Ей показалось, будто она и Нилл перенеслись в чертог, на многие сотни лет погруженный в волшебный сон какой-то злой феей.
Стены были покрыты некогда великолепными драпировками. Волны, увенчанные хлопьями белоснежной пены, казалось, танцевали в воздухе, а искрящиеся золотом лучи солнца играли на спинах диковинных рыб, беспечно резвившихся в прозрачной морской глубине.
Чудесные морские раковины, кем-то заботливо отполированные до зеркального блеска, будто несли в эту комнату соленое дыхание моря.
Кэтлин осторожно дотронулась до рыбацкой сети.
— Как тут, наверное, было красиво! — воскликнула она.
— До того как черви изъели все дерево и кровать покрылась пылью?
— Нет, — смущенно возразила Кэтлин, — я этого не говорила.
Сдернув с кровати покрывало, изъеденное мышами, Нилл с ожесточением швырнул его на пол, снял с себя плащ и расстелил его на постели.
— Тогда, значит, подумала. Может, моя мать и не замечает, что живет в доме, который больше напоминает навозную кучу, но ты-то уж не могла этого не заметить!
Его исполненные жгучей горечи и стыда слова обидели бы ее, если бы она не чувствовала терзающей его мучительной боли.
— Нилл, я слишком благодарна за то, что у нас есть хотя бы крыша над головой, чтобы обращать внимание на какую-то пыль!
— Пыль?! — Едкий смешок сорвался с его губ. — Да проклятый замок того и гляди рухнет нам на голову! Черт возьми, откуда мне было знать, что им приходится так туго?! — Он повернулся к Кэтлин, будто умоляя ее поверить его словам. — Клянусь тебе, я ничего не знал!
— Конечно, нет.
Нилл не сводил с нее испытующего взгляда.
— Неужели тебе так легко поверить человеку, одно имя которого кричит о предательстве? Тогда ты просто дурочка. Проснись же, Кэтлин! — Широким взмахом руки Нилл обвел комнату, словно указывая на ее былое великолепие, от которого почти ничего не осталось. — Я предал свою мать! Я предал и ее, и Фиону!
— Но ты же не знал!
— Но должен был знать! Чего мне стоило хотя бы убедиться в том, что они ни в чем не нуждаются? Ведь за столько лет я ни разу не приехал в Дэйр! Нет! Я был слишком зол для этого! Слишком горд! Слишком озабочен тем, чтобы исполнить семь подвигов, которые помогли бы мне вернуть потерянную честь! Скажи мне, Кэтлин, где она теперь, моя честь?!
Ей отчаянно хотелось прикоснуться к нему, успокоить терзавшую его жгучую боль, но она боялась, что он оттолкнет ее. И все же решилась. Шагнув вперед, девушка осторожно провела кончиками пальцев по вздувшимся на лице желвакам. Нилл, вздрогнув, отпрянул в сторону, как от пощечины.
— Но ведь именно благодаря ей я осталась жива, — тихо возразила она.
— Да что ты говоришь?! — Едкая, презрительная усмешка скривила его губы. — Неужели тебе никогда не приходило в голову, что на самом деле спасло тебе жизнь? — Он повернул к ней голову, и глаза их встретились.
Сердце Кэтлин вдруг бешено забилось. Мучительный голод и желание — вот что она прочла в этих глазах.
— Я не понимаю.
— Если бы ты не была так прекрасна, Кэтлин, неужели ты думаешь, что рука моя дрогнула бы?
Вспыхнувшее в теле Кэтлин пламя обожгло щеки огнем. Выходит, он любуется ее красотой! И все-таки что-то ужасное, уродливое угадывалось за его словами. Намек на то, что он скорее всего свершил бы свое черное дело, будь она простенькой, незаметной, как сестра Мэри, с ее мышиного цвета волосами и изрытым глубокими оспинами лицом.
