Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потрясенный подпоручик попятился назад и рухнул на колени около мертвого испанца.
– Четвертый гусарский… – пробормотал он еле слышно. – Первый эскадрон.
Гусар натужно захохотал, и по лицу его пробежала гримаса боли. На мгновение он зажмурился, потом открыл глаза и вновь рассмеялся, опуская пистолет.
– Прошу прощения. Четвертый гусарский, Первый эскадрон… Я сам из Первого эскадрона, приятель. Точнее, был из Первого эскадрона. Прошу покорно меня простить. Во имя Пресвятой Богородицы, так ее и растак, прошу прощения… Я же не виноват, что твой мундир заляпан грязью. Мы знакомы? Хотя с такой мордой, больше похожей на бурдюк с вином, тебя и родная матушка не узнает. Кто это тебя так отделал?.. Хотя нет, скажи сначала, как тебя зовут, ну же, говори, не стой как истукан.
Фредерик вонзил саблю в землю у правой ноги.
– Глюнтц. Подпоручик Глюнтц, первая рота.
– Глюнтц? Тот молоденький подпоручик? – Гусар недоверчиво покачал головой, будто сомневаясь, что они говорят об одном и том же человеке. – Клянусь гвоздями Христовыми, я бы ни за что вас не признал… Что же с вами приключилось?
– За мной погнался улан. Мы потеряли коней и вступили в схватку.
– Понятно… Значит, это улан вас так разукрасил. Очень жаль. Помнится, раньше вы были вполне привлекательным юношей… Что ж, господин подпоручик, прошу извинить, что не встаю поприветствовать вас по всей форме, здоровье не позволяет… Мое имя Журдан. Арман Журдан. Двадцать пять лет службы, вторая рота.
– Как вы здесь очутились?
– Так же, как вы, полагаю. Скакал во весь опор, что грешник у черта на закорках, а за мной гнались человек пять зеленых, расположенных воткнуть свои пики мне в зад… В лесу я от них оторвался. Всю ночь скакал, спасибо Фалю, славный был конь, вот он, слева от вас, бедное животное. Его убил этот сукин сын, которого вы разглядывали.
Фредерик перевел взгляд на труп испанца.
– Кажется, это партизан… Это вы его застрелили?
– А кто же еще? Около часа назад. Мы с Фалю хотели вернуться к нашим, если хоть кто-нибудь еще остался, а этот ублюдок бросился на нас из кустов и начал палить. Моему бедному коню сильнее досталось… – Он с грустью взглянул на мертвое животное. – Славный был конь, настоящий друг.
– А что стало с эскадроном?
Гусар пожал плечами:
– Я знаю не больше вашего. Вряд ли он теперь существует. Эти уланы здорово нас провели: подпустили поближе и ударили с тыла. Со мной были четверо товарищей: Жан-Поль, Дидье, еще один, которого я не знал, и вахмистр, такой маленький и белобрысый, Шабан… Их всех перебили, одного за другим. Не дали ни малейшего шанса. С нашими заморенными лошадьми, после трех атак, это было не сложнее, чем пострелять оленей, привязанных к дереву.
Фредерик посмотрел на небо. В просветах между древесными кронами разливалась чистая синева.
– Интересно, кто победил… – сказал он задумчиво.
– Кто знает? – усмехнулся гусар. – Уж точно, господин подпоручик, не вы и не я.
– Вы ранены?
Несколько мгновений собеседник пытливо разглядывал Фредерика, а потом саркастически улыбнулся.
– «Ранен» – не совсем точное слово, – сказал он, будто усмехаясь какой-то шутке, понятной ему одному. – Вы видели мушкет этой гадины, – он указал стволом своего пистолета. – Видели штык в два дюйма шириной? Что ж, прежде чем отправиться в пекло, выродок попа и шлюхи нашел время им продырявить мне кишки.
Гусар откинул доломан, закрывавший живот, и Фредерик побелел от ужаса. Штык вошел в правую ногу чуть повыше бедра, распорол внутренности и торчал из живота. В жуткой ране, полузакрытой сгустками крови, виднелись кости, жилы и порванные нервы. Гусар кое-как перетянул бедро ремнем, надеясь остановить кровотечение.
– Сами видите, господин подпоручик, – сказал он, вновь прикрывая рану доломаном. – Дело мое труба. К счастью, мне не так уж больно: тело как будто спит. А смешнее всего то, что никаких важных частей штык не задел; похоже, я умираю от простой кровопотери.
Ветеран был холоден и спокоен – так спокоен, что Фредерику стало страшно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Вам нельзя оставаться здесь, – заявил он, не слишком хорошо понимая, куда и как сможет доставить раненого. – Я выведу вас отсюда, найду помощь. Это… Это просто какой-то кошмар.
