Бегло осматриваем вертолет и обнаруживаем многочисленные повреждения по левому борту: ЭВУ (экранирующе-выхлопное устройство, — примечание авторов) изуродовано осколками; у лопаток последней ступени свободной турбины двигателя вырваны куски металла. Это означает, что еще несколько секунд работы, и движок из-за нарушения балансировки разнесло бы в клочья. В таком случае разлетавшиеся на чудовищной скорости лопатки турбин могли бы вывести из строя правый двигатель. А что еще хуже — запросто убить и нас с Мешковым.
Весь левый борт походит на дуршлаг, тяги несущего винта в некоторых местах прожжены осколками ракет насквозь, в лопастях зияют дыры, по обшивке течет топливо и масло… Однако наиболее важные узлы и системы, благодаря наружной броне, не пострадали, что и позволило произвести благополучную посадку.
Товарищи, конечно же, слышали фразы нашего речевого информатора (голос речевого информатора автоматически передается в эфир, — примечание авторов), слышали и мой доклад о вынужденной посадке. Поэтому скоро к пологому склону подлетает транспортный вертолет, пилотируемый капитаном Хоревым.
Мы бежим к севшей в полусотне метров «восьмерке». Но не тут-то было — в дверном проеме появляется борттехник и почему-то не пускает в кабину. Спрыгнув на землю, он растопыривает ручищи-лопаты и тянет обратно — к нашей машине.
— Ты что, обалдел?! — лезут наши глаза на лоб.
— Пошли-пошли! — старается тот переорать шум турбин и, показывает готовый к съемке фотоаппарат. — Сейчас быстренько запечатлею вас на фоне дыры в борту — потом спасибо скажете!..
«Фото-сессия» длится ровно минуту. Затем Ми-8 плавно отрывает колеса от каменистой почвы и, маневрируя на малой высоте, куда-то несется.
Череда резких поворотов, посадок, коротких подлетов… Лишь минут через пять мы частично отходим от шока и начинаем смотреть по сторонам.
— Куда мы чешем? Почему не идем на базу? — интересуюсь я у техника.
— А-а… тут такая карусель завертелась! — безнадежно машет тот рукой. — Пока вы сидели, Прохоров выписывал кульбиты над «зеленкой», что под Черной Горой и лупил по расчетам ПЗРК. До сих пор лупит…
— По каким расчетам?! — опять удивляемся мы. — Внизу же никого не было!
— Ага! А «Стингером» вас кто шибанул? На то они и «духи» — так прячутся меж камней и в лесочках, что ни хрена не увидишь. В общем, по комэску тоже пульнули четырьмя ракетами.
— Четырьмя?! — шепчу я и с надеждой спрашиваю: — Не задели?
— Ха! Но он же прожженный черт — уходил в сторону солнца и использовал активные помехи.
— Слава богу…
— Ни разу не задели. Все ракеты разорвались рядом. Садитесь за пулемет — вон они, суки!
Только теперь мы замечаем мечущихся в редкой растительности «духов». Я тотчас устраиваюсь у открытой двери, передергиваю затвор пулемета; Валерка присаживается рядом в готовности подавать ленту… И мы настолько увлекаемся интенсивной стрельбой по неприятелю, что разок едва не срезаем вертолет своего же командира эскадрильи.
Наконец, КП полка приходит в себя и дает команду на прекращение жуткой круговерти.
Смотрю на часы. После взлета моего экипажа с джелалабадского аэродрома прошло чуть больше тридцати минут…
Ми-8 садится где-то посреди обширного плоскогорья — неподалеку от места гибели Павла Винника. Спускаюсь по трапу из грузовой кабины и, понурив голову, иду к командиру полка докладывать о происшествии и уточнять дальнейшую задачу.
Подполковник Крушинин и начальник Армейской авиации молча ходят вокруг почерневших останков вертолета Павла. Оба выглядят не самым лучшим образом: посеревшие от бессонных ночей лица, впалые щеки, темные круги под глазами.
Увидев меня, Крушинин не реагирует. Лишь устало бросает:
— Ты что здесь делаешь, Шипачев?
— Сбили, товарищ подполковник, — тихо отвечаю я.
Мысли того, вероятно, крутятся вокруг Винника.
— Знаю. А ты-то что здесь делаешь?
Приходиться повторить неприятную и режущую слух фразу:
— Сбили меня, товарищ подполковник.
— Да что тут у вас творится? — внезапно вскипает полковник Григорьев, до которого сразу доходит смысл моего доклада. — Одного сбили, другого, блять, сбили! Не полк, а сплошной бардак!..
Пока начальство объясняется меж собой, я спешу ретироваться поближе к «восьмерке» Володи Хорева. В такие минуты глаза командованию лучше не мозолить. Доложить — доложил, а дальше пусть думают сами. На то они и носят большие звезды на погонах.
