— Однажды мы вместе спрыгнули с одного самолета, — Доулиш пытался втянуть ее в разговор.
Она смотрела на него внимательно.
— Он был очень смелым человеком.
— Папа был очень смелым, — подтвердила Кэти. — Я это знаю. И мама тоже мне это говорила.
— Правда? — сказал Доулиш. — Готов поспорить, что она его очень любила.
— О, она его так сильно любила, она часто мне это говорила, — заявила Кэти. — Она любила его просто уж-жасно.
— Думаю, что и он любил ее не меньше, — заметил Доулиш.
Девочка не отрываясь смотрела на него, словно чем-то озадаченная. Губы ее сжались, глаза округлились. Она не ответила, а Доулиш без расспросов опустил руку в карман. Кэти наблюдала за ним. Он вытащил парашютиста и поднес ей игрушку.
— Никогда раньше не видел такой игрушки, — сказал он убежденно.
— Это моя! — вскрикнула она. — Это моя!
— Я знаю, что она твоя.
— Мне подарил ее папа.
— Да, — подтвердил Доулиш, отдавая ей игрушку. — Я подумал, что миссис Холкин может повесить ее на ночь над твоей дверью. Нужно только взять веревочку и закрепить ее. — Он повернулся к женщине. — Можем ли мы это сделать, миссис Холкин?
— Ну, конечно. Я уверена, мой муж…
— Я не хочу здесь оставаться! — вскрикнула Кэти. — Я хочу домой! — Она крепко прижала к груди игрушечного парашютиста и горько расплакалась.
Провожая Доулиша, миссис Холкин сказала:
— Сердце разрывается, когда я слышу ее плач. Не могу понять, почему доктор не дал ей сразу чего-нибудь успокоительного. Это нехорошо, право же нехорошо. Он сказал, что даст на ночь, но бедное дитя просто все глаза выплакало. Я рада ее пребыванию здесь, но что пользы, если она все время плачет, а я ничего не могу поделать? Знаете ли, — продолжала она уже более уверенно, — с вами она держалась лучше, чем с кем бы то ни было, кто сегодня приходил, вы успокоили ее. Этот нелепый полицейский забросал ее вопросами, будто она могла во сне что-нибудь слышать.
В глубокой задумчивости Доулиш посмотрел на нее и сказал:
— Вы были очень добры к девочке, но я не думаю, что после сна ей следует снова видеть свой дом. Как вы считаете?
— Согласна с вами! — горячо воскликнула миссис Холкин. — Совершенно согласна. Если бы вы могли все устроить, я была бы вам очень признательна.
Доулиш пообещал.
Он возвратился в дом Кембалла и застал Ланкастера в дурном настроении. Уже поступила большая часть отчетов. Смерть наступила мгновенно после единственного удара ножом; вскрытие показало, что он был вполне здоров и находился в хорошей форме.
— Нам нужно куда-нибудь увезти ребенка, Ланкастер, — сказал Доулиш.
— Разве я не понимаю! Но у нее совсем здесь нет родственников. В Ноттингемшире живут две дальние родственницы, а в Канаде — родители мачехи, и все очень старые люди. Может, пристроить ее в какую-нибудь семью?
— Надо подумать об этом, — сказал Доулиш.
Ланкастер достаточно хорошо его знал, чтобы понять,
что он уже всерьез что-то обдумывает, но не стал продолжать разговор на эту тему.
— Она сказала вам что-нибудь по существу, сэр?
— Только то, что мать очень любила отца и говорила, что он очень смелый, ее отец, — с рассеянным видом ответил Доулиш.
— Но вам ведь не удалось ничего выяснить по существу не так ли? — настаивал Ланкастер, который явно стремился успокоить себя тем, что и Доулиш не добился успеха там, где это не удалось ему.
— Пока не знаю, — сухо ответил Доулиш. — Эта автокатастрофа, во время которой погибла ее мачеха, вам что-нибудь о ней известно?
