Кобылин развернулся и пошел домой. В голове было пусто. В животе было пусто. В душе… В душе бился голос ночного города — все так же яростно и громко, как и несколько часов назад. Но Алексей уже не слушал его. Устал. Он переполнился событиями этой ночи, он устал их ждать, проклятое предчувствие беды так его задергало, что на все его предупреждения Кобылин лишь вяло дергал уголком рта. Он шел ровно по дорожке, пустой, отрешенный, словно со стороны наблюдавший за своим телом. Вся округа подернулась серым, мир потерял краски. Стихли отдельные звуки, слились в неразличимый гул. Хотелось спать. Уйти на перезагрузку, как зависший ноутбук. И еще…
Сунув дробовик за пояс, Кобылин свернул к ларьку.
— Мужики, закурить есть? — спросил он.
Через минуту он понял, что снова идет домой. В пальцах болталась зажженная сигарета, а еще одна, целая, была заначена за ухом. За спиной было тихо. Кобылин оглянулся. Мужики все еще стояли у ларька, старательно рассматривая нехитрый ассортимент стеклянной витрины.
Алексей свернул за угол и углубился во двор. Он прошел первый корпус, свернул под арку, и только тогда сигарета обожгла ему пальцы. Кобылин удивился. Он давно не курил. Но вот сегодня… Он затянулся, и едкий дым взорвался в легких огненным цветком. Кобылин закашлялся, бросил сигарету и прижал руки к груди. Из глаз потоком хлынули слезы, а в носу страшно зачесалось. Алекс оглушительно чихнул, вытер рукавом нос и вдруг очнулся.
Мир обрел привычную резкость. Голова прошла, и зыбкая дымка, застившая взгляд, растворилась без следа. Алексей шумно вздохнул и с облегчением прижался спиной к стене арки. Он страшно устал. Но все же добрался до самого дома. Осталось только добраться до кровати и лечь спать. Завтра. Все — завтра.
Кобылин отлепился от стены и, по-стариковски шаркая негнущимися ногами, направился к выходу из арки, проходящей сквозь весь дом, словно железнодорожный туннель. Там, вдалеке, светил фонарь. И только благодаря его зыбкому отблеску, Алексей увидел темную фигуру, стоявшую у стены арки.
Рука сама легла на рукоять дробовика, и Кобылин замер. До темной фигуры оставалось не больше трех шагов, но, если бы не фонарь, он бы и не заметил девчонку.
Черные длинные волосы закрывали едва ли не половину хрупкого личика. Худые покатые плечи, черная футболка с белым черепом, темные джинсы, нарочно протертые до дыр в десятке мест. Худые белые руки. На запястьях — ворох мелких бус, блестящие цепочки, шнурочки, фенечки… Правая ладонь, белая, как и лицо, бабочкой порхает в темноте. Подкинет белый шарик — поймает. Подкинет — поймает. Глаза, черные и блестящие, как драгоценный камень, неотрывно следят за белым шариком.
Кобылин шумно сглотнул. Он уже видел эту девчонку сегодня. Там, в дверях подъезда, как раз перед тем, как получил в ухо от технологически продвинутой шпаны. Тогда он подумал — показалось. А Гриша сказал — это местная, случайно выглянула и спряталась. Но теперь… Теперь Алексей точно знал — она не местная. В его родном дворе таких не водилось.
Стрелять в маленьких девочек не очень-то хорошо, Кобылин это знал. Но тут он вспомнил, как толстушка с ножом в руках сидела на груде мертвых тел, и рука, сжимавшая рукоять дробовика, дрогнула.
Девочка поймала шарик, спрятала его в хрупком кулачке и подняла глаза. Под взглядом ее, острым и жестким, как удар ножом, Кобылин попятился.
— Ты кто? — хрипло выдохнул он.
Девчонка не ответила. Лишь мотнула головой, и темная челка спрятала один глаз, закрыла щеку до самого подбородка.
— Что тебе надо? — спросил Кобылин и медленно потянул дробовик из-за пояса.
Девчонка дернула рукой. Кобылин замер. Белый кулачок раскрылся, и шарик выпорхнул на свободу, на секунду зависнув в полутьме.
Он оказался черным.
Кобылин рванул дробовик на себя, и тут же шею пронзила острая боль. Она как молния скользнула вниз по позвоночнику, к ногам, и Алексей хрипло закричал от боли. В глазах помутилось, руки разжались, и дробовик лязгнул об асфальт. Кобылин упал на колени, жадно хватая воздух ртом, и вцепился в собственное горло, сведенное судорогой.
— Добрый вечер, охотник, — прошептал кто-то над ухом. — Рад нашему знакомству. Очень рад.
Кобылин захрипел и повалился лицом в асфальт.
Последнее, что он увидел, — черный шарик, парящий над ослепительно белой ладонью.
