— Мне кажется, что Петро или Джон не будут обращаться в консульство. Зачем им обоим неприятности? Я думаю, мы можем поладить мирно…— сказала Матильда по–мекленбургски с небольшим акцентом.
Проклятая баба, бойся баб, они в нашем деле самый ненадежный элемент, говорил дядька в семинарии, они не только дома портят нам жизнь, они и как агенты вероломны и легкомысленны — бойся баб! Закрутят голову и оставят с голым задом!
— Не будем зря тратить время, Алекс,— вдруг сказал «Конт».— Вас никто не собирается убивать или мучить, я хочу лишь узнать причину вашего появления в Каире и в этом доме. Если вы не хотите отвечать, то можете идти на все четыре стороны. Но в этом случае я немедленно звоню в полицию и сообщаю, что на меня готовится покушение и что вы являетесь кадровым сотрудником мекленбургской разведки. Чтобы окончательно поставить точки над «i». добавлю, что мне известно и другое ваше имя.— Тут он произнес вслух святая святых, известное только узкому кругу лиц в Монастыре,— словно обухом ударил по голове.
— Рита, дай Алексу чистое полотенце и приличный лосьон — он ведь большой поклонник парфюмерии, я просто поразился, увидев у него в номере несметное число бутылочек…
— Ну. это не совсем так… но за лосьон спасибо! — ответил я улыбчиво — король оказался гол, факир пьян и фокус не удался.
— Вот и прекрасно.— Он протянул мне руку с обкусанными ногтями.— И давайте познакомимся! Евгений. Или лучше зовите меня Юджин. С тех пор, как я ушел, я вроде бы и имя свое там оставил…
Пожав руку заклятого врага, я вышел в ванную, испытывая даже удовлетворение, что все стало на свое место. Мягко гудела электрическая бритва, услужливо предоставленная мне коварной Матильдой, я смочил свои аскетические щеки незнакомым арабским лосьоном и решил приобрести пару флаконов этой тысяча и одной ночи для своей коллекции.
Голова с пока еще зигзагообразным пробором приходила в норму, и, поразмыслив перед зеркалом, я решил не играть в «кошки–мышки» и смело уйти под сень легенды, которую вдохнул в меня Великий Лыжник.
Хотя попал я в замазку и нос еще чуть побаливал от ласковых прикосновений, ситуация, по сути дела, оборачивалась вполне благоприятно: целеустремленному Алексу удалось наконец установить контакт, ради которого его и забросили в опасный Каир,— впрочем, не было ли это самоутешением подстреленного фазана, гордящегося тем, что из него на радость охотников сварили превосходный бульон?
Источая благовонные ароматы, я покинул ванную, надеясь прямо у дверей увидеть бдящего «Конта», терзаемого опасениями, что я либо удушился на крючке для полотенца, либо нырнул в унитаз и поплыл прямо до любимого Мекленбурга. Но оба заговорщика мирно сидели в гостиной.
— Прежде всего я хочу извиниться перед вами. Если бы не «беретта» в кармане, я, конечно, не прибег бы к таким крайним мерам…— заметил Юджин.
Откуда он знал о «беретте»? Ох, легкомысленный Алекс, глупая голова, разве ты не помнишь, что во время первого визита к Матильде повесил пиджак с револьвером в прихожей? Ай да Матильда! Бой–баба, прощупала карман на ходу, молоток, когда приносила кофейные чашки! Поделом тебе, кочан капустный с пробором, еще клички развешиваешь и издеваешься, именно ты и есть Задница, причем первая по величине в книге Гиннесса!
— Я всегда ношу оружие, когда выезжаю в места, где орудуют террористы,— Мы перешли на родной язык и я чувствовал себя, как в ресторанчике, что у памятника незабвенному Виконту.— Честно говоря, вы так хорошо знаете мою биографию, что невольно задумаешься, не занимались ли вы мною более плотно?
За моим игривым вопросом скрывались весьма основательные подозрения, не перестававшие мучить меня: а что, если меня бросают в костер так же, как бросили Генри и его пассию? Тут уже страхами не отделаться, пахнет хорошим сроком, хватит времени на изучение Гегеля или языка племени мяу–мяу, неужели и мною пожертвуют ради поимки зловредной Крысы?
Или это проверка меня американцами? Все это очень походило на монотонное блуждание между Сциллой и Харибдой с завязанными шелковым платком глазами — не расплатиться бы потоками кровавых слез и выпущенными кишками, что ж, будем глядеть в оба, пусть каждый дергает за ниточки куклу–Алекса, не передергали бы только, не заигрались бы!
— Я вас не спрашиваю, зачем вы носите с собой оружие,— улыбнулся Юджин,— мне и так ясно, что вас направили сюда с совершенно определенной целью. Разве не так?
Он заложил в рот свою пятерню, накрыл ее своим крючком и начал вожделенно грызть ноготь на мизинце, словно после месячной голодовки дорвался наконец до пищи.
— Не говорите чепухи. Юджин,— ответил я спокойно,— разве вам неизвестно, что мы уже давным–давно не проводим «эксов»? Разве вы не знаете, что все «Эксы» запрещены?