— Я узнал, что были многочисленные переломы костей, а причиной смерти явилось кровоизлияние в мозг. Мгновенная смерть, сэр.
— Достаньте мне отчеты следователя и патологоанатома, а также заключение полиции, — попросил Доулиш. — Всего лишь для порядка, — добавил он поспешно, словно ожидал протеста со стороны Ланкастера. — Вы, как обычно, собираетесь представить отчет вашему начальству?
— Конечно, сэр. И копию вам.
— Благодарю, — сказал Доулиш. — Кстати, это паспортное дело с компанией Глобал. С кем вы там виделись?
— С начальником отдела исков, — ответил Ланкастер. — Будьте уверены, я займусь этим тщательно.
— А я буду держать с вами связь.
— Благодарю вас, сэр, — сказал Ланкастер, а потом несколько замялся, прежде чем продолжить: — Но… кто же позаботится о Кэти Кембалл, сэр? Мы же не можем оставить этот вопрос нерешенным. Не правда, ли?
— Конечно, не можем, — согласился Доулиш. — Оставьте ее на моем попечении.
— Хорошо, сэр. — Ланкастер не выказал ни одобрения, ни осуждения. Голос его был бесстрастным.
Доулиш вышел на улицу и миновал собравшуюся здесь толпу зевак. Щелкнули две или три камеры. Пробираясь к своей машине, он чувствовал на себе любопытные взгляды. Шофер стоял у машины и открыл Дверку, как только Доулиш к ней приблизился.
— Так вы вернулись, — заметил Доулиш.
— Да, сэр. Сожалею, что отсутствовал утром. Я был уверен, что вас не будет все утро. Ведь по сути… — Шофер очень нервничал, хоть и невелика была провинность. — Я слыхал, что совещание будет длиться чуть ЛИ не весь день.
— Значит, я еще успею туда вернуться, — сухо сказал Доулиш. — А сейчас, пожалуйста, ко мне домой.
— Хорошо, сэр.
Доулиш сел позади, множество разных мыслей занимало его ум, причем чаще всего он возвращался к замечанию Ланкастера о столкновении интересов. Старший инспектор был абсолютно прав. Он квалифицированно информировал его, но дело явно не подпадало под юрисдикцию Доулиша. Однако до сих пор ему не встречались дела, которые находились бы так близко от разграничивающей линии.
И это была не единственная проблема. Кэти! Бедная девочка! Что же с ней станет? Когда они проезжали мимо роскошных домов богатого квартала, он вдруг подумал, что Фелисити, жены, может не оказаться дома. Но не успел он выйти из лифта, как столкнулся с Фелисити.
— Ты! — воскликнул он.
— Пат!
— Слава богу, ты дома, дорогая!
— Но, Пат…
— Разве ты не дома?
— Дорогой, мои волосы…
— Очень красивые волосы, — сказал Доулиш. — И если ты не можешь отложить поход к парикмахеру, тогда я сам их тебе вымою. — Он взял ее за руку и продолжал держать ее, пока они пересекли площадку, ведущую к квартире. — Не могу и выразить, как я рад, что застал тебя, — продолжал он, вынимая ключи.
— Ты, право же, должен предупреждать меня, когда хочешь прийти домой пораньше, — сказала Фелисити с досадой.
Фелисити придавала большое значение уходу за волосами, имела специального парикмахера и, он знал, тщательно готовилась к предстоящему через день-два званому обеду. Как правило, она с полным пониманием, даже пристрастием, относилась к любой из занимавших его проблем, но сейчас… Будет ли разумно рассказать ей о том, что у него на уме? Он пропустил ее вперед, и она сразу же направилась в холл к телефону. Доулиш наблюдал за ней. Высокая, с необыкновенно красивой фигурой. У Фелисити были приятного тембра голос и красивые серо-зеленые глаза, они сейчас поблескивали от досады. Она не была красива по принятым стандартам, но что-то было в этом лице такое, что ему оно казалось прекрасным.
