— Знаешь, я же старуха, — сказала она жалобно.
Я наклонилась, потрепала ее по руке.
— Не надо так прибедняться. Даже сейчас тебе никто с виду не даст больше семисот.
У нее появилась дрожащая, но все же улыбка.
— Первые годы жизни я провела в Сеффренеме.
— Никогда не слышала.
— Затерянный город, сейчас погребен глубоко под песком пустыни. Но когда-то был центром искусства, торговли и религии. Все боги обитали там — каждый в своем храме. И я была оракулом самого великого из них — Сеффора. Люди месяцами терпели тяготы пути, чтобы припасть к моим ногам и услышать мои пророчества. Мне приносили дары — драгоценности, еду, меха. Почитали меня, как богиню. Если учесть, какие видения меня посещали, стоит ли удивляться, что я стала считать себя божественной?
На это у меня ответа не было. Я вот знаю, что думала о себе после того, как слышала раскатистый, грохочущий голос Рауля, и не могу сказать, чтобы это было что-нибудь особо возвышенное.
— Как же должны были смеяться боги! — горько сказала Кассандра. — Они знали, что меня ждет впереди. Может быть, они сами эту трагедию и поставили.
Она замолчала, снова переживая минувшее, а мы с Коулом сидели, заставляя себя сдерживаться, не вскочить с криком: «Какую? Какую трагедию?»
Наконец она заговорила:
— Однажды я проснулась утром и увидела такое страшное видение, что чуть не лишилась дара речи. Я видела, как моего мужа сбросила лошадь — Фаида, — и он погиб под ее копытами. О видении я рассказала ему, но он только засмеялся. Фаиду он воспитал сам из жеребенка-несмышленыша. Она была послушна, с хорошим характером, без норова. Муж сказал мне, что это моя беременность навевает мне кошмары. Беременность была уже третьей и длилась четвертый месяц — вдвое дольше, чем две первых.
Она мучительно сглотнула слюну — будто в горле торчал нож.
— Он погиб в тот же день. Никто не видел змеи, ужалившей Фаиду. От укуса она обезумела, вскинулась на дыбы, сбросила его и разбила ему голову копытами. Все, кто с ним был, говорили, что Фаида околела почти сразу. А на следующий день я потеряла ребенка.
Она посмотрела на нас иссушенными болью глазами.
— И так было всегда. Я не могу спасти самых близких и дорогих, потому что они не верят в мои видения.
Мы с Коулом оглушенно молчали. Что жизнь может быть так длинна, не укладывалось в голове. Но любовь, страдание — это я могла постичь. И меня всегда восхищали те, кто смог уцелеть.
— Каждый слышит лишь то, что хочет услышать, — сказала я наконец. — Одно из самых идиотских свойств человека, но оно имеет хорошие стороны. Например, когда кто-нибудь тебе говорит: «Не будь кретином, тебе никогда не выдумать средство от СПИДа», — самое время выработать у себя ситуационную глухоту.
— А тогда что хочешь услышать ты? — спросила она.
— Что тебе стало легче, потому что мы тебе поверили, — ответила я и посмотрела на Коула в поисках поддержки. Он быстро кивнул.
— А вы знаете, как я это понимаю? — спросила она нас обоих, и мы оба покачали головой, а Коул взял в ладони руки Кассандры, с обломанными ногтями и ободранным лаком. — Я понимаю так, что боги перестали смеяться.
Глава 14
Уже покончив с десертом, мы решили, что легкий и здоровый завтрак будет самое то. Пока Коул открывал три банки равиоли, а Кассандра разводила порошковый апельсиновый сок, я позвонила Эви.
— Жас, случилось такое, что лучше быть не может!
Ну, слава Богу. Я уже вполне созрела для хороших новостей.
— А что случилось?
— И-Джей всю эту ночь плакала.
— Потрясающе!
— Ладно, я понимаю, так сразу до тебя не дошло, что хорошего. Но ты сейчас поймешь. Вот мы с ней сидим, качаемся на стуле возле ее кроватки, в четыре утра, и обе ревем в три ручья. И вдруг до меня дошло — это же полная, абсолютная херня!
Я отодвинула трубку от уха и уставилась на нее. Эви не ругается. То есть не ругается никогда. Тут до меня дошло, насколько она на краю.
— И что случилось?
— Я разбудила Тима и говорю: «Тим, как хочешь, но ты бы не стал так долго реветь впустую без никакого толку». Не знаю, что он там понял, но согласился со мной, что поехать с ней в больницу — отличная идея. И там нам попалась отличная тетка педиатр, которая сказала, что у И-Джей в ухе жуткая инфекция. Сказала, что девочка очень мучается. И еще она сказала, что есть лекарство от колик — которые на самом деле рефлюкс. Жас, она не должна мучиться, ура! И мы теперь за эту новую докторшу будем держаться обеими руками! Потрясающая женщина.
— Вот это и правда здорово! Передать не могу, как я этому рада. А теперь скажи, ты меня сейчас можешь внимательно выслушать?
— Могу, конечно.
— Чтобы ты потом не говорила, что тебе там что-то мешало и ты меня не расслышала.
Эви засмеялась — избавившись наконец от страшного напряжения, полная той самой радости, которую я слышала, когда дочка только родилась. Это подняло мне настроение так, как ничто другое.
— Можешь не сомневаться.
— О'кей, продолжай быть такой же превосходной матерью, а я обратно к работе. И как только она задремлет, чтобы ты тоже поспала.
Я же пока что буду избегать сна, как жертва сильного сотрясения, — до тех пор, пока не разрешат.
— Есть, мэм! — пропела Эви.
— Вот это мне нравится.
За десять минут я приняла душ и переоделась, а тем временем подоспел завтрак. Я поделилась хорошими новостями, и мы поели в относительном молчании — может, поэтому Коул приспустил флаг, и если бы не быстрая реакция Кассандры, мог бы ткнуться мордой в соус, когда в ту же минуту заснул. Я разбудила Бергмана, и он охотно поменялся местами с Коулом, когда узнал, что мы оставили ему банку равиоли и кусок шоколада.
— А вы, девушки, так будете весь день здесь торчать? — спросил он, садясь есть. Один взгляд на монитор показал ему, что видел Коул во время своего дежурства все утро. Абсолютно ничего. — Поскольку «Констанс Мэллой» явно временно в коме, я придумал кое-какие эксперименты.
— Эти твои эксперименты так застенчивы, что при зрителях их ставить нельзя? — спросила я.
— Вроде того.
Хотя мы все подписали бергмановскую клятву держать язык за зубами, старые привычки действительно отмирают тяжело, если вообще отмирают.
— Не вопрос, — ответила Кассандра. — Все равно Жасмин уже пора встретиться с моим приятелем.
— Ты фею послала курьером передать записочку? — спросил Бергман, ухмыльнувшись.
Вот именно что.
— Бергман… — Кассандра закашлялась, замотала головой и одними губами произнесла: — Потом.
