Харриет одной рукой схватила мышку и прижала ее к груди, не выпуская изо рта большой палец другой руки. Салли поцеловала ее, уложила на шелестящую простыню и затушила свечу. Свет едва проникал в спальню из гостиной, и она разглядела слезинки на щеках Харриет. Ее охватил такой прилив нежности к своей девочке, что она сама почувствовала, как ее глаза наполнились слезами, а в горле застрял ком.
Она тут же взяла себя в руки, начала гладить Харриет по голове и напевать песенку:
Лаванда синяя, дилли, дилли,
Лаванда зеленая,
Коль будешь ты принцем, дилли, дилли,
То буду принцессой я…
Она вспомнила, как в детстве болела и лежала в кровати, а отец терпеливо сидел в темноте возле нее и пел своим низким голосом эти старые песенки, рассказывал сказки, и рядом с ним она чувствовала себя лучше, ощущала, что она в безопасности. Она никогда не знала свою мать. Отец был ей за обоих, как и она сама для Харриет.
Наконец девочка уснула. Салли подоткнула ей одеяло и на цыпочках вышла в гостиную.
Камин почти погас. Она встала на колени и разожгла его снова, положив туда свернутую газету, пару поленьев и немного угля. Когда огонь разгорелся, она поднялась и взглянула на свои руки. Воды, чтобы вымыть их, не было, нужно снова спускаться вниз; она вытерла руки об юбку и устало села за стол, запястьем убрав волосы со лба.
Салли глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух. Потом поставила подсвечник поближе, достала из саквояжа маленькую тетрадку, карандаш и принялась писать.
25 октября, 1881 года
Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, как мыть и кормить ее, поэтому не понимаю, как буду справляться, но, в конце концов, многие женщины справляются. Я привыкла, что обо всем заботится Сара-Джейн (не забыть: послать ей деньги за этот месяц — наверное, уже кончились?), и даже не подозревала, что приходится так много о чем помнить и думать.
Что мне делать?
Денег у нас десять фунтов или немногим более того. Надо завтра пойти в банк, снять еще чуть-чуть и открыть счет на другое имя. Купить обручальное кольцо. Кажется, вдовы носят его на другой руке. У кого мне узнать? Почему я сама не знаю? Думаю, мы сможем жить спокойно — найдем место получше этого, но я не должна ни в коем случае ходить во Фруктовый дом, к Моллоям, в магазин или в контору. Только письма.
Неужели это на всю жизнь?
Особенно — никаких контактов с поверенным. Будет ли он опротестовывать решение суда? Можно ли его опротестовать? Возможно, следует написать ему, но, наверное, я сожгла за собой все мосты.
Что я должна сделать, раз уж не могу доказать, что Харриет не его дочь, — так это узнать, зачем ему все это нужно и что за всем этим стоит. Узнать все, что получится. Если он занимается противозаконными делами, ему не доверят опеку над ребенком.
И этот священник. Мистер Бич. (Не забыть: сообщить Розе новый адрес, как только мы будем в безопасности.) Его самое уязвимое место — эта ложь в метрической книге. Если я выясню, зачем он это…
Она остановилась, услышав какой-то звук из спальни, но это всего лишь Харриет бормотала во сне. Салли подбросила в камин еще углей и снова села за стол.
…сделал, тогда я буду знать, как его победить. Это мой единственный шанс.
* * *
Поздно вечером Элли услышала, как в дверь Фруктового дома позвонили. Она оторвалась от пасьянса, который раскладывала на кухонном столе, и подняла голову:
— Кто это может быть?
— Так и не узнаешь, если не пойдешь посмотреть, — ответила миссис Перкинс, которая сидела в кресле и читала газету.
Элли нехотя встала. Она уже имела неприятный разговор с полицией, как и Сара-Джейн Рассел; она уже начала подумывать, не сказала ли чего лишнего о том, куда уехала Салли. Может, у сержанта возникли еще вопросы, а может, принесли ордер на обыск.
Но это был не полицейский. Пришел темноволосый молодой человек в грубом пальто. Сперва она приняла его за бродягу, особенно потому, что у него был смешной акцент, но молодой человек оказался довольно вежливым.
— Я ищу мисс Локхарт, — сказал он. — Она дома?
— Нет, сэр, — ответила Элли. — Я не знаю, где она.
— А кто занимается хозяйством в ее отсутствие? Элли услышала позади себя шаги Сары-Джейн и обернулась.
— Могу я узнать, как вас зовут? — спросила няня.
— Дэниел Голдберг. Я журналист. Я знаю, что случилось с мисс Локхарт, и думаю, что могу ей помочь. Но мне надо поговорить с ней лично.
Элли сделала шаг в сторону, но Сара-Джейн к двери не подошла — они обе начали опасаться незнакомцев.
