Тихон вздохнул:
— Столичная, выходит, штучка? Это мы видали… А зачем же ты, девонька, к нам пожаловала? Для отдыха разве? Дак у нас скучно зимой. Не с кем тебе тут хороводы водить. Была бы моя старуха жива, она бы тебе составила компанию. Тоже шебутная была, вот и угорела раньше сроку. До девяноста годов еле дотянула.
Варя, дожевав печенье, важно обратилась к старику:
— Я вас поняла, дедушка. Вы святой человек, странник божий. Это счастье, что вы к нам заглянули. Мне как раз помощь нужна. Вы мне поможете, дедушка?
— Чем тебе помочь, девонька?
Варя нездорово веселилась, и Пашута угадал, что сейчас она переступит черту, которую переступать не следовало. Она так и сделала.
— Угодила я в лапы злому человеку, вот к нему. Он из меня рабу хочет сделать, ко всему принуждает. Я ведь по годам несовершеннолетняя. Мне рожать рано. Заберите меня к себе жить, дедушка, раз вы одинокий. Я девушка послушная, сговорчивая. Поселюсь за печкой — и не услышите. А если чего понадобится по хозяйству, простирнуть там чего или сготовить, — я всегда рада. Только вы меня не бейте.
— Ну чего ты несёшь, Варя? — не выдержал Пашута. Уж очень забавно и дед, и Спирин рты разинули. Урсула, раскрепощённая женщина Востока, хихикнула и тут же с испугом взглянула на мужа. Укротить разошедшуюся Вареньку было нелегко.
— А ты мне рот не затыкай, Павел Данилович! При добрых людях-то, наверное, не посмеешь изгаляться. Дедушка, милый! Пожалейте страдалицу! До девяноста годов, как ваша бабушка, я не прошмыгаю, вы не беспокойтесь. Годок ещё от силы помаюсь — и на небушко. У меня все внутренности отбиты. Внутри живого места нет. Слышите, как дышу со свистом?
Пашута вдруг сообразил, что Варенька, несчастное дитя, закатила ему чисто семейную сцену, непонятную и неловкую для гостей. Она действительно искала защиты, но не от него. Смута в ней бродила, непосильная для её сердечка. Она бодрилась, как могла, но это всё не шло ей. Минуту назад Пашута готов был отвесить ей оплеуху, так разозлился. А теперь подумал спокойно: её, бедную, тоска и страх корёжат, а меня любовь. Мы оба умалишённые.
— Погоди озорничать, Варенька, — сказал мягко. — Лучше спроси, какие деду Тихону страшные видения бывают.
— Страшные? — удивилась Варя, и личико её жалобно сморщилось. — Чего уж может быть страшней моей жизни.
— Нет, ты послушай. К нему ночью люди приходят из иных времён.
— Дедушка, это правда?
Тут все опомнились, вздохнули с облегчением.
— Приходят, — веско подтвердил Спирин. — Такой он у нас вещий старик. По науке — экстрасенс. Для него с мертвяком перемолвиться, что для нас воды испить.
Урсула подавилась чаем и закашлялась.
— А один приходил, на Пашу похожий, — добавил Спирин.
Старик скривился, как от зубной боли.
— Язык у тебя, Сеня, помело помелом.
— Дедушка! — строго сказала Варя. — Они над вами смеются, да? Вы на них не обращайте внимания. Они глупые. Вы нам расскажите с Урсулой. У меня был знакомый в Москве, папин друг, очень известный физик, я бы даже за него замуж вышла, но он спился. Вот он считает — все эти явления вполне объяснимы. Только об этом не принято говорить. У него, у моего знакомого, тоже были видения. Про одно он мне подробно рассказывал. Я вам перескажу. Он болел и чуть не умер. В больнице лежал. Его и лечить перестали. Заражение крови и всё прочее. В общем, сколько-то суток был без сознания. Он не помнит. А потом к нему пришла женщина, которую он любил. Он с ней расстался много лет назад. Но она к нему в больницу пришла, подняла с постели и за собой повела. И привела в какой-то дом, где много людей. Они там ходили, смеялись, почти все разговоры он запомнил. Этого на самом деле не было, но как бы и наяву происходило. Он говорит, даже ярче, чем наяву. Эта женщина всё время держала его за руку. Такая ласковая с ним была, как в жизни и не бывала. Они пили, ели, слушали музыку, он некоторые мелодии запомнил, проигрывал их после на пианино. Он музыку никогда не сочинял. А мелодии вполне профессиональные. Потом эта женщина проводила его в больницу, уложила. И ещё посидела с ним, ждала, пока он уснёт. Она ему пообещала: теперь ты выздоровеешь. Он утром проснулся — ни температуры, ничего. Через неделю выписался. И говорит: всё время был счастливый, ну такой счастливый, прямо не передать… Из дома первым делом ей позвонил. Позвонил, а там сказали, она умерла. Неделю как умерла, как раз в ту ночь, когда к нему приходила. Умерла от отёка лёгких, совсем молодая. Его спасла, а сама умерла. Это часто бывает, я в это верю.