Гусар пожал плечами. Собственная участь нисколько его не волновала.
– Вы ничего не сможете сделать. Здесь, под деревом, мне, по крайней мере, удобно.
– Вас, наверное, можно вылечить…
– Не говорите глупостей, подпоручик. Я здесь торчу целый час, вокруг сплошная грязь, так что заражение гарантировано. За двадцать пять лет я повидал достаточно, чтобы не тешить себя пустыми надеждами… На этот раз старине Арману выпали скверные карты.
– Если я не приведу подмогу, вы точно умрете.
– С подмогой или без нее, а я, почитай, уже покойник. Мне вовсе не улыбается брести неведомо куда, волоча за собой кишки. Здесь тихо и спокойно. Вы лучше позаботьтесь о себе.
Оба надолго замолчали. Фредерик сидел на земле, обхватив колени. Гусар закрыл глаза и, казалось, забыл о существовании юноши. Наконец Фредерик встал на ноги, поднял саблю и подошел к раненому.
– Я могу что-нибудь для вас сделать, прежде чем уйду?
Гусар медленно открыл глаза и удивленно посмотрел на Фредерика, будто не ожидал, что он все еще здесь.
– Думаю, что да, – ответил он, приподняв свой пистолет. – Я потратил все пули на эту сволочь, а мне хотелось бы иметь хоть одну на случай, если сюда кто-нибудь забредет. Вы не могли бы зарядить его? Все, что нужно, в моей седельной сумке.
Фредерик взял пистолет за длинный ствол и направился к мертвой лошади. Он быстро разыскал пороховницу и мешочек с пулями. Зарядив оружие с помощью шомпола, юноша вернул пистолет раненому и заодно отдал ему пороховницу и пули.
Гусар бережно взял оружие, взвесил его на руке и попробовал прицелиться.
– Что-нибудь еще? – спросил Фредерик.
Раненый снова посмотрел на молодого человека. Теперь в его глазах была горькая насмешка.
– В Беарне есть деревушка, где живет одна славная женщина, а муж у этой женщины солдат, и он сейчас в Испании, – сообщил гусар, и Фредерику показалось, что голос слегка потеплел – но лишь на миг, не больше. – Возможно, вы, господин подпоручик, слышали об этой деревне или даже проезжали мимо… Не важно. По правде говоря, вряд ли вы надолго меня переживете. Что-то я сильно сомневаюсь, что вам предстоит вернуться во Францию.
Фредерик с изумлением глядел на ветерана:
– Как вы сказали?
Гусар закрыл глаза и вновь облокотился на ствол дуба.
– Убирайтесь, – приказал он чуть слышно, но твердо. – Оставьте меня в покое.
Потрясенный Фредерик двинулся прочь с саблей в руках. Миновав трупы лошади и партизана, он решился обернуться. Гусар сидел неподвижно, опустив веки, не выпуская из рук пистолет, равнодушный к опасности, войне и самой жизни.
Оставив поляну, Фредерик продолжал свой путь. Вдруг сзади грянул выстрел. Юноша бросил саблю, закрыл лицо руками и разрыдался.
Фредерик не сразу смог идти дальше. Теперь он окончательно запутался, где запад, а где восток. Лес казался ему непроходимым лабиринтом, западней, наполненной запахами гниения, пороха и смерти. Юношу охватила безмерная тоска, ноги больше не слушались, боль во рту сводила с ума. Обнаружив, что идет с пустыми руками, Фредерик понял, что потерял саблю, и бросился на поиски, однако, сделав несколько шагов, остановился. К черту саблю, к черту все. Дальше он брел потерянный, не разбирая дороги, то и дело натыкаясь на деревья. Голова кружилась, взор туманился. Жар заставлял говорить вслух, как в бреду. Фредерик разговаривал с друзьями, с де Бурмоном, с Клэр… Он все понял, наконец-то он все понял. Не зря он упал с лошади, точно Павел по пути в Дамаск… Подумав об этом, Фредерик расхохотался, и смех его громко разнесся по лесу. Бог, Родина, Честь… Слава, Франция, Гусары, Битва… Слова срывались с языка одно за другим, он повторял их снова и снова, меняя интонацию. Он сходил с ума, как пить дать, сходил. Все они сумасшедшие, все, кто повторял эти глупости о долге и славе… Один умирающий гусар все понимал, потому и застрелился. Он был старый и умный, сообразил, как поскорее со всем покончить. Так и есть. Остальные ни черта не знали, романтичная дурочка Клэр, бедняга де Бурмон… Грязь, дерьмо и кровь – вот что это такое. Одиночество, холод и страх. Голый, всеобъемлющий страх, который сводит с ума и заставляет выть по-звериному.
- Гаванский шторм - Касслер Клайв - Зарубежные приключения