А люди… Два крупных стойбища на расстоянии в несколько десятков километров друг от друга – большие, многолюдные. И… лошади.
Да, в родном мире Семена некоторые ученые по находкам нескольких изображений взнузданных животных выдвинули гипотезу, что лошадь в первый раз была одомашнена очень рано – еще палеолитическими охотниками. Другие ученые, правда, с этим не соглашались и доказывали, что лошадь стала домашней только в неолите, причем далеко не в раннем. У тех и других аргументы были довольно вескими. Семен мало интересовался данной проблемой, он готов был допустить, что одомашнивание лошадей происходило в истории несколько раз. Когда Хью впервые разглядел вдали силуэт всадника, он ни на секунду не усомнился, что это человеколошадь – кентавр. «Что ж, – подумал тогда Семен, – можно предположить, что миф о кентаврах возник не после вторжения "диких" скифов в относительно цивилизованное Средиземноморье, а гораздо раньше. Впрочем, кентаврами лоуринов не испугать – во всяком случае, паники не будет. Да и вряд ли чужаки умеют стрелять с седла или метать копья на скаку – это, безусловно, очень позднее искусство. Но они на лошадях передвигаются и перетаскивают грузы, а это дает огромные преимущества в степи».
Место, которое предложил посетить Семен для проверки своей гипотезы, было ему знакомо – долина степной речки, берущей начало на известняковом плато. Там – в верховьях – расположен солонец. Единственный на десятки километров вокруг. Рев мамонта они услышали издалека-Почти сутки Хью и Семен пролежали в снегу на перегибе склона водораздела. Они забрались в спальные мешки, кое-как присыпали друг друга снегом и смотрели.
Группа мамонтов из восьми голов, включая двух детенышей, вероятно, шла на солонец или возвращалась с него. Двигаясь по тропе, пробитой в снегу, ведущая старая мамонтиха угодила ногой в петлю. Скорее всего, толстенная ременная веревка была привязана к колу, забитому глубоко в землю еще летом. Впрочем, что там за петля и как она крепится, рассмотреть было нельзя, но освободить ногу животное не могло. Остальные, конечно, уходить без нее не хотели. Вероятно, все это продолжалось уже несколько дней. Люди разбили стоянку километрах в двух ниже по течению – в долине одного из притоков. Дымились костры, бродили лошади, добывая копытами из-под снега траву. Присутствия своего люди не скрывали или, возможно, перестали его скрывать, когда поняли, что мамонты никуда не денутся.
Утром того дня люди на стоянке начали вьючить лошадей, но почему-то оставили на месте свои укрытия из шкур и снега. Потом двинулись по долине в сторону мамонтов. За изгибом русла лошадей развьючили, и кто-то из людей повел их обратно.
Попавшая в западню мамонтиха понуро стояла, опустив голову. Остальные бродили поблизости, вороша бивнями уже изрядно истоптанный, перемешанный с навозом снег. Три человека медленно приближались к ним по широкой, утоптанной, посыпанной навозом тропе. Они несли на плечах груз.
Примерно метров за двести мамонты начали беспокоиться. Впрочем, не сильно: то ли они уже обессилели от голода, то ли притерпелись к близкому присутствию людей. Возможно, они вообще не связывали с ними свою беду. Трое охотников продолжали приближаться.
Наконец шедший впереди остановился и воткнул в утоптанный снег связку палок. Семен узнал это приспособление. Три палки, связанные ремнями: одна торчит вертикально, другая – с наконечником – почти лежит на грунте, а третья – короткая – играет роль поперечины, не дающей конструкции заваливаться вправо или влево. «Это же… почти мина! Но это слишком грубо и примитивно, чтобы работать! – недоумевал Семен. – Ведь мамонты – не динозавры, не какие-нибудь пресмыкающиеся – умнее их здесь только люди, но…»
Охотники оставили на тропе штук пять таких приспособлений. Первый человек прошел еще дальше вперед, установил последнее и, обойдя его, опустился на колено. Он положил на истоптанный снег два дротика, третий вставил в копьеметалку, поднял на уровень плеча. И застыл в такой позе. Его спутники, переговорив о чем-то, развернулись и пошли обратно. Миновав «минное поле», они оставили воткнутыми в снег на обочинах еще несколько дротиков.
Оставалось лишь удивляться терпению и выдержке человека, стоящего на тропе: он, кажется, ни разу даже не шевельнулся на протяжении нескольких часов. А потом… Потом тропу перед ним пересек довольно крупный молодой самец. Охотник качнулся, встал на ноги и с криком метнул дротик.
В этом мире Семен насмотрелся всякого, но такого, пожалуй, еще не видел: тяжелый снаряд, больше похожий даже не на дротик, а на копье средних размеров, шел почти по прямой траектории, хотя расстояние было не намного меньше полусотни метров. Удар пришелся в нижнюю заднюю часть корпуса.
Мамонт дрогнул и развернулся всем корпусом к человеку.
Дальше все происходило очень быстро. Один за другим ушли в цель еще два дротика. Мамонт поднял голову и, коротко взревев, ринулся по тропе вперед. Человек развернулся и побежал прочь.
Впрочем, побежал – мягко сказано. На самом деле он рванул как спринтер на стометровке. И это при том, что был он в зимней одежде и двигался вовсе не по гаревой дорожке. «Наверное, у него специальная обувь с шипами, – успел подумать Семен. – Отладкой кожаной подошвой такое невозможно».
Впрочем, охотник не пробежал и сотни метров, когда сзади донесся такой рев, от которого хотелось заткнуть уши – мамонт налетел-таки на «мину» – вторую или третью по счету. Он успел уже достаточно разогнаться и, вероятно зацепив грудью торчащую палку, поднял с земли привязанное к ней копье, торец древка которого уперся в утоптанный снег. Он сам себя с маху насадил на копье. И удар, конечно же, пришелся в пах.
Дальнейшее описанию поддавалось плохо. Обезумевшее от боли, потерявшее координацию животное металось, падало, вставало на ноги… Любая попытка двигаться вперед загоняла торчащее наискосок и вперед копье все глубже в брюшную полость…
Человек собрал торчащие из снега дротики и, когда стало ясно, что продолжения атаки не будет, пошел на сближение.
Агония мамонта длилась часа два – или Семену это только показалось. Охотник метал дротик за дротиком, все больше сокращая дистанцию. Потом снаряды кончились, но появились спутники и передали человеку еще одну связку. Оставшиеся мамонты трубили, ревели и… не вмешивались. У них хватало ума понять, что нельзя повторять действия сородича, вызвавшего его гибель…
Последний удар был нанесен в упор – в сердечную область…
Закоченевший, очумевший от плавания в океане чужой боли, Семен с превеликим трудом смог вызвать волков, спавших в соседнем распадке. Гдето по дороге к ночевке он умудрился подвернуть ногу, но даже не заметил этого. Приходить в себя он начал только поздно вечером:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