* * *
Глаза открывались неохотно. Слипшиеся веки высохли и немилосердно зудели. Они были настолько горячими, что Алексей чувствовал их жар. А еще — болели руки, скрученные за спиной.
Это он почувствовал сразу, как только немного прояснилось в голове. То, что он связан и лежит на полу, понял позже, когда попытался пошевелиться. Вот тогда-то Кобылин и решил открыть глаза.
Веки поднялись только на третий раз, когда стало так больно, что выступили слезы. Глаза больно укололо светом, и Кобылин прищурился. Это не помешало ему в мгновенье ока увидеть всю комнату целиком. И затаить дыхание.
Голые стены, голые полы. Квартира-новостройка: пустая, недоделанная, с черными провалами в стенах вместо дверей. Сбоку — пустой проем окна, сквозь который льется робкий ручеек света, казавшийся слишком ярким в полутьме пустого дома.
— Доброе утро.
Кобылин скосил глаза и шумно втянул носом воздух, наполненный бетонной пылью и сыростью.
Рядом, около стены, стоял мальчик лет тринадцати. Светленькая аккуратная челка прикрывала лоб. Тонкие, почти невидимые очки вызывающе гордо сидели на остром носике. Гладкие девчоночьи щеки, еще не знавшие бритвы, светили ослепительной белизной. Тоненькая шея терялась в воротнике джинсовой курточки. Белая футболка и черные штаны были идеально ровными — словно только что сошли с гладильной доски.
Он выглядел как идеальный мальчик, сошедший со страниц детской книги. Так выглядят отличники, никогда не существовавшие в реальности. Идеальное дитя, умное-благоразумное, никогда не разбивавшее коленок и не прижигавшее муравьев увеличительным стеклом. Из такого в книге обязательно вырастает гениальный ученый, посвящающий свою жизнь исследованию загадок природы — вежливый, немного рассеянный и неимоверно положительный.
Но не в этот раз.
Кобылин завозился на полу, не в силах отвести глаза от насмешливого взгляда мальчишки. Взгляда едкого, злорадного, что был старше облика хозяина на полсотни лет.
— Так и есть, — ухмыльнулся мальчишка и задорно взъерошил светлую челку пятерней. — Большой, тупой, самоуверенный и жалкий. Нисколечко не меняетесь. Всякий раз одно и то же.
Сжав зубы, Алексей опустил взгляд и сосредоточился на белых кроссовках. Ему даже не нужно было строить догадок — что произошло и почему. Обо всем рассказал один лишь взгляд мальчишки. И его плечи, что были чуть шире, чем у обычного ребенка. И руки — с широкими ладонями, какие бывают у взрослого человека.
— Зачем? — спросил Кобылин сквозь сжатые зубы.
— Любопытство, — отозвался упырь.
Он сделал шаг вперед, и Алексей невольно вскинул глаза. Сжался под насмешливым взглядом вампира, вопрошавшим — что, испугался?
Паренек подошел ближе, наклонился, ухватил охотника за грудки. Легко приподнял и прислонил плечами к стене. Сам сел рядом, на корточки, словно ребенок, увидевший на садовой дорожке очень интересного жука.
Кобылин расслабил напряженные, как оказалось, мышцы и поерзал, устраиваясь поудобней. Теперь он сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Руки по-прежнему были за спиной — скрученные, судя по ощущениям, проволокой. Ноги оказались связаны его собственным ремнем. Никакого дробовика рядом, разумеется, не было.
Вампир сидел рядом, с интересом рассматривая охотника. Так, словно тот был забавным представителем животного мира. Алексей, внутренне содрогаясь, встретил пытливый взгляд, и ему захотелось стереть гаденькую ухмылку с игрушечного личика.
— А как же черная куртка? — буркнул он. — Перевернутые кресты, цепи… Мама не разрешает?
— Попса, — лениво протянул вампир. — Голимый отстой. Ненавижу показуху. Это — для людишек.
— И что дальше? — спросил Кобылин. — Насмотрелся уже или нет?
— Не знаю, — отозвался мальчишка и с раздражением дернул плечом. — Мы с тобой, пожалуй, поиграем. Но чуть позже.
Вампир вдруг резко поднялся на ноги, оглянулся. Проем окна казался светлым пятном — где-то там, далеко, уже начиналось утро, и на его фоне хрупкая фигура мальчика казалась темным силуэтом.
— Надо выспаться, — сказал он. — Перед нашей игрой.
Кобылин осторожно пошевелил затекшими руками. В принципе, если он останется один и сможет перевалиться на бок, то…
Упырь резко обернулся и одарил Кобылина широкой улыбкой. Потом подошел ближе, опустился на колени и положил руки на плечи враз окаменевшего охотника.
— Но сначала… — выдохнул вампир.
