— Нет, господин, — с беспокойством отвечал смотритель.
— Ну что ж, хорошо. Кто из рабов ее любовник?
— Никто, господин.
— Что ты о ней знаешь?
— Эвника по ночам никогда не покидает кубикул, — начал Тейрезий не очень уверенным тоном, — там она спит вместе со старухой Акризионой и с Ифидой; после твоего купанья, господин, она никогда не остается в бане. Другие рабыни смеются над нею и называют ее Дианой.
— Довольно, — молвил Петроний. — Мой родственник, Виниций, которому я нынче утром подарил Эвнику, не принял ее, стало быть, она остается дома. Можешь идти.
— Могу я еще сказать об Эвнике, господин?
— Я велел тебе сообщить все, что знаешь.
— Вся челядь говорит о побеге девушки, которую должны были доставить в дом благородного Виниция, господин. После твоего ухода Эвника пришла ко мне и сказала, будто знает человека, который может найти беглянку.
— Вот как! — сказал Петроний. — Что это за человек?
— Я не знаю, господин, но я подумал, что должен тебя об этом известить.
— Хорошо. Пусть этот человек завтра ждет в моем доме прихода трибуна, которого ты завтра же утром попросишь от моего имени посетить меня.
Смотритель поклонился и вышел.
Петроний невольно стал думать об Эвнике. Вначале он решил, что молодая рабыня, должно быть, хочет помочь Виницию найти Лигию лишь для того, чтобы ее самое не принуждали заменить Лигию в его доме. Но потом ему пришло на ум, что человек, которого Эвника пришлет, возможно, и есть ее любовник, и мысль эта почему-то была Петронию неприятна. Разумеется, был самый простой способ узнать правду — он мог приказать позвать Эвнику, но час был поздний, и после длительного пребывания у Хрисотемиды Петроний чувствовал себя утомленным, хотелось поскорее лечь. Направляясь в кубикул, он почему-то вспомнил, что заметил сегодня морщинки у глаз Хрисотемиды. И еще он подумал, что о ее красоте только слава идет по всему Риму, а на деле не так уж она хороша, и что Фонтей Капитон, предлагавший ему за Эвнику трех мальчиков из Клазомен, хотел ее купить чересчур дешево.
Глава XIII
На другой день, едва Петроний успел одеться в унктории, как явился приглашенный Тейрезием Виниций. Трибун уже знал, что никаких вестей от карауливших у ворот пока нет, и, хотя это могло означать, что Лигия находится в городе, тревога его лишь усилилась — теперь он начал предполагать, что Урс мог увести Лигию из города сразу после похищения, а значит, до того, как рабы Петрония были поставлены сторожить у ворот. Правда, осенью, когда дни становились короче, ворота запирались довольно рано, но их все равно открывали для всех выходящих из города, а таковых бывало довольно много. За городскую стену можно было пробраться и другими способами — рабы, желавшие бежать из города, хорошо их знали. Виниций, впрочем, разослал своих людей и на дороги, которые вели в провинцию, и к стражам в ближайших городах — с оповещением о сбежавшей паре рабов, с подробным описанием Урса и Лигии и с обещанием награды за их поимку. Было, однако, сомнительно, что поиски увенчаются успехом, а если бы даже беглецов опознали — что местные власти сочтут себя вправе задержать их по приватной просьбе Виниция, не подтвержденной претором[189]. Добывать же подтверждение было некогда. Виниций и сам, перерядившись рабом, весь вчерашний день искал Лигию по всем закоулкам города, но не сумел найти ни малейшего следа, ни намека на след. Ему, правда, повстречались люди Авла, но те, видимо, тоже что-то искали, и это лишь подкрепило убеждение Виниция, что отбили Лигию не слуги Авла и что они тоже не знают, куда она исчезла.
Услыхав от Тейрезия, что есть человек, берущийся найти Лигию, Виниций поспешил к Петронию и, второпях поздоровавшись, спросил, что это за человек.
— Скоро мы его увидим, — сказал Петроний. — Это знакомый Эвники, а она сейчас придет уложить складки моей тоги и сообщит о нем более подробно.
— Это та, которую ты вчера хотел мне подарить?
— Да, та, которую ты вчера отверг, за что, впрочем, я тебе благодарен, так как она, пожалуй, лучшая вестиплика в городе.
Едва он договорил, как Эвника действительно появилась и, взяв с инкрустированного слоновой костью стула тогу, развернула ее, чтобы набросить на плечи Петрония. Лицо у нее было спокойное, в глазах светилась радость.
