Нас пригласили в длинный сарай с земляной сценой — на праздничный концерт и на маленькие скамеечки посадили у самой сцены. Народу в сарай набилась уйма.
В каждом номере концерта рабочий и крестьянин под грохот барабанов избивали буржуя, который катался по сцене от одного к другому и обратно. Были отдельные сольные номера, а хор учеников школы спел «Расцветали яблони и груши» и еще несколько русских песен.
Концерт был довольно длинным, а когда он закончился, ко мне подошел переводчик:
— Мы все знаем, что самые лучшие песни и танцы — русские, и все русские очень хорошо поют и танцуют. Мы вас очень просим спеть и станцевать.
А я, совершенно пьяный, не был даже уверен, что сумею подняться со скамьи. Но я сообразил, что Юра — моряк.
— Теперь ты выручай — спляши «Яблочко»!
— Да ну что вы, я танцевать совсем не умею.
Пришлось через переводчика объявить публике, что танцевать мы не умеем, а спеть не можем потому, что не помним слов песен. В ответ раздался ужасный рев. Переводчик улыбнулся:
— Они говорят, что песню о Сталине вы, конечно, помните. Это был удар под дых! Попробуй сказать, что песню о Сталине ты не помнишь!
Юра всполошился:
— Вы ведь хорошо копировали Утесова, спойте им что-нибудь под Утесова!
Делать нечего, я полез на сцену. Юра для страховки держал меня за ноги. Оглядев зал, я начал:
На Дальнем Востоке акулаОхотой была занята.Злодейка акула дерзнулаНапасть на соседа-кита!А-а, а-а,Напасть на соседа-кита!
Ревел я что было мочи:
Но слопать кита, как селедку,Акула не в силах была,Не лезет в акулью он глотку,Для этого глотка мала!А-а, а-а,Для этого глотка мала!
Словом, орал я как оглашенный, а зал повторял за мной последние строчки. В Большом театре такого не услышишь!
Со сцены меня не отпустили и попросили спеть еще. Я разошелся и пел все, что помнил, почти полчаса.
Перед отъездом мне вручили два комплекта американских портативных раций и замечательный кольт-браунинг в деревянной кобуре и с ремнем.
— Это из неприкосновенного запаса нашей базы. Только для вас — за песню о Сталине.
Глава 12.
Подарок Мао Цзэдуна
На юге Кореи был сбит американский бомбардировщик. Экипаж самолета спасся на парашютах и попал в плен. А самолет упал на лес и разрушился, но оборудование на нем сохранилось.
К месту падения Б-29 выехали заместитель командира советского авиакорпуса и заместитель командующего истребительной авиацией Китая. С ними отправились переводчик Мунцев и я — как специалист по радиоэлектронике. Я еще надеялся в лагере военнопленных, расположенном неподалеку, побеседовать с американскими летчиками: все время очень тревожило, что американцы могут что-нибудь придумать против моей «Сирены».
Мы выехали на «Победе», как обычно, рано утром. Дорогу непрерывно обстреливали американские штурмовики «Тандерджет Ф-84», и дорога во многих местах была разрушена. Грузовики ГАЗ-51 застревали на этих объездах, а наша «Победа» всегда быстро выходила из трудных ситуаций.
После нескольких объездов мы начали обсуждать достоинства «Победы». Я рассказал:
— У некоторых летчиков на Чкаловской уже у появились «Победы». На этой машине до центра Москвы можно доехать за двадцать пять — тридцать минут, а на электричке и метро на это нужно не менее полутора часов.
О том, чтобы приобрести «Победу», в те годы можно было только мечтать.
Тут заместитель командующего китайской авиацией, до сих пор не принимавший участия в разговоре, обратился к заместителю командира нашего корпуса:
— Насколько мне известно, этот инженер сделал выдающееся изобретение. На самолеты поставлена станция, которая делает МИГи неуязвимыми. Я хотел бы спросить у представителя дружественной державы: как отметили работу этого инженера? Наверное, подарили палочки для риса с надписью «Да здравствует вечная советско-китайская дружба!»?
Наш командир отвечает:
— Ну да, мы подарили ему палочки и еще фарфоровые кружки с такой же надписью.
Китаец ухмыльнулся и спрашивает:
— А больше ничего?
— Больше мы ничего не можем сделать, других возможностей у нас нет.
— А вот инженер говорит, что ему нужен автомобиль.
Но я совсем и не думал говорить, что мне нужен автомобиль, и не собирался стать автомобилистом. Я просто сказал, что «Победа» — очень хорошая машина. И все.
Все примолкли.
Через некоторое время остановились возле ручейка и решили перекусить. Машину поставили под деревьями, чтобы ее не было видно. Пока разворачивали продукты, наш начальник отозвал меня в сторону:
— Этот заместитель командующего китайской авиацией — очень обязательный человек. Если он говорит слово, то это слово железное. Его слово — это деньги. Его слово — это важное решение. Он сказал что-то об автомобиле. Я не удивлюсь, если через недельку ты узнаешь о том, что тебя, кроме рисовых палочек, награждают еще чем-то. Он надолго не откладывает своих решений. Одним словом, жди.
Мы пообедали, поехали к сбитому самолету. Допросили членов экипажа Б-29, осмотрели сбитый самолет. Наше внимание привлекли рации летчиков: у каждого американского специалиста и члена экипажа имелась рация с большой дальностью действия. Если американец со сбитого самолета вдруг оказывался на чужой территории, он вытаскивал эту рацию и подавал сигналы, по которым на его поиск прилетали вертолеты службы спасения. Такие компактные рации были у всех членов экипажа.
Через неделю после возвращения в Андунь меня вызвали в штаб 11-го корпуса:
— Готовьтесь к поездке в штаб командующего китайскими добровольцами, к генералу Пын Дехуэю.
— Зачем? Что случилось?
— Там вас ожидает какой-то подарок: грамота Мао Цзэдуна и еще ценный подарок за вашу работу.
Через день снарядили машину ГАЗ-51, положили туда продукты, так как ехать было далеко — около двух суток. Со мной отправились еще два солдата-автоматчика и китаец-переводчик. Добирались мы долго и трудно: чем ближе к 38-й параллели, тем больше в небе американских «Тандерджетов».
Генерал Пын Дехуэй оказался очень интересным человеком, с умными проницательными глазами. Он окончил военную академию в Москве и по-русски говорил свободно:
— Это вы автор знаменитого изобретения?
— Да…
— Мне известны некоторые подробности рождения этого изобретения. Цель нашего приглашения такая: председатель Мао Цзэдун награждает вас автомобилем «Победа» с гаражом. Мне поручено вручить вам вот эту грамоту, в которой все написано.
Генерал развернул грамоту: на одной ее половине текст и моя фамилия, написанные по-китайски сверху вниз, а на другой — три иероглифа: подпись председателя Мао — и не факсимильная, а настоящая, с брызгами черной туши.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
