Ди, безусловно, была чувственной, и Лукас уже показал ей вершину физического наслаждения. Он надеялся скоро сломить ее сопротивление. И этот момент наступил. Она уже устала от их предыдущей борьбы и своего оргазма. Он чувствовал, как ее мускулы начали расслабляться, и хотя она почти сразу же снова напрягала их для нового сражения, промежутки между схватками все увеличивались, пока борьба не прекратилась полностью. Она неподвижно лежала, тяжело дыша, и ее глаза были закрыты, чтобы не видеть торжества в его взгляде.
Он поцеловал ее в лоб и откинул прядь волос с ее лица.
— Все еще больно? — прошептал он, наклонившись к ее виску.
Она беспокойно зашевелилась и положила руки на его бедра, не зная, прижать его к себе или оттолкнуть.
— Да, мне не нравится это, но сейчас уже не так больно, как было вначале.
— Просто полежи спокойно, дорогая. Если все еще будет больно, я остановлюсь.
— Ты давишь на меня, — произнесла она низким голосом. — Ты мог хотя бы положить меня на кровать.
— Мы отправимся на кровать позже, — пообещал он, щекоча ее губы своими.
Ди посмотрела на него. Ее взгляд был серьезным и вопросительным.
— То, что ты заставил почувствовать меня перед этим… Ты сможешь сделать, чтобы я почувствовала то же самое опять?
— Если я сделаю это правильно. Если ты достаточно сильно захочешь меня.
Она коротко рассмеялась и подняла свои колени к его ягодицам.
— Тогда я хочу тебя.
— Достаточно сильно?
Она знала, о чем он спрашивает, и ее темно-зеленые глаза встретились с его ярко-голубыми.
— Да, достаточно.
Он медленно двигался, проникая вглубь, Ди задохнулась, ее тело выгнулось дугой.
— Ты не хочешь, чтобы я остановился? — спросил он на всякий случай.
Руки Ди сжались на его бедрах.
— Нет, — ее голос был сдавленным. — Нет, нет.
Часом позже они лежали в постели, опустошенные и почти уснувшие. Когда он перенес ее на кровать, Ди убедилась, что любовь могла быть медленным переплетением тел, горячим и томным, которое привело их к такому же финалу. Он показал это, опять доведя ее возбуждение до исступления.
Лукас занимался любовью со многими женщинами, но ни одна из них не увлекала его так, как Ди. Его восхищали изменения, производимые страстью в ее теле. В постели она была кошкой и отдавала так же неистово, как и брала. Он убедился, что занятие любовью с Ди было одновременно утомительно и головокружительно, как покорение гребня приливной волны, пока она не обратится в мелкие буруны у берега.
Когда они лежали в постели, он подумал, что заниматься любовью с кем-нибудь еще после Ди было бы подобно замене вкуса виски на успокаивающее действие подогретого молока. Он отгонял свою тревогу, зная, что она не бросит его ради другого, но тревожные мысли возвращались снова.
До встречи с Ди он был уверен, что Оливия будет именно такой женой, какая ему нужна: хорошо воспитанная женщина, которая умеет быть хозяйкой на большом обеде и легко общается с политиками и миллионерами. Он собирался обзавестись ею так же, как собирался обзавестись дополнительной землей. Но за один короткий день эти планы обратились в прах. Слава Богу, что он не успел сделать предложение Оливии. Она не заслуживала мужа, который не мог выбросить из головы другую женщину.
Он думал о Денвере и политическом лабиринте, который должен был пройти, чтобы влиять на нужные ему решения. Приемы, обеды, бесконечное маневрирование в обществе, — он был готов пойти на это, чтобы превратить Дабл Си в империю, может быть, проложить дорогу к губернаторству для одного из своих сыновей. И раньше рядом ему виделась Оливия. Во время нескончаемых общественных мероприятий ее холодные, отточенные манеры прекрасно подходили для таких ситуаций. А Ди он не мог представить в роли своей жены, как ни старался. Он не мог вообразить, что она беседует с важным политиком, скорее, она бы подкалывала его своим острым языком. Нет, Ди Сван совсем не подходила для жизни, которую он спланировал для себя. И она не потерпела бы, чтобы кто-нибудь указывал ей, что делать и какой ей быть. Иногда — черт возьми, почти всегда — ему хотелось схватить ее и вколотить немного ума, но в то же время ее независимость вызывала у него уважение. Только женщина с сильной волей могла сделать то, что сделала она. И Ди не собиралась подчинять эту волю ни одному мужчине.
Все эти размышления повергли Лукаса в уныние. Он научился не строить далеко идущих планов в делах, связанных с Ди. То, что они занимались любовью, не означало, что она уже считает его своим любовником и не собирается бороться с ним в следующий раз. И даже если Ди будет относиться к нему как к любовнику, она будет биться до последнего за каждый дюйм ее личной жизни, не связанный с их любовными отношениями.
Но сейчас она спала в его объятиях. Он притянул ее к себе, полностью удовлетворенный ощущением ее теплого, гладкого обнаженного тела, лежавшего рядом с ним, и сам погрузился в сон.
Когда Ди проснулась, солнце уже заходило. Слабая, томная, некоторое время она была полностью сбита с толку, не понимая, что с ней произошло. Она никогда не спала днем, но по положению солнца определила, что это был не рассвет. Постепенно ясное сознание вернулось к ней, и Ди поняла, что она не одна в постели. Это открытие поразило ее, поскольку она никогда раньше ни с кем не делила постель. Но сейчас рядом спал Лукас, и они оба были обнажены. Она не испытывала стыда, но решила изменить положение. Ди не могла смириться с его господством над ней, хотя близость с Лукасом и заставляла трепетать от наслаждения ее предательскую плоть.
Затем мысль о беременности встревожила ее. Так же, как это делали женщины в течение тысячелетий, она сосчитала дни до следующих месячных. Должно было пройти более двух недель до тех пор, пока она узнает. Две недели страха и волнений, поскольку ее жизнь стала бы невозможной, если бы у нее родился ребенок.
Лукас притянул ее к себе и лениво положил свою большую влажную руку на ее грудь. Она не заметила, как он проснулся. Быстро взглянув на него, она тут же отвела взгляд из-за неприятного торжества, сверкавшего в его глазах.
— О чем ты думаешь? — спросил он низким, ленивым голосом, уткнувшись в ее волосы.
— О том, что мы не можем больше заниматься этим. — Она снова посмотрела на него со знакомым упрямым выражением.
— Почему, дорогая? Ведь тебе это понравилось? — Он откинул волосы с ее лица.
— Ты знаешь, что понравилось, — твердо ответила она. — Но теперь у меня может быть ребенок.
Он помолчал, слегка нахмурив брови. Ребенок. В диком наслаждении обладания он не подумал о возможных последствиях.
— Когда ты будешь знать это?