Петроний внимательно на нее посмотрел и нашел, что она очень хороша. Когда ж она, запахнув на нем тогу, стала укладывать ее складки, то и дело нагибаясь, чтобы их выровнять сверху донизу, он заметил, что руки у нее дивного цвета бледной розы, а грудь и плечи отливают нежными тонами перламутра или алебастра.
— Эвника, — сказал он, — пришел уже тот человек, о котором ты вчера говорила Тейрезию?
— Да, господин.
— Как его зовут?
— Хилон Хилонид, господин.
— Кто он?
— Он врач, мудрец и прорицатель, он умеет читать судьбы людей и предсказывать будущее.
— А тебе он тоже предсказывал будущее?
Эвника залилась румянцем, от которого порозовели даже ее уши и шея.
— Да, господин.
— Что ж он тебе напророчил?
— Что меня ждут боль и счастье.
— Боль досталась тебе вчера от рук Тейрезия, значит, и счастье должно прийти.
— Оно уже пришло, господин.
— Какое же?
И она прошептала.
— Я осталась здесь.
Петроний положил руку на ее золотистую голову.
— Ты нынче хорошо уложила складки, Эвника, я тобою доволен.
От прикосновения его руки глаза у нее вмиг затуманились слезами счастья, учащенное дыхание заволновало грудь.
Петроний и Виниций, не мешкая, пошли в атрий, где их ждал Хилон Хилонид, который при их появлении отвесил глубокий поклон. Вспомнив о своем вчерашнем предположении, что это, возможно, любовник Эвники, Петроний улыбнулся. Стоявший перед ним человек не мог быть ничьим любовником. В странной его фигуре было что-то жалкое и вместе с тем смешное. Он был не стар: в неухоженной бороде и курчавой шевелюре лишь кое-где белели седые волоски. Худощавый, с очень сутулою спиной, он на первый взгляд даже казался горбатым; над горбом торчала большая голова, лицо напоминало сразу и обезьяну, и лису, взгляд был пронзительный. Желтоватая кожа на лице была вся в прыщах, и усеянный ими сизый нос, видимо, указывал на пристрастие к вину. Неряшливая одежда — темная туника из козьей шерсти и такой же дырявый плащ — говорила о подлинной или притворной бедности. При виде его Петронию пришел на ум Гомеров Терсит[190], и, ответив взмахом руки на поклон гостя, он сказал:
— Приветствую тебя, божественный Терсит! Что сталось с шишками, которые тебе набил под Троей Улисс[191], и что сам-то он поделывает на Елисейских полях?[192]
— Благородный господин, — ответствовал Хилон Хилонид, — мудрейший из умерших, Улисс, шлет через меня мудрейшему из живущих, Петронию, свой привет и просьбу прикрыть мои шишки новым плащом.
— Клянусь Гекатой Трехликой, — вскричал Петроний, — твой ответ заслуживает плаща!
Но тут их беседу прервал нетерпеливый Виниций.
— Знаешь ли ты, — спросил он напрямик, — за что берешься?
— Когда две фамилии двух знатных домов ни о чем ином не толкуют, а вслед за ними эту новость повторяет пол-Рима, знать немудрено, — возразил Хилон. — Вчера ночью была похищена девушка, воспитанная в доме Авла Плавтия, по имени Лигия, а вернее Каллина, которую твои рабы, господин, препровождали из дворца императора в твой дом, и я берусь ее отыскать в городе либо, если она покинула город, — что маловероятно, — указать тебе, благородный трибун, куда она сбежала и где спряталась.
— Хорошо! — сказал Виниций, которому понравилась точность ответа. — Какие у тебя есть для этого средства?
Хилон лукаво усмехнулся.
— Средствами владеешь ты, господин, у меня же есть только разум.
Петроний тоже усмехнулся, гость пришелся ему по душе.
«Этот человек сумеет найти девушку», — подумал он.
Тем временем Виниций, нахмурив свои сросшиеся брови, сказал:
— Если ты, голодранец, обманываешь меня ради прибыли, я прикажу тебя забить палками насмерть.
— Я философ, благородный господин, а философ не может быть жаден до прибыли, особенно до такой, какую ты столь великодушно сулишь.
— Так ты философ? — спросил Петроний. — Эвника мне говорила, что ты врач и гадатель. Откуда ты знаешь Эвнику?
— Она приходила ко мне за советом, ибо слава моя достигла ее ушей.
— Какого же совета она просила?
— По любовному делу, господин. Хотела излечиться от безответной любви.
— И ты ее излечил?
— Я сделал больше, господин, я дал ей амулет, который принесет ей взаимность. В Пафосе, на Кипре, есть храм, где хранится пояс Венеры. Я дал ей две нити из этого пояса, заключенные в скорлупку миндального ореха.
