С опасением взирал отряд на неподвижные увеселительные колеса и затянутые брезентом экспонаты. Ряды лучников и копейщиков стояли на грозных зубчатых стенах, а за спинами их кипела в огромных котлах манная каша. Маячил в небе над бастионами огромный транспарант с физиономией карикатурного персонажа, известного повсеместно благодаря свиткам комиксов и бесчисленным мягким игрушкам. Знаменитый Дурашка-Дракон, вот кто склабился прямо в лица Всадников из-под огромных букв, складывающихся в надпись: «Добро пожаловать в Сарафлэнд. По воскресеньям входная плата на аттракционы — два пенни». Повсюду замечали они безмозглую ухмылку Дурашки-Дракона. Плакаты, вымпелы, стены — все несло на себе идиотскую, вывалившую язык образину. Однако ныне это некогда всеми любимое существо являло собою символ присущей его создателю жажды власти, власти, коей следовало положить конец.
— Могучая сила этот Дурашка-Дракон, — произнес Гельфанд, не обращая внимания на поднявшиеся вокруг него стоны.
— О йа, — согласилась с ним Йорака, — у дер Сарафаннер только и ист в его башка, что шляпп с Дурашка-Дракон да майк с Дурашка-Дракон, да то с Дурашка-Дракон, да это. Один большой вонютшк, этот Сарафаннер, и только.
Гельфанд сказал, что это совершенно справедливо, и что когда они с Сарафаном еще дружили, он был не таким уж дурным малым.
— Но все оказалось притворством, прикрывавшим его истинные цели, — добавил Гельфанд, — и за это мы должны его сокрушить.
— Да, но как? — спросил Ловелас.
— Дер диверсион тактик! — воскликнула Йорака, и куриная кость у нее в носу задрожала. — Нам нужен какой-нибудь думкопф, который отвлетшет его вниманий, пока ми будем нападать с тыл.
Она замолкла и неуверенно покосилась на охваченного любовной страстью Топтуна.
— Я думайт, этот дум… э-э-э… герой мог бы тогда покоряйт сердце любой фройлен.
Уши у Топтуна встали торчком, словно у ждущего подачки боксера, он обнажил меч и вскричал:
— Крона! Я совершу этот подвиг ради твоей славы и чести, как и ради того, чтобы завоевать твое сердце, пусть даже я не вернусь из битвы.
И кое-как подтрусив на упирающемся мериносе к Йораке, он облобызал ее мозолистую руку.
— Но прежде должно тебе одарить меня чем-то таким, что я мог бы носить как твой знак, о прекрасная Йорака, дабы доблесть моя могла сравняться с твоими несравненными прелестями. О знаке прошу я тебя.
Проведя в недоумении не более секунды, Йорака кивнула рогатой главой и разомкнула сжимавший ее запястье кожаный с металлическими накладками борцовский браслет. Его вручила она Артопеду, радостно застегнувшему этот знак на своей шее.
— Зер гут, знак ти полутшил, — сказала Йорака, — а теперь — raus!
Не промолвив больше ни слова, Артопед под ободряющие клики воинов поскакал вниз по склону, направляясь к подъемному мосту. Все быстрей и быстрей несся он, пока остальные бойцы перестраивались, скрытые гребнем холма. Но едва острия бараньих копыт застучали близ внешних ворот крепости, как мост взлетел кверху, обнаружив на своем исподе знакомую чешуйчатую ухмылку и надпись: «Извините, мужики. Закрыто на зиму.» Однако разогнавшийся Топтун неудержимо летел вперед, пока не нырнул в лавандовый ров. С трудом держась на плаву, Топтун завопил от страха, ибо ров внезапно наполнился множеством острых, скрежещущих, клювастых морд. Уйма здоровенных каймановых черепах бросилась к тонущему Топтуну, а лучники, только теперь заметившие непорядок, принялись, не целясь, палить в придурка из луков.
Услышав его истошные вопли, Йорака подскакала к гребню холма и увидела, как атакуемый со всех сторон Топтун барахтается во рву. Прорычав реготанское ругательство, Йорака вихрем подскакала ко рву, прямо с барана плюхнулась в ров и, обвив мускулистой рукой тощую шею Артопеда, устремилась к берегу. Затем отряд ее с благоговейным трепетом увидел, как Йорака поднялась на ноги (всей глубины во рву оказалось два фута) и побежала прочь от опасного места, преследуемая двумя отяжелевшими от стрел и воды мериносами.
Радостное «ура!» вырвалось из глоток Реготунов, когда их предводительница, волоча за собой Скитальца, вразвалочку поднялась на вершину холма. Что-то неслышно бормоча, она принялась делать Топтуну искусственное дыхание, и Топтун закашлялся, извергнув удивительное количество зеленой воды и нескольких маленьких черепашек. Свирепые рептилии изорвали большую часть его одежд, оставив одни подштанники, на седалищном клапане которых высокородная дама обнаружила роскошно вышитую Королевскую Корону Роздора.
