В любом случае сведения были скудными и неудовлетворительными. В основном они сводились к факту, что Ричард Эбернети принимал капсулы с витаминным маслом. Они лежали в большой бутылке, которая ко времени его смерти была почти пуста. Каждый из присутствовавших в «Эндерби» мог ввести шприцем яд в одну из капсул и поместить ее на дно бутылки, чтобы роковая доза была принята спустя несколько недель после того, как этот человек покинул дом. А может быть, кто-то пробрался в дом за день до смерти Ричарда Эбернети и подмешал яд в капсулу или – что более вероятно – подменил одну из снотворных таблеток в маленьком пузырьке, стоявшем у кровати. Наконец, он мог просто добавить что-нибудь в еду или питье.
Эркюль Пуаро лично произвел кое-какие эксперименты. Парадная дверь оставалась запертой, но выходящую в сад боковую дверь не запирали до вечера. Около четверти второго, когда садовники ушли на ленч, а прислуга находилась в столовой, Пуаро вошел в ворота, подошел к боковой двери и поднялся в спальню Ричарда Эбернети, никем не замеченный. В качестве варианта он проскользнул через обитую сукном дверь в продуктовую кладовую и услышал голоса, доносившиеся из кухни в конце коридора, однако его снова никто не увидел.
Да, такое можно было проделать. Но произошло ли нечто подобное в действительности? На это не было никаких указаний. Не то чтобы Пуаро искал настоящие улики – он хотел лишь убедиться, что это возможно. Убийство Ричарда Эбернети оставалось всего лишь гипотезой. Улики требовались в связи с убийством Коры Ланскене. Пуаро намеревался как следует изучить людей, собравшихся в тот день на похороны, и сформировать мнение о каждом из них. У него уже был план, но он хотел сначала перекинуться еще несколькими словами со старым Лэнскомом.
Дворецкий держался вежливо, но несколько отчужденно. Не проявляя такого возмущения, как Дженет, он тем не менее рассматривал появление назойливого иностранца как материализацию дурных предчувствий.
Отложив лоскут кожи, которым он тщательно полировал чайник, Лэнском выпрямился и вежливо осведомился:
– Да, сэр?
Пуаро уселся на табурет.
– Миссис Эбернети говорила мне, что вы надеялись, удалившись со службы, поселиться в сторожке у северных ворот?
– Да, сэр. Но теперь все изменилось. Когда поместье продадут…
– Все равно остаются возможности, – прервал Пуаро. – Для садовников имеются коттеджи. Сторожка не нужна ни для гостей, ни для их прислуги. Так что все еще можно устроить.
– Благодарю вас за предложение, сэр. Но я не думаю, что… Ведь большинство… гостей, полагаю, будут иностранцами?
– Да, иностранцами. Среди тех, кто бежал в эту страну с континента, немало старых и беспомощных. Если их родные погибли, на родине для них нет будущего. Живя здесь, они не в состоянии заработать себе на хлеб, как те, кто молод и здоров. Организация, которую я представляю, будет приобретать на собранные средства сельские дома для таких людей. Это поместье кажется мне подходящим. Дело практически решено.
Лэнском вздохнул:
– Поймите, сэр, мне тяжело думать, что здесь больше не будет настоящих хозяев. Но ведь я знаю, как сейчас обстоят дела. Никто из членов семьи не мог бы себе позволить жить здесь – и сомневаюсь, чтобы молодые леди и джентльмены этого хотели. В наши дни нелегко найти прислугу, и, даже если это удается, она плохо работает и требует большое жалованье. Я понимаю, что эти прекрасные усадьбы свое отслужили. – Дворецкий снова вздохнул. – Если здесь должно обосноваться какое-нибудь учреждение, то я рад, что оно будет таким, как вы упомянули. Мы избежали многих ужасов войны, сэр, благодаря нашим храбрым солдатам, авиации и флоту, а также тому, что живем на острове. Но если бы Гитлер вторгся сюда, мы все бы поднялись и дали ему отпор. Мое зрение слишком слабо, чтобы стрелять, но я умею работать вилами и воспользовался бы ими в случае надобности. Мы в нашей стране всегда принимали обездоленных, сэр, и гордились этим.
– Благодарю вас, Лэнском, – мягко произнес Пуаро. – Должно быть, смерть вашего хозяина явилась для вас тяжелым ударом.
– Конечно, сэр. Я ведь служил мистеру Эбернети, когда он еще был молодым человеком. Мне очень повезло в жизни, сэр. Ни у кого не было лучшего хозяина.
– Я тут беседовал с моим другом и… э-э… коллегой, доктором Лэрреби. Мы интересовались, не было ли у вашего хозяина за день до смерти какого-нибудь тревожного происшествия или неприятного разговора. Вы не помните, приходили в тот день к нему какие-нибудь гости?