Забравшись в грузовую кабину, плюхаюсь на откидное сиденье.
— Ну что? — с кислой миной вопрошает штурман.
Я тяжко вздыхаю, вытирая платком мокрую шею:
— Хер их знает… Но готовиться, Валера, надо к худшему. Полагаю, достанется нам по самые гланды. Под горячую-то руку…
Пару минут наше воображение еще полнится сумасшедшей чередой недавно пережитых событий.
Еще бы! Прямое попадание двух «Стингеров»; оглушительный двойной взрыв по левому борту, от которого до сих пор в башке звучит «малиновый звон»; лихорадочное мигание красных сигнальных табло, издевательски спокойный голос бортовой «мадам»; и вынужденная посадка на подвернувшуюся ровную площадку, выполненная в сумасшедшем темпе. Не мудрено, что перевозбуждение и натянутые нервы не позволяют нам со спокойной рассудительностью обозначить причины сего происшествия, а также предположить его последствия. Мы просто не понимаем его объективной сущности и не думаем о том, что на нашем месте мог оказаться любой другой экипаж. И какое-то время мучительно посасывает «под ложечкой» при мысли о вариантах наказания…
Однако на полу грузовой кабины — прямо перед нами, лежит обуглившееся бронекресло с останками командира экипажа Павла Винника. Взгляду просто некуда деться — он постоянно натыкается на то, что час назад было живым: дышало, мыслило, разговаривало, улыбалось…
Поэтому вскоре все мыслимые и немыслимые кары земных начальников нам кажутся сущей безделицей в сравнении с тем, что мог-ло бы произойти, отнесись к нам судьба чуть менее благосклонно…
Глава третья
Афганистан, район джелалабадского аэродрома
Пакистан, учебный лагерь в городке Чаман
Апрель 1987 г
Лагерь разбили на краю пересохшего русла — к юго-западу от кишлака. Больных накануне ночью переправили в один из окраинных домов — за них Гаффар уже не беспокоился. Все было обыденно, ничто не предвещало тревог и волнений. Часть отряда колдовала у костров — готовили горячую пищу, кто-то чистил оружие, большинство воинов отдыхали… И вдруг вдали, над грядой сопок послышался знакомый звук авиационных реактивных двигателей.
Помимо четырех круглосуточных дозоров, расставленных по периметру лагеря, на боевом дежурстве находился и один из трех пусковых расчетов ПЗРК. Подобной практике учил американский наставник, к этому изо дня в день приучал подчиненных Гаффар.
«А почему бы их не атаковать?» — подумал он, когда две черные точки на горизонте приобрели узнаваемые контуры советских МиГ-23. Самолеты шли на километровой высоте на небольшом удалении от пересохшего русла. Резко снижаясь, пилоты выполняли какой-то сложный маневр.
Бывший инженер, не раздумывая, подал условный знак старшему расчета. Стрелок произвел выстрел вдогон, и через пять секунд ракета нашла свою цель…
Жаль было покидать спокойное местечко, где обосновались всего десяток часов назад. Но прозорливый Гаффар оставался верен своим принципам. Да и бойцы, привыкшие за два месяца к тактике командира и оценившие его осторожность, торопливо собирались в дорогу…
И он опять улизнул. Сумел своевременно увести свой многочисленный отряд из опасного района. Вернее, ставшего опасным сразу после падения сбитого ракетным ударом советского истребителя МиГ-23. Буквально через двадцать минут над местом его падения кружили боевые вертолеты, а еще через полчаса из транспортных «вертушек» высаживались подразделения десантников.
Двадцать минут — отличная фора для тех, кто знает каждую лазейку в горах; кто умеет незаметно и стремительно перемещаться по выжженным склонам. Потому и ушли, не потеряв ни единого человека. И вновь череда бесконечных, утомительных переходов; ночевки под открытым небом; отвратительный могильный холод темных пещер и порывистый пронизывающий ветер…
В конце марта Гаффар дал своим людям небольшое послабление с тем, чтобы встретить Новый — 1365 год. Разбили возле трех пещер лагерь, приготовили плов. Наелись, отоспались…
Гаффар останавливался для отдыха и разбивал лагерь в безопасных укромных местах не более чем на два-три дня. Стоило его подчиненным сбросить с плеч опостылевшие ранцы, как он тотчас отправлял в разные стороны по паре разведчиков: изучить прилегающую местность, собрать информацию о ближайших селениях, выбрать из нескольких дорог самую безопасную — по которой предстоит в скором времени пройти всей группе. Но для встречи нового года по мусульманскому календарю сделал исключение — отряд обосновался у трех пещер на четыре дня…