— Гей! — воскликнула она, обращаясь к еще не очухавшемуся Скитальцу. — У тебя на дер заднитц вышит Королевский Корон Роздора!
— А где же ей еще быть? — откликнулся Гельфанд. — Он же и есть истинный Король этой и всех прочих Роздорских земель.
— Без шутка? — спросила Йорака, чьи глаза внезапно расширились от охватившего ее вожделения. — Хммм. Может быть, в конец концов дер думкопф ист зер гут.
И ко всеобщему изумлению она принялась что-то ласково нашептывать Топтуну и даже взвалила его на плечо, помогая срыгнуть.
— У нас нет времени на придворные увеселения, — остановил ее Гельфанд. — Отвлекающий маневр не удался, враг предупрежден о наших намерениях. Мы упустили минуту, пригодную для нанесения удара, и теперь нам битвы не выиграть.
— Так чего, может тогда по домам? — спросил Ловелас. — Нет! — ответил Маг, и медальон его заблистал под солнцем, — ибо я вижу, как издали надвигается огромная армия.
— Чтоб я пропал! — сказал Гимлер. — По-моему, нам тут больше делать нечего.
Полными страха глазами они следили за тем, как некая темная масса растекается по далекому холму, надвигаясь на них с пугающей быстротой. Враг то был или друг, никто не мог разобрать. Долгие минуты смотрели они на неведомые полчища, пока на зубчатых стенах Сарафлэнда не взвыли коронеты.
— Это, должно быть, подкрепления урков идут, чтобы уничтожить нас всех! — заныл эльф. — Сыроед послал против нас огромную армию!
— Нет! — вскричал Топтун. — Это не урки, они не похожи ни на что из виденного мною прежде!
Тут уж и остальные увидели, что слова его правдивы. Шеренга за шеренгой огромные воинственные овощи бесчисленной ордой лились по направлению к Сарафлэнду, предводительствуемые монументальным созданием. Далеко разносилась их ужасная песня:
Вставайте, славные Ди-Эты,
Крошить из урков винегреты!
Вперед, вперед тропой войны,
Стручки и клубни и кочны!
Мы по врагам всей массой вдарим,
Их спассеруем и поджарим,
Ботву их превратим в ботвинью
И кинем на съеденье свиньям!
Руби их мерзкие коренья!
Из урков делай удобренье!
— Хо-хо-хо! — грянуло вдруг над землей и испуганные бараны в замешательстве сбились в кучу, словно бараны.
Пораженные страхом воины увидели, как полки помидоров и оравы арбузов, батальоны бататов и роты редисок маршируют под военный марш, играемый на ходу оркестром из пятидесяти брюкв. За бесконечными шеренгами наступающих виднелись все новые подразделения: грозные авокадо, крепкие копья стрельчатого лука, дюжие баклажаны.
Сама земля сотрясалась от ритмичного топота корнеплодов, воздух раздирали тысячи трескучих, визгливых боевых кличей.
Гордо шагал во главе этой армии зеленый генерал, добавивший к своему скромному облачению пару эполет из молодых кукурузных початков. Вдобавок, на каждом плече у него сидело по знакомой фигурке, которые первым заметил Гельфанд.
— Чтоб я треснул! — воскликнул он. — Так это же наши недомерки!
Да, это были они. Мопси и Пепси шатко восседали на плечах Древоблуда, изо всех сил маша ручками Гельфанду и прочим.
Целые акры сельхозпродуктов, чеканя шаг, приблизились к самым стенам Сарафлэнда и перестроились в боевые порядки. Сквозь любезно одолженную Йоракой подзорную трубу Артопед увидел, как пораженные ужасом урки сначала застыли, раззявив рты, а после в панике заметались по бастионам.
— Хо-хо-хо! — громыхнул великан. — Знай, Сарафан, что пред тобою Ди-Эты. Сдавайся или мы тебя в пюре разотрем!
Поначалу крепость никак не откликнулась на предложение Древоблуда. Затем громовый голос ответил пренебрежительным фырканьем, от которого содрогнулась земля.
— Я так понимаю, — сказал великан, — что ты желаешь драки.
Ничего более не сказав, он вернулся к войскам и начал отрывисто отдавать приказания подчиненным, кои немедля их исполняли, бегая взад-вперед, выстраивая полки и приводя в боевую готовность боевые машины.
Громадные арбузы полуподошли, полуподкатились ко рву, за ними последовали гигантские картофелины, которые тяжко опершись на арбузы, осыпали бастионы смертельным градом семян, сметавшим урков со стен. Урки посыпались вниз, словно дохлые дрозофилы, а зрители, обосновавшиеся на холме, разразились бурными аплодисментами, вскоре перешедшими в овацию.
