– Не, свояк, это без вариантов, – мотал головой отец.
– Не доверяешь? Думаешь, я деньги зажилю? – с обидой в голосе начал дядя Вова. – Как же так, мы ж родня!
– Если б не доверял, ты бы тут не сидел! – отрезал отец.
– А где мы сидим?! Во дворце, у министра или генерала? – сварливо вмешалась тетя Галя. Сергей считал, что она похожа на хорошо откормленную хрюшку, но вслух этого не говорил, чтобы не получить нагоняй от матери. Хотя отец тоже недолюбливал свояченицу…
– Можно подумать, он нам одолжение делает! Мы тут спину гнем с утра до вечера, а он еще царя из себя строит!
– Ну, зачем ты так, Галя! – подала голос мать. – Мы же вам платим…
– Платят наемным рабочим, а у нас, выходит, семейное дело, мы доход должны поровну делить! – не успокаивалась Галина. Лицо ее, то ли от самогона, то ли от гнева, стало пунцовым, и сейчас она была еще больше похожа на хрюшку, причем настоятельно требующую забоя!
– А ведь, правда, Степан, – снова вступил дядя Вова. – Давай по-семейному – работаем вместе и заработок общий…
– Хорошо придумали, молодцы! – скривился отец. – Кредит мы сами взяли, с поросятами, когда они болели и дохли, сами ломались, а когда стало налаживаться – то давайте пополам делить? А вот тебе!
Он свернул дулю и сунул свояку прямо под нос. Тот взревел и бросился на родственника, опрокинул его с табурета и занес огромный кулак. Но Степан увернулся, вскочил, отпрыгнул к печке и схватил кочергу.
– Ну, иди сюда, десантник хренов, я тебе башку раскрою! – страшно заревел он.
Женщины бросились между ними, растащили по углам. Постепенно накал страстей угас, выпили мировую, а Сергей провалился в тяжелый сон. Всю ночь за ним гонялся черноухий боров, хищно щелкая огромными, как у волка, зубами.
На другой день Гаврош встал с тяжелой головой и в школу не пошел: его мутило. Дядя Вова тоже после вчерашнего был никакой. Следующую свинью они забили с отцом. Тот показал, как лучше это делать: левой рукой нащупать колотящееся в ужасе сердце, приставить между пальцами нож и надавить… Действительно, так оказалось ловчее… Правда, у Сергея вышло не очень гладко: без замаха вогнать клинок было трудно, пришлось навалиться всем телом и перепачкаться, но отец сказал, что навык придет быстро…
Глава 2
Никогда не дружи с бандитами
1989 г., с. Яблоневка
Забой свиней пришелся Гаврошу по душе: нравилась и власть над обреченными животными, и собственная значимость, которая росла с каждым забоем и возвышала его над сверстниками, да и над большинством взрослых людей, не познавших кровавого ремесла… Он завел блокнот с черной клеенчатой обложкой, в который записывал своих жертв: 1. Черноухий; 2. Щетинистый; 3. Жирная; 4. Бесхвостый…
И классная – Наталья Ивановна, и другие учителя были бы удивлены такой скрупулезностью и педантичностью Сергея Гаврина, который никогда особым прилежанием не отличался и учился спустя рукава. А он гордился своей точностью, гордился освоенным смертельным уколом между пальцами, гордился каждой новой цифрой в своем блокноте…
Его распирало желание похвастаться перед Никитосом, Худым и Чагой, но интуиция подсказывала, что те вряд ли поймут его гордость и оценят значимость. Хотя, если бы он рассказал, что убивает людей, его авторитет бы наверняка взлетел на недосягаемую высоту!
У Никитоса он не был давно, а когда пришел в знакомый двор, то вместо привычной расслабленной хмельной расслабухи окунулся в атмосферу возбужденной злой нервозности. Чага и Худой что-то делали в углу, Никитос возился под навесом.
– Осторожней! Смотри, куда льешь! – выматерился Чага.
– Заткнись! – рявкнул Никитос. Увидев Сергея, он накрыл что-то на столе тряпкой.
– Где пропадал? – хмуро спросил он.
– Так это… Осень… Как раз время забоя… Я сам восемь свиней заколол! – Гаврош все же похвастался и тут же пожалел об этом.
– Значит, ты свинячий киллер? – усмехнулся Никитос. – Лучше бы ты двуногих свиней резал! А то расплодили опять кулачье, сосут кровь из народа. Да когда с ними по-хорошему, еще и огрызаются, ружьями машут…
– Кто ружьями машет?