— Я не могу сказать вам, где сейчас находится мисс Локхарт, потому что не знаю этого, — сказала Сара-Джейн. — Она не появлялась дома с утра. И я не знаю, когда она вернется. Если бы и знала, не уверена, что должна была бы говорить вам, но я действительно не знаю.
— Можно оставить ей записку? — спросил незнакомец.
— Почему нет? — ответила Сара-Джейн. — Вы не собираетесь об этом писать? Это попадет в газеты?
— Пока нет. — Он что-то нацарапал в блокноте. Потом оторвал листок, свернул его и написал имя Салли на обратной стороне. — Пожалуйста, передайте ей. Это очень важно. Спокойной ночи.
Он приподнял свою широкополую шляпу и удалился. Элли закрыла входную дверь.
Сара-Джейн с сомнением смотрела на записку.
— Думаешь, он говорит правду? — спросила Элли.
— Не знаю. Я ничего не знаю. Думаю, надо послать ее миссис Моллой… Но если Салли не там, как сказал полицейский, она все равно ее не получит.
— Наверное, лучше оставить здесь. Пока от нее не будет новостей.
Сара-Джейн кивнула. Она положила записку на полку в прихожей, а Элли вернулась на кухню.
Глава двенадцатая
Банковский управляющий
Ночью Салли несколько раз просыпалась, потому что Харриет все время ворочалась, а кровать была довольно узкой. Один раз девочка даже закричала во сне, но Салли обняла ее, убаюкала, и та вскоре успокоилась.
Когда Салли решила, что уже пора вставать, она вылезла из-под одеяла, уставшая и разбитая, и пошла разжигать камин и ставить на огонь чайник. «Интересно, долго мы так протянем? — подумала она. — Нет, это только временно. Надо как можно быстрее найти место получше, тогда можно будет связаться с Сарой-Джейн и начать выяснять, что же скрывается за всеми этими приключениями».
Она заварила чай и пошла будить Харриет. За то короткое время, что ее не было в спальне, малышка описалась. Салли встала в нерешительности. Что в таких случаях делала Сара-Джейн? Она не могла вспомнить. И что же ей теперь следует делать?
Она сняла одеяла, чтобы не намочить их, и взяла ребенка на руки. Харриет начала сопротивляться — она не хотела вылезать из теплой постели, но Салли отнесла ее в гостиную, поставила перед камином, а сама начала убирать простыни. А теперь что? Надо бы ее вымыть, но можно ли оставлять девочку у открытого огня, пока она будет разогревать воду? Пусть это будет уроком: сначала разогрей воду, а уж потом буди Харриет. И чай заваривай попозже: к тому времени, как соберешься его пить, он уже остынет. А воду для чая можно было как раз использовать, чтобы вымыть девочку.
— Постой здесь, милая, — сказала Салли. — Мама пойдет принесет воды. И не подходи слишком близко к огню…
Взяв кувшин, она поспешила в ванную комнату. Та оказалась занята. Салли опять встала в полной нерешительности; тут открылась дверь рядом с ванной, и из нее вышел мужчина в пальто и котелке. Он уставился на Салли — она выбежала за водой прямо в ночной рубашке, но быстро отвел глаза и спустился вниз. Она покраснела от стыда. Вскоре дверь ванной открылась, и оттуда вышел еще один мужчина, тоже в верхней одежде. Он на секунду остановился, как и первый, будто желая что-то сказать, но лишь нахмурил брови и тоже спустился вниз, так и не проронив ни слова.
Салли стиснула зубы, быстро вошла в ванную, наполнила кувшин водой, согретой газовой горелкой, и вернулась к Харриет, плотно закрыв за собой дверь.
— Ну, Хэтти, сейчас мы тебя вымоем, — сказала она, наливая воду в таз.
— Нет, — ответила еще полусонная, с отметинами от подушки на лице Харриет, уткнувшись маме в бедро.
Салли сняла с нее мокрую ночную рубашку, обтерла дочь губкой, обернула одеялом, а сама начала искать чистую одежду. Но уезжали они в такой спешке, что она не положила в сумку чулки для Харриет.
— Ладно, наденешь вчерашние, — сказала она. — А сегодня купим еще. Думаю, маме тоже придется надеть вчерашние. Ну, давай вставай…
Она одела дочурку и тут заметила, что огонь в камине погас. И бумаги, чтобы развести его снова, больше не осталось.
— Да, Хэтти, тяжело нам с тобой придется, — сказала Салли, сажая дочь в кресло.
Девочка посмотрела на нее заспанными глазами, потом закрыла их, словно выражая свое презрение, и свернулась калачиком в кресле, пытаясь устроиться поудобнее на холодной кожаной обивке.
