Я снизился еще, всадники мчатся по ровной как стол степи, легкие и стремительные, все с разными знаменами в руках. У меня в глазах зарябило от оскаленных львов, драконов, леопардов, медведей, взъерошенных вепрей и орлов с распростертыми крыльями. Знамена всех цветов радуги, как и геральдические звери, эту манеру знаков переняли, как мне кажется, у рыцарского сословия.
Хотя кто знает, например, манеру мыться европейцы переняли от сарацин во время крестовых походов, хотя в такое поверить трудно, а главное – непатриотично. Кстати, вон у тех на трепещущих под ветром полотнищах яркие и непонятные знаки, в которых даже я постепенно перестаю видеть древний скрытый смысл. Так, стилизованные изображения цветов, насекомых…
Но это только знаменосцы, каждый от своего племени, рода или клана, а остальная масса мчится следом, даже под облака донесся мерный гул от множества копыт. Хотя варвары и не подковывают своих коней, стараются выиграть в скорости, но когда мчится войско в несколько тысяч человек…
Я распластал крылья и поставил их так, чтобы парить на месте, с высоты наблюдал, как вся конная масса ворвалась в деревню в два десятка легких дощатых домиков. Моментально вспыхнули крыши, выбегающих из домов рубили на месте. Когда конница промчалась дальше, все строения уже полыхают так, что не погасить, да и некому: между горящими строениями трупы, трупы, трупы…
Все выглядело, как ненастоящее, я попытался представить, что там в самом деле убитые, кто-то еще жив, но не может выползти из бушующего огня, крылья уже дрогнули, ожидая сигнала ринуться вниз и спасать, спасать, однако я продолжал плыть дальше, как огромный корабль, равнодушный к судьбам рыбешек.
Вообще-то при таких размерах я сам чувствую собственную уязвимость. Если кто-то вцепится, скажем, в крыло, пройдет несколько драгоценных секунд, прежде чем я соображу, что из меня рвут протоперья. А еще несколько секунд понадобится, чтобы протянуть туда издали страшную когтистую лапу. Ага, а хищник будут тупо ждать, пока я его схвачу, щас…
Медленно и с чувством достоинства проплывают внизу раскаленные на солнце барханы, похожие на верблюжьи холмы из золота. Если долго смотреть неподвижно, начинают колыхаться, и вижу, как двигается это несметное стадо. Медленно и торжественно проплывают подо мной руины усыпальниц древних правителей, остроконечные глыбы сломанных колонн, постаментов…
Я выбирал тщательно, вниз пошел с несвойственной для зверя таких размеров суетливостью. Приземлился благоразумно на вершине бархана, хотя инстинкт угодливо подсказывает выбирать для незаметности низинки. Я оказался прав: в человека превращался медленно и долго, сознание плыло настолько, что раза три вообще не понимал, где я и что делаю, наконец нашел себя на вершине песчаного холма, с которого сыплется и сыплется песок, заполняя низинки с обеих сторон. Окажись в одной из них человек с помраченным сознанием, его бы засыпало с головой…
Отдохнув, я попытался превратиться в большую ящерицу, размером с человека. После двух десятков неудачных попыток получилось, хотя ящерицей чувствовал себя неважно и поспешил вернуться обратно, однако сердце стучит ликующе: получается! Могу не только в эту крылатую тварь разных размеров…
А вот в сторону уменьшения размеров все-таки не рискну, хотя соблазн велик. Уменьшение тела неизбежно уменьшит и массу мозга, а я материалист и не верю, что в мозге пчелы или муравья может существовать разум. Для него нужны размеры, и у человека мозг занимает места едва ли меньше, чем у слона или кита.
Так что для миниатюризации либо нужен обходной путь, либо пусть все остается в области мечтаний. Да и вообще я должен думать о великих свершениях, а не о том, как в виде муравья залезть под чью-то юбку.
Снова огляделся по сторонам, никого ли вблизи, на время трансформации в особенно крупное становлюсь беспомощным, и начал процесс превращения в прежнего дракона, как назвали меня караванщики, а теперь зовет женщина.
Обратно летел усталый, но довольный. Еще пару дней, и весь Гандерсгейм будет на мысленной карте. Ну, в крайнем случае задержусь еще на денек-другой, все равно даже из Сен-Мари войска в Брабант придут не раньше, чем через пару недель. А герцог из далекой Армландии приедет еще позже.
В животе урчало, я глазел по сторонам и подумывал, где бы чего поймать и съесть, а когда навстречу попался голубь, машинально метнул в его сторону раскрытую пасть. В последний момент успел заметить на лапке блеснувшее, понял запоздало, что это почтовый голубь… однако челюсти уже сомкнулись.
Борясь с инстинктивным желанием проглотить этот сладкой комочек мяса, я лапой неуклюже снял с языка окровавленное тельце. Голубь еще жил, глаза медленно заволакивает пленкой смерти, но посмотрел на меня с таким укором, что будь я даже Темным Богом, всего бы перекосило от стыда и угрызений совести.
– Какого хрена летаешь, – прорычал я люто, злой на себя, но, как всегда, обвиняя других, – разлетался, гад, в запрещенном коридоре!.. А если бы столкновение?.. Ты подумал, дурак?..
Гора быстро вырастает в размерах, в темноте пещеры блеснула искорка костра, это Мириам жарит козу, я вытянул шею и пошел на снижение, держа взглядом темный зев. Будь это далеко, пришлось бы приземлиться где-нибудь в безлюдном месте, перетечь в людскую форму, чтобы мог стащить с лапки мертвой птицы колечко, а так я влетел в пещеру, на ходу складывая крылья, сразу же с отвращением выплюнул окровавленный комок.
Мириам опасливо отступила в свою норку, чтобы не задел ненароком крыльями.
– Это твоя добыча? – спросила она с интересом. – Ну да, ты ж великий дракон!
В ее голосе сарказма хватило бы, чтобы пристыдить целую армию бесстыжих викингов, ожила, уже чувствует себя уверенно, а для самоутверждения то и дело втыкает мне шпильки.
Я прорычал зло:
– Этот дурак летел на запрещенной высоте… Вернее, в запрещенном коридоре.
Она переспросила с великим удивлением:
– Что, в воздухе тоже стены?
– Дикари, – проворчал я с презрением. – Прете везде, как дикие козы, самобытность отстаиваете… Чем цивилизованнее человек, тем больше для него запрещенных коридоров! Шаг вправо… гм, взмах вправо – взмах влево – нарушение границы! А этот дурак еще и подпрыгивал.
– Кто?
– Голубь, – проворчал я. – С посланием…
Она переспросила:
– Почтовый?
– Ну да, – буркнул я. – На лапке браслет.
Она выглядывала, как трусливая мышь, жаждя выйти и страшась, наконец спросила с непонятной неуверенностью:
– Можно мне посмотреть?
– Можно, – рыкнул я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
