её сохранить. И тут я буду уже бессилен. Поэтому здесь нужен другой путь. А теперь давай корми меня, как обещала, что у тебя тут?
Через час, когда Лис ушёл, а Гектор ещё не пришёл, Маша села в кресло и попыталась думать о предстоящей ей тайной операции. Когда через час Гектор вернулся с работы (поскольку работа Проводника была под запретом, работал он на данный момент слесарем на вагоноремонтном заводе), в голове у Маши не вырисовалось ничего: она даже не представляла, что ждёт её... там.
Процедуру наметили на завтра.
—Давай сделаем так, — рассказывала Маша Гектору, — Когда я уйду, носитель не отключится. Он будет лежать в режиме ожидания, и ему по-прежнему нужна будет еда, вода. И отсутствие пролежней, желательно, поскольку я ещё хочу видеть его симпатичным. Поэтому тебе нужно будет это устроить.
Гектор кивнул.
—И я постараюсь вернуться поскорей. В конце концов, у меня отпуска полторы недели осталось. Ты готов?
Гектор кивнул, хотя сильно сомневался в правдивости своего ответа.
—Ладно, сегодня давай высыпаться — и завтра с утра... Боженька, помоги мне, — последние слова Маша еле слышно прошептала себе под нос. Что её ждёт? К тому, что ждёт, не подготовишься. Девушка с суицидальными наклонностями, черт бы тебя побрал...
Два кресла да пособие по "Финальной процедуре" — вот и всё, что нужно для "Финальной процедуры". Ну и ещё Проводник и, разумеется, ведомый, который готов к процедуре и знает её назначение.
Слушая, что говорит Гектор и выполняя его команды, Маша перестала чувствовать своё тело, а затем всем сознанием вдруг ощутила, как мир сдвинулся, внезапно стал более блёклым, затем зрение подкорректировалось, будто изображение на экране телевизора, и он стал удивительно чётким, цветным, полным запахов и прикосновений.
Маша сначала чуть не захлебнулась от этого танца жизни, внезапно обрушившегося на неё, а затем, раздвинув воображаемыми руками потоки восприятий, влезла внутрь и вошла в ритм.
И увидела свой носитель в стороне и немного под собой — он лежал в общем умиротворённо, но губы его были поджаты.
"Видно, в последний момент нахождения там я боролась со всей этой стихией", — подумала Маша.
Внезапно над головой возник яркий, призывный свет, за которым, казалось, скрывалось райское блаженство. Переливаясь всеми цветами радуги, он казался добрым и мягким, словно родимая бабушка, что баюкала внучка сказочными колыбельными... И так хотелось идти туда, под её мягкие, пахнущие пирожками ладони...
"Не лети, мотылёк, на огонь ночника", — подумала Маша. Она прекрасно знала, что это за свет: это канал БИМПа для привлечения поселенцев, которые вышли из испорченных носителей. Пойди сейчас Маша туда, и она окажется в общей комнате для программирования, где тысячи поселенцев одновременно кодируются на помещение в новый носитель.
Но ей сейчас не туда. А куда?
Но ей не пришлось решать, куда. Направленный точно на неё силовой луч схватил её бесплотное тельце и мощным рывком вогнал в темноту.
Несколько секунд Маша пыталась прийти в себя: хватка силового луча тактичностью не отличалась.
А затем она услышала в темноте стоны, ужасные стоны боли и бессилия сотен существ, которые находились вокруг неё во всех направлениях.
Нет, это не были резкие вскрики, будто кого-то резко огрели бичом. Это были долгие, мучительно-нечеловеческого напряжения вибрации, похожие на то, как скрипят напряжённые до предела ванты парусника в момент, когда они уже готовы разорваться. Это было за гранью мучения, и в человеческом мире такого бессилия в голосах услышать было нельзя, потому что жизнь человеческая в носителе обрывается куда раньше момента, как интенсивность страдания дойдёт до подобной точки.
Это были не звуки, а вибрации бесконечного страдания. Когда ты падаешь без чувств от гнева к горю, затем к полному безразличию к жизни, а затем пробиваешь дно и летишь через саму смерть в пропасть беспамятства, обычные боль и слёзы кажутся полными играющей жизни и счастья. Но те, кто издавал эти стоны, — из них вытянули все жилы жизни и смерти, и осталось от этих когда-то человеческих существ... что?
—Я тебе отомщу, тварь... — прошептала Маша одной мыслью.
Она попыталась объять окружающую мглу вокруг неё и прощупать её всеми имеющимися чувствами, но вокруг была лишь бесконечная пустота.
Тогда Маша попыталась локализовать источник стонов и обнаружила, что их несколько. Она двинулась к одному из них, самому ближайшему, но так и не смогла понять, приближается или нет: трудно осознать движение, если нет ничего со стороны, за что мог бы зацепиться взгляд.
Однако она всё же двигалась. Движение привело её к сосредоточению магнитных полей, к некой точке в пространстве, где ощущались сильнейшие электромагнитные вибрации. И на пересечении этих магнитных линий было размазано что-то, что можно было отдалённо назвать...
Если взять сознание человека и обозначить его силу за сто процентов, можно двинуться вниз и рассмотреть всё более и более низкие значения. В своём исследовании наблюдатель пройдёт через разум высшего животного, затем спустится куда-то к пресмыкающимся и насекомым, затем он посетит царства бактерий, различной фауны, вирусов...
Там ещё не ноль. А что ещё ближе к нулю? Ещё ближе к нулю было это существо. И его можно было назвать жизнью лишь потому, что где-то валялась коробка, в которой оно раньше лежало, и на этой коробке было написано "тут была жизнь". Или "от бесконечно любящей семьи, покойся с миром" где-то на кладбищенском надгробье.
Тонкая, в атом толщиной плёнка того, что ещё хранила в себе потенциал жизни, которую распластало по векторам магнитного поля, была ещё почти неразличимо жива. Стоны, а точнее, некие вибрации, будто листва на ветру, издавала именно она.
Маша дотронулась до неё своей воображаемой рукой в попытках понять, насколько прочно этот обломок души застрял в своей магнитной паутине. Это было ошибкой. Физика не была Машиным сильным местом.
Поле будто схватило душу девушки за руку и, словно неумолимый токарный станок, в который попал рукав растяпы-токаря, втянуло её внутрь в себя, распластав по своим линиям.
Маша рванулась, но было поздно. Теперь она точно почувствовала, что застряла. Ещё несколько рывков ничего не дали.
И тут же она узнала, что магнитное поле никогда не одиноко: оно создаётся мощным потоком электрического тока, который мгновенно пронизал эфемерное, почти придуманное тельце Маши.
Если бы Маша была здесь в носителе, носитель бы разорвало в клочья или обуглило до черноты - настолько интенсивное было здесь напряжение. Маша же чувствовала, будто сквозь неё проходит очень мощный поток воды