– Едва ли, сэр. Никого не припоминаю.
– А вообще кто-нибудь приходил?
– За день до смерти хозяина к чаю у нас был викарий. Приходили монахини насчет каких-то пожертвований, а к черному ходу явился один молодой человек и хотел всучить Марджори щетки и чистящие средства для сковородок. Он был очень настойчив. Больше никто не приходил.
На лице Лэнскома появилось беспокойное выражение. Пуаро не стал на него давить. Старик ведь уже все выложил мистеру Энтуислу, и с Эркюлем Пуаро он был бы куда менее откровенен.
Однако с Марджори Пуаро быстро добился успеха. Это была женщина без предрассудков, в отличие от старых слуг. Марджори была первоклассной кухаркой, путь к сердцу которой лежал через стряпню. Пуаро посетил ее в кухне, похвалил со знанием дела некоторые блюда, и Марджори сразу же почувствовала в нем родственную душу. Он без труда выяснил, что именно подавали вечером накануне смерти Ричарда Эбернети.
– В тот вечер я приготовила шоколадное суфле, – сообщила Марджори. – Специально сберегла шесть яиц. Молочник – мой приятель. Мне удалось раздобыть даже сливки – лучше не спрашивайте как.
Прочие блюда были описаны столь же детально. То, что не съели в столовой, докончили в кухне. Тем не менее, несмотря на словоохотливость Марджори, Пуаро не узнал от нее ничего важного.
Надев пальто и пару шарфов в качестве защиты от холодного северного воздуха, Пуаро вышел на террасу, где Элен Эбернети срезала запоздалые розы.
– Выяснили что-нибудь новое? – осведомилась она.
– Ничего. Но я на это и не рассчитывал.
– С тех пор как мистер Энтуисл предупредил меня о вашем приезде, я пыталась что-нибудь разведать, но напрасно. – Помолчав, она с надеждой добавила: – Может, все это выдумки?
– Убийство при помощи топора?
– Я не думала о Коре.
– А я думаю как раз о ней. Зачем кому-то понадобилось убивать ее? Мистер Энтуисл говорил мне, что в тот момент, когда она произнесла свою gaffe,[25] вы сами почувствовали, будто что-то не так. Это верно?
– Ну… да, хотя я не знаю…
– Что именно было «не так»? – продолжал Пуаро. – Что-то неожиданное? Удивительное? Или, скажем, зловещее?
– Нет-нет, только не зловещее. Просто что-то было не вполне… Право, не помню, да это и неважно.
– А почему вы не помните? Потому что нечто другое вытеснило это у вас из головы – нечто более важное?
– Пожалуй, вы правы. Очевидно, упоминание об убийстве все отодвинуло на задний план.
– Возможно, все дело в чьей-то реакции на слово «убит»?
– Не исключено… Но я не помню, чтобы на кого-то смотрела. Мы все уставились на Кору.
– Тогда, быть может, вы что-то услышали – что-то упало или разбилось?
Элен нахмурилась, напрягая память:
– Нет… Не думаю…
– Ну, ладно – со временем вы вспомните. Может, это и в самом деле не имеет значения. А теперь скажите, мадам, кто из присутствовавших тогда лучше всех знал Кору?
Элен задумалась.
– Полагаю, Лэнском. Он помнил ее еще ребенком. Горничная Дженет поступила сюда уже после того, как Кора вышла замуж и уехала.
– А кроме Лэнскома?
– Пожалуй, я, – ответила Элен. – Мод вообще едва ее знала.
– Тогда, как по-вашему, почему Кора задала этот вопрос?
Элен улыбнулась:
– Это было абсолютно в ее духе.
– Я имею в виду, это была всего лишь betise?[26] Кора выбалтывала, не подумав, все, что ей придет на ум? Или же она испытывала злобную радость, внося смятение?
Элен снова погрузилась в размышления.
– Трудно быть уверенным в том, что касается кого-то другого, – наконец промолвила она. – Я никогда не понимала, была ли Кора всего лишь простодушна или по-детски рассчитывала произвести впечатление. Вы это имели в виду, не так ли?
– Да. Предположим, миссис Кора сказала себе: «Вот будет забавно спросить, был ли Ричард убит, и посмотреть на их лица!» Это было бы похоже на нее?
На лице Элен отразилось сомнение.
– Возможно. В детстве у нее, безусловно, было довольно злое чувство юмора. Но какое это имеет значение?
– Это подтвердило бы, что шутить по поводу убийства весьма неразумно, – сухо отозвался Пуаро.
Элен поежилась:
– Бедная Кора.
Пуаро переменил тему:
– Миссис Тимоти Эбернети осталась здесь ночевать после похорон?
– Да.
– Она говорила с вами о словах Коры?
– Да, она сказала, что это возмутительно и очень на нее похоже.