— И вы хотите заставить меня в это поверить? Мы всю жизнь шумим на всех углах о том, что выступаем против индивидуального террора, а на самом деле? Бросьте, Алекс! Мы живем в царстве беззакония! Интересно тогда, зачем же вы пришли ко мне? Хотели пригласить на осмотр пирамиды Хеопса?[36] Или попали в дом случайно, увидели Риту и влюбились в нее с первого взгляда? Как вы узнали мой адрес?
— Разве вы никому не оставляли его в Лондоне? — подкинул я, как сказал бы Чижик, наводящий вопрос.
— Не был там никогда и не собираюсь!
Игрок передо мною сидел класса экстра–люкс, на кого бы он ни работал — на янки, на Мекленбург, на Израиль или на самого дьявола,— метал карты смело и сейчас спутал все разом, с ходу отбрил Алекса: не был — и все тут! А если у «Эрика» ночные галлюцинации на почве старческого маразма, то место ему в комфортабельной богадельне, пусть беседует там с привидениями и не поднимает на ноги сразу две секретные службы!
— Значит, не были? — повторил я, ощущая свою беспредельную глупость.
— По–моему, вопросы задаю я. Мне не нравится, как вы себя ведете, Алекс! Вас взяли с поличным, а вы все крутите. Неужели мне придется вызывать полицию?
Он многозначительно указал на телефон и сделал грозный жест.
— Не волнуйтесь, Юджин, я как раз собираюсь все вам рассказать. И забудьте о покушении! Какой идиот будет пользоваться в этом пчелином улье «береттой» без глушителя? Ведь на звуки сбежится весь квартал!
— А аэрозоль?
— Я же оставил его в гостинице. Я был до этого в Бейруте, там ночью опасно ходить без оружия. Кстати, заряд аэрозоля не смертелен, просто вам попалась кошка, которая только и ждала удобного случая, чтобы издохнуть. Я не скрываю, что искал вас. Мне поручено провести с вами беседу.
— Что это вдруг за ветры повеяли в Монастыре? — удивился он.— Неужели мы превращаемся в буржуазную демократию? Переговоры с перебежчиком? Это неслыханно! И все же я вам не верю! Волков нельзя превратить в овец. Только ради Бога не предлагайте мне вернуться на родину! Не говорите, что мне все простят! Не предлагайте искупить свою вину здесь! — Он рубанул рукою воздух.
— Почему вы меня не слушаете? И я сомневаюсь, что вы отрезали все концы. Ведь у вас там семья…— Я искренне сочувствовал ему, совсем вошел в роль.
Он аж взлетел — словно джинн вырвался из бутылки в небеса:
— Не напоминайте мне об этом! Вот мерзавцы! Я же вижу насквозь весь ваш сценарий: если вы не вернетесь, семье создадут такие условия… да? Сучьи потроха — вот вы кто! Думаете провести на мякине старого воробья? А если обращусь в Международный суд, в Комиссию по правам человека ООН? Да если вы их хоть пальцем тронете, я такое устрою… я выплесну на страницы газет такое, что все вы позеленеете от злости! И не предлагайте мне никакого сотрудничества, и не обещайте златые горы!
Тут не ошибался уважаемый «Конт», наши уста всегда пели сладко и стелили мы мягко — много дураков клюнуло на эту удочку, иных уж нет, а те далече, как Саади некогда сказал. Я уже сгорал от нетерпения, уже жаждал швырнуть на стол свою козырную карту и предложить ему союз со штатниками, и увидеть застывшие от изумления глаза над его крупным, чуть крючковатым носом! Но Матильда слонялась по квартире, и я не хотел втягивать ее в наши маленькие тайны.
— У вас нет виски? — обратился я к ней, ласково поглядывая на мучительные колыхания груди под галобеей.
— Я не пью,— ответил за нее «Конт»,— а Бригитта иногда балуется кальвадосом, популярным у нее на родине, особенно до знаменитого добровольного присоединения к Мекленбургу. Я совсем забыл представить хозяйку дома. Для света она — Грета, а в жизни — Бригитта. Она эстонка.
Новая оплеуха Алексу от француженки с гастонским акцентом, даже не заподозрил этого проницательный Задница с Ручкой, тешился, напевал «Где же вы, Матильда?», охламон!
— Увы, кальвадос не выношу, и хочется хорошего виски. Может, мы сходим вдвоем, если вы не боитесь, что я убегу…— Тут я ностальгически вспомнил, как нам вечно не хватало одной капли во время тончайших бесед с Совестью Эпохи, одной капли, и мы, пошатываясь и придерживая друг друга, выходили вдвоем в магазин, залихватски шутили и с кассиршей, и с продавщицей, вступали в умилительные контакты с такими же ищущими и страждущими.— В крайнем случае идите один, а я посижу под дулом пистолета вашей прекрасной Бригитты. Кстати, чудесный монастырь в ее честь около Пириты в Таллинне… Он с опаской поглядел на меня и задумался.
