— Да, это так! Я купаюсь!
— Могу я зайти?
— Если не страшишься узреть голого мужчину при ярком свете — милости прошу! Но за последствия не ручаюсь!
— Тебя — нет! Не боюсь! Но боюсь. Мы должны… Я должна… Ты должен… знать всё! Вот!
Катя надела уже свой любимый шелковый халат с драконами. К пояску прицепила кобуру с "Вальтером", который здорово тот поясок оттягивал. Выглядела она при этом совершенно не воинственно, а вовсе трогательно и беззащитно, несмотря на вооружённость отчаянную. И зрелище это было до того забавным, что улыбки я скрыть не сумел.
Она решительно пододвинула к ванне резной дубовый табурет, на котором я разложил свою зброю. Пришлось освободить даме место и пистоль на краю ванны пристроить. Как бы в воду не свалился. Впрочем, на таком краю самому спать можно, до того он широкий. А вот это уже не порядок. И пришлось просить любимую подвинуть табурет в сторонку чтобы сектор стрельбы мне не перекрывать. А то мало ли… сквозь Катю мне стрелять совершенно не хочется. Решительно. Устроилась Катя на табурете. Отважно ногу на ногу закинула, отвлекая меня голою коленкой до основания бедра и кружевами, и отважилась, наконец.
— Я рассчитывала, что через несколько дней мы с тобой улетим в Сибирь, и там всё станет совершенно не важно. Но обстоятельства складываются так, что твоей жизни угрожает… Эта тварь всё-таки осмелилась на покушение… Я должна…
— Успокойся, хорошая моя! Просто расскажи всё по порядку, и мы наверняка придумаем, что нибудь.
— По порядку?
— Да. Именно по порядку. Это всегда занимает меньше времени и всегда выходит значительно понятнее.
— Тогда по порядку. Всё началось, когда Теодор заболел. Иногда у онко-больных случается период, когда происходит значительное улучшение самочувствия. Так называемая ремиссия. К сожалению, у Теодора она была очень не продолжительна, всего две недели. Почувствовав облегчение, он снова отстранил меня от дел, стал сам принимать решения. И этим моментом воспользовалась эта крыса — наш юрисконсульт. Ты его видел в банке, когда оплачивал покупку самолёта.
Катерины гадливо передёрнула плечами и продолжила:
— Эта скотина подсунула Теодору семнадцать контрактов на фрахт наших судов. Обычные контракты, с не совсем обычными контрагентами, условиями и суммами неустойки. Теодор, пребывая в эйфории, на этот пункт особого внимания не обратил, поскольку был совершенно уверен в том, что контракты будут выполнены в срок и в полном объёме. Меня в известность об их существовании он поставить и не подумал. Эта свинья рассчитала всё точно. Теодору очень скоро стало значительно хуже, делами снова пришлось заниматься мне. Этот мужеложец, наш юрисконсульт, меня в известность поставить и не подумал. Совершенно сознательно, поскольку фирму у меня решили отнять.
— Контрабанда? Наркотики или оружие?
Катя неожиданно достала из кармана халатика тоненькую пачку сигарет, зажигалку и прикурила, внимательно на меня глядя. Потом продолжила:
— Да, ты правильно догадался. Наши суда иногда перевозили контрабанду. Но не наркотики и не оружие. У Тео были принципы. Он наркотики на дух не переносил. Да и связываться с этим побаивался. Нет, всё гораздо безобиднее. Дорогая фарфоровая посуда, качественная бытовая техника и тому подобное. Люди с которыми он имел дело, как ты понимаешь, щепетильностью не отличаются. Вот они и воспользовались моментом. Просто подкупив эту змею. После смерти мне мужа, мне, как наследнице, был предъявлен иск на 186 миллионов евро. Опять же не обошлось без этого негодяя. Решением суда меня обязали выплатить неустойку. Чтобы погасить задолженность мне пришлось продать фирму, всё было подстроено и купили её те самые контрагенты. Им понадобилась для этих делишек своя фирма, так дешевле. На суде фигурировали контракты с их фамилиями. Однако вырученной суммы оказалось недостаточно, чтобы погасить весь иск. Оставалось не много по сравнению с уже выплаченной суммой но, тем не менее… а срок выплаты задолженности постепенно истекал. До восьмого июля оставалось меньше месяца.
Катя зло затушила сигарету в биде. Сигарета обиженно зашипела, а Катя рассказывала дальше:
— И мне пришлось продавать всё, кроме машины и оружия. Это уже не мой дом, мой хороший. Он принадлежит банку со всем своим содержимым. 10 августа меня выкинут на улицу. Когда мы пили с тобой вино, мы занимались хищением чужой собственности. Тебе не стыдно любить воровку? Нет? И мне для тебя воровать не стыдно. Ты возьмёшь меня с собой?
