говорило в его пользу. К тому же, как напомнил Ричард, у этого молодого человека были красота и деньги, и происходил он из знатной семьи. Совсем неподходящей семьи. Однако почему старая ссора должна влиять на дела настоящего? Да, он сполна вкусил удовольствий, которые предлагали известнейшие красавицы высшего света, но разве горячая кровь такой уж большой грех? Ее Уильям до свадьбы тоже был далеко не святой. Если уж Сент-Джеймсу суждено оказаться в узде одной-единственной женщины, почему бы Эмилии не оказаться этой счастливицей? У ее племянницы, кроме золотистых волос и гибкой фигурки, приводящей мужчин в восхищение, есть еще кое-что. У нее есть ум, и она не боится его обнаружить!
Возможно, дело не так катастрофично, как ей вначале казалось.
Вот несчастье, черт возьми! Досада — из ряда вон. Она его погубит!
В его кармане лежало письмо. Простая записка, но чреватая взрывом.
«Сегодня вечером я буду у Моррисонов. Необходимо увидеться. Э.».
Эмилия нашла возможность послать ему записку, чтобы сообщить, где ее можно будет найти. Записку доставил в его городской дом некий паренек, который схватил монету и радостно удалился восвояси, из чего Алекс заключил, что это сын кого-то из прислуги или же Эмилия просто взяла его с улицы.
Оставалось лишь надеяться, что она была осторожна. Спасибо, что не подписалась полным именем.
Что могло быть у нее такого срочного, что нельзя было подождать до утра? За эту неделю он дважды встречался с ней на утренней прогулке. Эмилия, разумеется, знала, что встретит его в парке, если захочет с ним повидаться. А насчет того, что кто-то их видел или слуга счел необходимым дать знать ее отцу, так об этом Алекс вообще не думал.
Чего она хочет? Поблагодарить за цветы? Нет, она могла выразить благодарность в той же записке или дождаться следующей встречи.
Это был безрассудный порыв — послать ей цветы, но он не жалел о своем поступке. Если это доставило ей удовольствие…
О Боже, он задумался о ней, когда подали рыбу, в пол уха слушая рассуждения отца о налоговой политике правительства! Что она ест, гадал он, тыча вилкой в дуврскую камбалу, приправленную ароматными травами и щедро политую растопленным маслом. Любит ли Эмилия сладкое? Эту тему они еще не обсуждали, хотя уже успели узнать друг друга получше, пользуясь свободой ранних утренних прогулок вдвоем, беседуя о чем угодно — от искусства до архитектуры. Во время последнего разговора она подробно описала ему устройство дома в Брукхейвене, фамильном имении графов Хатауэй. Он чувствовал себя подлецом, выпытывая подробности, которые его, в сущности, не касались. Но если честно, нужно же ему было узнать расположение комнат в доме…
— Алекс?
Потянувшись к бокалу с вином, он поднял взгляд:
— Да?
— Бабушка только что задала тебе вопрос. — Отец, хмурясь, сверлил его суровым взглядом. Он сидел, держа величественную осанку, на привычном месте во главе стола, в строгом черном и белом, безупречно элегантный даже здесь, во время рядового домашнего обеда. В темных волосах проблески седины, что придавало герцогу вид еще более суровый и непреклонный. Но, каким бы официальным и отчужденным он ни казался, Алекс знал — отец его по-настоящему любит, как и всех своих сыновей. Кажется, подобной уверенности очень не хватало Эмилии в отношениях с собственным отцом.
Они сидели в великолепной столовой Беркли-Хауса, с ее дверями, оформленными в классическом стиле, и арочным потолком. Роспись на стенах являла собой шедевр шестнадцатого века и напоминала Алексу фрески, которые он видел во время путешествия по Италии. Огромный стол красного дерева, повсюду канделябры зажженных свечей. Изысканные блюда подавались на серебряных подносах, а бокалы, фамильное наследие, были бесценным сокровищем.
Строгий этикет его всегда раздражал. Благодарение судьбе — или кто там вершил подобные дела, — что его место в семейной иерархии никак не предполагало, что он когда-нибудь станет герцогом! Это очень радовало Алекса.
— Прошу прощения, я что-то задумался. — Повернувшись к бабушке, Алекс изобразил самую очаровательную — и взывающую о милости — улыбку.
— Да, — согласилась она, и он даже встревожился — такой проницательный у нее был взгляд. — Ты действительно витаешь в облаках. Могу я спросить, что стало темой твоих глубоких размышлений?
Они оба, отец и бабушка, выжидательно уставились на него. Не говоря уж об остальных гостях: его кузене, лорде Шоу и его невероятно скучной жене, которая почти не раскрывала рта, и брате Джоуле, пятью годами старше Алекса, уважаемом епископе англиканской церкви. Благодаря сану священника имя Джоула никогда не связывали с легендарной репутацией их брата Джона. Вся слава обрушилась на бедную голову Алекса.
Можно сказать им правду. Не всю правду, конечно.
— Я думаю о ней, — спокойно сообщил Алекс. — Уверен — никого из вас это не удивило.
Это была верная тактика, потому что они действительно не удивились. Все занялись рыбой и последующими переменами блюд. К десерту Алекс понял, что ему не терпится сбежать. Но увы! Отец пригласил его в кабинет выпить послеобеденную порцию портвейна. Выбора не было, пришлось подчиниться. К его удивлению, Джоул и кузен приглашения не удостоились и теперь наблюдали, как они с отцом уходят. Придется им пить портвейн где-нибудь в другом месте. С герцогом Беркли не поспоришь.
Подобное приглашение обычно означало перспективу получить хороший выговор. Однако, оглядываясь в недавнее прошлое, он не мог припомнить ничего такого — впрочем, может, он забыл какую-нибудь подробность, — что дало бы пищу отцовскому гневу.
Неизбежный портвейн был предложен и принят. Они сели в кресла в обшитой деревянными панелями комнате. Алекс — на привычном месте, в кожаном кресле перед роскошным письменным столом розового дерева. Отец занял место за столом, опустив сложенные руки на полированную столешницу. Он забыл про свой стакан, выражение его лица было непроницаемо.
