Мармеладная коробка хорошо поместилась между этими Эстонскими Энтсю… или как там их называли, но за ними я вдруг нашла… мешочек с медалями таты! Интересно, откуда у мешочка взялись ноги, чтобы перебраться из шкафа для одежды в книжный?
Медали были такие красивые, что было невозможно так просто положить их обратно за книги, и ведь ничего с ними не случится от того, что я немножко с ними поиграю!
Я отнесла мешочек со всем содержимым в спальню и разложила то, что в нём было, — медали, ложки и другие серебряные вещички — на маминой-папиной кровати. Одна большая золотая медаль была по игре матерью-козой, а другие — её козлятами. Ложка для сахара, напоминавшая совок, очень годилась быть серым волком: в неё потом можно положить большие крупинки соли и играть, что это камни, которыми коза-мать наполнила волку брюхо. Охотником стал нож для масла — его золотое лезвие сияло особенно ярко, оно было совсем новое, насколько я знала, этот нож ещё ни разу на стол не клали. Самым маленьким козлёнком стала одна медаль с сине-чёрно-белой ленточкой. И даже подходящий часовой футляр для этого седьмого козлёночка имелся — внутри больших призовых настенных часов таты!
Эти часы были в деревянном шкафчике и громко и очень красиво тикали, но их надо было время от времени заводить, крутя специальный ключик. Эти часы больше стояли, а тата пользовался обычно будильником с серебристым куполом, который можно было завести и заставить звонить в определённое время. А призовые часы издавали через каждые полчаса громкий бой, и это даже иногда пугало по ночам. Я решила на время своей игры их все-таки завести, но это оказалось не так-то просто. В конце концов ключик влез в нужную дырку, по покрутить его у меня не хватило силы.
Большая золотая медаль хоть и кричала, вытирая глаза: «Где мои дорогие козлята?», но никто не отвечал: волк — сахарная ложка — уже проглотил маленькие награды — козлят — живьём и целиком и дрых под одеялом.
— Мамочка, я здесь, в шкафчике для часов! — ответила маленькая медаль высоким голосом Беэры Неэлус.
Но до счастливого конца сказки на сей раз не дошло, потому что снаружи послышался шум мотора автомобиля и скрип тормозов. Я выскочила в кухню и, глянув в окно, увидела угловатую тёмно-зелёную машину. Из неё вылез, держа портфель, чёрный дядька. Тот, самый противный, который назвал меня отродьем. Вместо чёрного пальто на нём была чёрная куртка, словно от пальто отпала нижняя часть. Мой живот и ноги со страху зачесались, я быстро шмыгнула в спальню и включила радио.
«Наши дети растут не для того, чтобы их посылать на смерть, ибо мы не хотим войны!» — пели Георг и Карл Отс. С ними было не так страшно.
Маленький розовый мраморный альбом
Сирка залаяла ещё до того, как в дверь стали стучать кулаком. У мамы для тех, кто стучал в дверь, было три ответа. Самый обычный был: «Войдите!», но если она была занята каким-то домашним делом или была непричёсана, она кричала: «Минуточку!». Но когда мама была в грустном или плохом настроении, она спрашивала: «Кто там?».
Я тоже крикнула: «Кто там?», хотя хорошо знала, что за дверью ждал противный чёрный дядька. Сказка кончилась: чёрные дядьки и вполовину не столь наивные, как серые волки, которые на вопрос козлят показывают свои лапы.
Я никогда не знала, заперта дверь или нет. Иногда, уходя утром в школу, тата оставлял меня взаперти, а иногда дверь оставалась незапертой. В это утро ключ торчал в замочной скважине с внутренней стороны, значит, дверь не была заперта.
— Кто там? — крикнула я на всякий случай ещё раз, стараясь сделать голос очень сердитым.
Чёрный дядька даже не потрудился ответить, он просто вошёл, отпихнул ногой в сапоге гончую, которая лезла его обнюхивать, и уставился на меня, издевательски усмехаясь.
— Ну, настроение петь прошло, а?
Я набралась смелости и объявила:
— Ни мамы, ни папы нет дома!
Я, конечно, знала, что хороший ребёнок должен первым делом поздороваться со взрослым, но разве скажешь приветливо «Тере!» в ответ на издевательский вопрос!
Но дядьку больше и не интересовало моё настроение. Не обращая на меня внимания и не сказав мне ни слова, он направился в большую комнату. Я бросилась вслед за ним и снова крикнула:
— Мамы и таты НЕТ дома!
— Это я и сам знаю, — пробурчал дядька и выдвинул большой ящик письменного стола. — Мамочка уже там, где ей и место, а папочкины дела мы только расследуем.