— И ты поэтому хочешь уехать со мной?
Катерина гордо и гневно вскинула голову, спина-то у неё и так всегда прямая, потом расслабилась и мягко, как несмышлёнышу сказала:
— Нет, мой любимый! Уехать я могла бы в страны куда более тёплые, чем твоя Сибирь! Я не окончательно обнищала. Моя машина стоит не менее пятидесяти тысяч евро. Кроме того, ты не обратил внимания на те два ружья, что остались в подвале? Нет, не на ваш русский карабин, хотя он тоже стоит две тысячи евро, а именно на ружья? А напрасно. Они от Фаббри. И каждое из них обошлось Теодору в семьдесят пять тысяч евро. Он называл это заначкой на чёрный день. Потому, что если сегодня выставить их на аукцион за каждое из них заплатят не менее ста пятидесяти тысяч евро. На эти деньги можно жить. Это был последний шанс. Ты не будешь возражать если я продолжу? Я очень хочу чтобы ты понял меня, как тогда, на дороге.
— Говори моя радость. Говори всё.
— Вот. Время истекало. Мне не хватало шестьсот тысяч, чтобы окончательно рассчитаться с долгом, а проклятый, нет, всё-таки благословенный самолёт никак не покупали. Эта гнида мне сделала совершенно определённое предложение. Она обещала оплатить мои долги, взамен потребовав отработать их на спине. Исходя из расценки двести долларов за час. Я отказалась. Он стал угрожать, что за неуплату долга меня просто убьют, и я ему верю. Те господа за такую сумму легко способны убить не только меня одну. А и половину населения Тессалоников со мной вместе. И вот, шестого июля, почти утратив надежду, я пошла в храм. И молилась там Богу. Я ничего у него не денег просила, только чтобы он обернул мою жизнь так, как сочтет для меня правильнее.
Потом я домой вернулась и, как обычно открыла почтовый браузер. И пришло только одно письмо. От тебя. И это письмо полностью решает мои проблемы. И подписано оно — "ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМЫЙ". Мне сразу же в глаза это бросилось и как громом поразило. А ты разве не знаешь, что VITAL переводится именно так? Окончание твоего имени оказалось на другой строчке. Мне и задуматься не пришлось, совершенно очевидно — это мне ответ на молитву мою. Знамение Божье! Знак! Господь вручает меня тебе, как человеку для меня жизненно необходимому. Навсегда. До самого конца. А к тому же ты оказался православный. О чем тут ещё можно думать? В чём тут сомневаться? Кто я такая, чтобы против воли ЕГО идти. А ещё ты мне понравился моментально, как только увидела тебя. Я очень долго тебя ожидала в порту. Рейс пришёл, ты на него зарегистрирован, а всё нет и нет тебя. Я страшно разволновалась. А потом увидела, как вы с рыжим Костасом наперегонки бежите, мне так смешно стало, и сердце так забилось. Как сумасшедшее! А потом ты, с цепочкой этой на челюсти. Смешной такой, неловкий, милый. У меня сердце зашлось. Испугалась. Вдруг, я тебе не понравлюсь? Вдруг, женат ты? Но потом подумала, что Господь знает, что делает, и сомнения мои — грех великий. И положилась на Господа нашего. Пусть будет то, что будет. И я посмотреть решила, насколько я тебе как женьщина приглянулась. Это всегда в первый момент происходит. И проверила!. И, не смейся только, когда ты руку мне поцеловал там в комнате, в первый день, я как девица пубертатная промокла. Так мне сразу захотелось с тобой быть. И убежала. Как мне стыдно стало! Ужасно! А потом всё само собой получилось. И всё чудесно было. Всё лучше и лучше с каждым днём. И я тебя просто полюбила. А ты мне так и не признался ещё. Отвечай мне — любишь меня? Или просто балуешься? А, всё равно! Я твоя женщина, ибо такими вещами Господь не шутит. Смиренно вручаю себя в руки твои и надеюсь на тебя. Обещаю быть тебе женою верной и послушной. И всегда любить тебя. Как бы не сложилась наша судьба. Господь мне свидетель. Но мне нужен определённый и недвусмысленный ответ — ты мой? Ты возьмёшь меня в жены? Ты увезёшь меня в свою страшную Сибирь? Отвечай немедленно!
Вот такие пироги мои маленькие и очень дорогие радиослушатели! Вот так фокус! Называется исповедь. Ой, мама дорогая! Пора и мне колоться. До самой задницы!
— Нет! Я еду не в Сибирь!
Глаза у Кати не успели наполнится слезами, как я рассказал ей про встречу в московском ресторанчике.
И рассказал ей, как на духу, начав с того, что лет двадцать назад, некие американские учёные сделали некое открытие не получившее широкой известности поскольку было оно зажулено от мировой общественности некоей Корпорацией…