Кэтлин нахмурилась, стараясь отогнать от себя мысль о том, что все мужчины одинаковы. Все они ценят в женщинах лишь то, что изменчивая природа дарит каждой при рождении: нежную кожу щек и мягкие губы, пышные волосы и сияющие глаза, — то, что преходяще, мимолетно, а не бесценные сокровища души: мужество, доброту, верность.
Нет, думала она, было бы слишком больно поверить, что Нилл способен вонзить меч в беспомощную, ни в чем не повинную девушку.
— Я верю, я надеюсь, что ты все равно не смог бы убить меня, каким бы ни было мое лицо!
— Почему? Только лишь из-за того, что теперь, когда я нарушил приказ Конна, ты видишь во мне героя из легенды? Неужели ты ничему не научилась за те несколько дней, что провела вместе со мной? — Он презрительно фыркнул. — Ты видишь только то, что хочешь видеть!
Кэтлин упрямо вздернула подбородок.
— И все равно я не верю в то, что ты мог бы убить меня, Нилл!
— Теперь мы уже никогда этого не узнаем, верно, Кэтлин? Так же как не узнаем, почему я бросил на произвол судьбы и замок Дэйр, и всех, кто в нем: для того, чтобы вернуть себе честь, или же потому, что хотел сбежать! — Круто повернувшись, он выскочил за дверь и с грохотом захлопнул ее за собой.
В узкую щель окна лился свет луны, высоко в небе мягко мерцали звезды. За много миль отсюда, в аббатстве, мать-настоятельница, наверное, сейчас тоже не спит, глядя на звезды и думая о ней. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как она уехала из монастыря Святой Девы Марии. В горле Кэтлин застрял комок, глаза защипало. Будь она сейчас дома, то, как обычно, устроилась бы у ног матушки-настоятельницы, положив голову к ней на колени, и гребень мерно шуршал бы в ее волосах, снимая усталость и огорчения минувшего дня. Но теперь рядом с ней нет никого, кто пообещал бы, что завтра все будет хорошо. Казалось, будто чья-то злая воля разделила мир пополам, отрезав от Кэтлин всех, кого она любила, и ей никогда уже не вернуться назад.
— Я не знаю, что мне делать, досточтимая матушка, — прошептала она, давясь слезами. — Этот замок — он словно переполнен горем. Я не знаю, чему мне верить.
Кэтлин сердито смахнула с ресниц слезы, вспомнив, сколько раз аббатиса, взяв ее за руку, вела в сад, когда Кэтлин не могла уснуть. «Подними голову, дитя мое, и посмотри наверх. Ты никогда не будешь одинока. Звезды — это ангелы, которые следят за тобой. Так же как и я, они защитят тебя, даже когда ты вырастешь и покинешь нас навсегда».
Сердце Кэтлин заныло, и все же она была рада, что вспомнила слова настоятельницы. Кэтлин почувствовала, как истосковалась по тишине и покою, разлитому в ночном воздухе, по беспредельной любви, которую дарила ей приемная мать.
Она и понятия не имела, куда ей идти, чтобы оказаться в саду, и все-таки твердо решила отыскать его, пусть даже ей придется блуждать до рассвета. Кэтлин потихоньку выбралась из комнаты и, оказавшись в коридоре, попыталась припомнить, какой дорогой вел ее Нилл.
Раза три она сбивалась с пути, каким-то чудом каждый раз возвращаясь к себе в комнату. На четвертый раз Кэтлин наконец удалось выбраться на какую-то узкую каменную лестницу, которая вела вниз.
Толкнув тяжелую дверь, она распахнула ее, и лицо ее овеяло сладостным ночным воздухом. Кэтлин бесшумно скользнула в темноту, в тень замковых стен, и подняла лицо к небу, мечтая забыть обо всем, что камнем лежало на душе, раствориться в бескрайнем бархате ночи и грезить о том, что она снова у себя дома, в тихом монастырском саду.