— Вещи мамы и таты нельзя вытаскивать! — предупредила я, а у самой плач подступал к горлу. — Тата должен скоро вернуться домой!
— Где-то тут должны быть эти фотоальбомы? — чёрный дядька будто не слышал моих слов. Он немного покопался в ящиках письменного стола и затем так их и оставил. На сей раз он не высыпал всё из них на пол, а прямиком направился к книжному шкафу, рывком распахнул дверки в нижней его части, словно прочитал мои мысли о том, что я ему не скажу, что альбомы там…
«Так нельзя делать!» — хотела я крикнуть, но не могла вымолвить ни слова. Я уже знала, что чёрный дядька гораздо сильнее меня, да и было бы странно наброситься на него, когда он, не обращая на меня внимания, присев, перелистывает один за другим лежащие на полу фотоальбомы мамы и таты, словно что-то ищет между страницами.
— Ха-а! — воскликнул чёрный дядька победно, когда раскрыл спортивный альбом таты. — Тут наш папочка марширует под сине-чёрно-белым флагом! Чёртов буржуйский подлиза! — И трах — вырвал фото из альбома.
— Мама и папа не разрешают рвать свои вещи! — крикнула я, увидав, что он выдрал из альбома уже довольно много фотографий, так что на тёмных страницах остались только белые пятна клея.
Чёрный дядька поднял голову и уставился на меня своими маленькими бесцветными глазками.
— Это, барышенька, не вещи, а вещественные доказательства, вот!
Те мамины альбомы, где на фото она совсем молодая, он разглядывал дольше, потому что там под каждой картинкой были сделаны белыми чернилами подписи, и, похоже, они его особенно интересовали.
— Так-так! Ишь ты! Вот-вот! — произносил он себе под нос, выясняя имена людей на фото. — Смотри-ка, что тут нашлось — гимнастические курсы Эрнста Идлы!
Дядька выдрал фото из альбома и помахал им перед моим носом. На фото была целая куча женщин в спортивной одежде, прыгающих на траве. Лица гимнасток на фото были такие маленькие, что я не могла узнать маму.
— Идла — известный делец из шведской разведки! — радостно объявил чёрный дядька. — Выходит, твоя мамочка ещё и шпионка! Это пахнет ещё одним параграфом!
Кроме зловония кожаной куртки и сапог никакого другого особого запаха в большой комнате я не ощутила, но заметила, что у дядьки на очереди маленький розовый альбом. «Наш милый розовый мраморный альбомчик!» — обычно говорила мама, наклеивая туда новые фотографии.
Что бы там ни произошло с другими фотографиями, но ЭТОГО альбома руки чёрного дядьки касаться не должны. Нет — лучше смерть!
Я схватила мраморный альбом с пола, прежде чем руки чёрного дядьки дотронулись до него, и побежала в кухню.
— Что за чёрт! — крикнул чёрный дядька и в несколько шагов догнал меня. — Сейчас же давай это сюда, слышишь, выродок!
Сирка, которая обычно людей не трогала, зло прыгнула на чёрного дядьку и вцепилась зубами в рукав его куртки. Он стряхнул собаку и нанёс ей такой удар ногой, что Сирка с визгом отлетела в угол кухни.
А я выскочила во двор и, долго не раздумывая, пустилась бежать к школе. Куда же ещё — Затопеком я была только играя, и на лесной дороге чёрный дядька сразу бы меня поймал, а так была хотя бы надежда где-нибудь в школе спрятаться.
Мои мягкие домашние тапочки шлёпали по лужам, и я, не оглядываясь, понимала, что вот сейчас-сейчас чёрный дядька схватит меня.
Но дверь школы открылась и оттуда вышли — как раз в нужный момент! — трое мужчин: тата, дядя Артур и Яан-Наездник.
— Тата, помоги! — крикнула я изо всех сил. В этот миг чёрный дядька схватил меня за плечи и тряхнул так сильно, что маленький розовый альбом выпал у меня из подмышки, дядька схватил его и рукавом стёр с него грязь. Я попыталась вцепиться в альбом, но чёрный дядька так толкнул меня, что я чуть не плюхнулась на попку.
— Что это значит? — Тата вдруг оказался рядом со мной, сжимая кулаки. И оба его друга смотрели на чёрного дядьку так зло, что он, казалось, на мгновение испугался.
— Следователь Варик, — сказал дядька торопливо и указал на меня пальцем. — Эта паршивка хотела убежать с вещественным доказательством!
— Что, неужели русская безопасность начала и маленьких детей пытать? — спросил Яан-Наездник.
— Скажите спасибо, что я не применил оружия, чтобы предотвратить уничтожение вещественного доказательства! — усмехнулся следователь. — Я мог эту паршивку пристрелить на месте, никто бы и не пикнул!