– Да этот козел, Короедов!
– Фермер из Заполянки?
– Фермер сраный! Какой он фермер? Кулак-мироед! Люди на него пашут, грыжи наживают, а он лежит, в потолок плюет и богатеет! Вчера чуть Чагу не застрелил: над головой просвистело…
Про Короедова в Яблоневке много говорили: был агрономом в разоряющемся совхозе, а когда разрешили кооперативы и фермерские хозяйства, взял землю в аренду, стал выращивать зерновые, разводить коров… У него работали несколько сельчан, но не жаловались, что он пьет их кровь – наоборот, были довольны: и работу нашли рядом с домом, и платит неплохо…
– И что теперь? – спросил Гаврош.
– А вот смотри! – Никитос показал на своих корешей. Гаврош присмотрелся. Оказывается, Худой наливал бензин в бутылку, которую держал Чага.
– Теперь мы ему ночью ответку дадим! Пойдешь с нами?
– Я? Гм… Да нет… Что я родителям скажу… И вообще…
– Ну, ладно. Тогда ружье одолжи. Завтра верну, зуб даю… А то у меня только это, – Никитос поднял тряпку. На столе лежал небольшой пистолет с потертым воронением.
– Ух ты! Настоящий?
– Газовик. Дерьмо, переделанное под мелкашку… А с твоим ружьем я там все разнесу!
– Да, а потом и меня, и отца посадят…
Никитос хищно оскалился.
– Не признавайся, и никто тебя не посадит! Меня когда-то дядька учил: «Вот ты кошелек вытащил на глазах у трех лохов, а на следствии говоришь – знать не знаю, никакого кошелька не видел! И они ничего не докажут!» А дядька шесть раз судим, он-то знает!
– Тогда как же его шесть раз сажали? – выскочило у Сергея.
Никитос осекся.
– Как, как… Через чердак! Больно умным стал! Ружье дашь?
– Да нет, никак не могу…
Чага подошел с наполненной бутылкой, вместо пробки заткнутой газетой.
– Вот, готово!
Никитос кивнул.
– Сделайте еще две. Гаврош их и закинет…
– Кто, я?! – изумился Сергей.
– А кто?! – повысил голос Никитос. – Мы же кореша! А кореш за кореша жизнь отдаст! А ты – то не можешь, это не можешь! Со своим папашей свиней режете, на грязи да крови бабло заколачиваете! Если ты не пацан, а барыга, то, может, мне вам оброк назначить? Или вас самих подпалить?!
Никитос не шутил. В прищуренных глазах пылала звериная ярость. Гаврош окаменел. Отец был прав. Как предупреждал, так и выходит. Надо сказать, что он не испугался. Он вообще никогда не пугался, наверное, потому, что сердце редко билось. Но что сейчас делать, он не знал. Чага и Худой стояли по сторонам, как цепные псы в ожидании команды хозяина.
– Что молчишь, свинячий киллер? Язык проглотил?
– Фильтруй базар, Никитос, – нахмурился Гаврош. – Я не киллер. Тем более не свинячий!
– Вот ты как запел! – угрожающе прошипел Никитос. – А хочешь, я тебя оболью бензином и подожгу? – продолжал Никитос. – Прямо здесь?
– Поджигай, – пожал плечами Гаврош. – Ты же сам учил: «Сказал – делай! Пустой базар – это для фраеров!»
– Смотри, наблатыкался! Только…
На улице затормозила машина, хлопнули дверцы. Никитос оборвался на полуслове, глядя куда-то сквозь Сергея. Он тоже обернулся. У ворот стоял большой черный джип, таких в окрестных селах и даже в райцентре не было. Из него вышли три коротко стриженных парня в спортивных костюмах «адидас», кроссовках и коротких кожаных куртках. Приземистые, мощные – таких называют «качками»… В руках у них были бейсбольные биты. Они направились к калитке, но возле чагиной «Нивы» остановились. Один с размаху ударил по лобовому стеклу, оно прогнулось и покрылось трещинами. Второй врезал по крыше, третий разбил фары…
– Вы… что… делаете? – Чага, видно, хотел крикнуть, но голос сел, и он только еле слышно просипел. Его никто не услышал. Впрочем, если бы он даже орал изо всех сил, его бы тоже не услышали. Парни привычно и слаженно делали свою работу, методично колотя битами по дверям, капоту, багажнику, стеклам, фонарям и указателям поворота…