— А физик как? — спросил Спирин.
— Спился. Я же сказала. До чёртиков допился.
Сейчас он уже не физик… Не работает нигде, в долг живёт. Пропащий человек.
— Вот оно как… Но ты, девонька, его не суди. Ты много го не ведаешь. Коли с твоим знакомцем такой случай был, он судьбой меченный. С него не нам с тобой спрашивать.
Старик поскучнел, домой засобирался. Пашуте посоветовал во всеуслышание:
— Ты её береги, парень, понапрасну не забижай. Она девка правильная, хоть малость и порченая.
— Почему это я порченая, дедушка? Вы что такое говорите?
— Сама знаешь, пигалица. Баловали тебя шибко, ты и возомнила о себе. Но в хороших мужских руках любая баба что глина. Ты не горюй.
С тем и откланялся. А они все вскорости отправились ужинать к Спирину. Там пирог их дожидался. Не жизнь наступила, а праздник. Но впереди было смутно.
Пашута и Спирин прикинули все работы, какие следует начать по весне. По совету старика Тихона придумали разбить пасеку у гнилого оврага, где, кажется, сама природа предназначила ей быть. Однако прежде всего надо было официально закрепить Пашуту на какую-нибудь должность. Документы у него были в полном порядке, и друзья настроились отбыть в район. Наладили «газик» до состояния боевой готовности. Три дня Пашута на него убил и ручался, что машина дотянет хоть до Берлина. Но тут, лёгок на помине, явился с инспекцией Пётр Петрович Хабило.
Друзья дымили на крылечке. Подкатила «Нива», причём как бы возникла из воздуха, за минуту до того дорога была пуста; из неё вывалился среднего роста мужичок в дублёнке и ондатровой шапке, деловито отряхнул рукава, точно запылился в салоне, и засеменил к ним. Спирин выдохнул: «Ох ты, боже мой!» — с таким выражением, будто у него живот прихватило. Приблизившись, начальственный человек добродушно пробасил:
— Здорово, парни! Вижу, не скучаете без меня, — и пожал им руки, не выказав удивления от присутствия незнакомого человека.
Спирин пригласил гостя в дом и там представил Пашуту таким образом, что выходило, будто Павел Данилович Кирша заглянул в Глухое Поле по счастливому стечению обстоятельств, а по всем данным должен пребывать в столице и возглавлять любое министерство.
Хабило отнёсся к гостю благожелательно.
— Нам люди всякие нужны, — сказал он. — Лишь бы не воровали. Ворья нынче много развелось повсюду. Не читали сегодня «Правду»? Забавный фельетон пропечатали. К случаю годится. Один тип разъезжал по городам и выдавал себя за научного работника. Договора всякие заключал. Когда его на чистую воду вывели, оказался авантюрист… Вы на свой счёт не берите, Павел Данилович. Это я к слову. У вас какая фамилия? Кирша? A тот был вроде Панкратовым. Видите, не сходится. Хе-хе-хе!
Из-под седоватых бровок Хабилы поблёскивали синие глазки, полные иронического недоумения. Пашуте он понравился.
— Таких случаев сколько угодно, — согласился он. — Умеют некоторые устраиваться. Один мой знакомый по фамилии Гундилов двухэтажную дачу за казённый счёт отгрохал. И любовницу содержал за границей. Когда к нему с конфискацией пришли, у него полмиллиона под половицей обнаружилось. Позавидуешь некоторым.
— А по специальности вы кто будете?
— Механик. А вы?
Пётр Петрович поморщился, а Спирин толкнул друга в бок. Не зарывайся, мол, не надо. От этого человека, увы, многое зависит. За обедом, который шустро подала на стол Урсула, гость поделился с ними далеко идущими планами. В связи с прогрессивными веяниями, идущими сверху, он предполагал вскоре осуществить свой давний мелиоративный проект, в котором Глухому Полю, как месту во всех отношениях бесперспективному, определялось стать глубоким водоёмом. Когда Спирин это услышал, у него ложка выпала из рук.
— Как водоёмом? — переспросил он с натугой.
Пётр Петрович, довольный произведённым впечатлением, осветил проблему с разных сторон.
— Ты, товарищ Спирин, привык прежде всего думать о собственном брюхе. Это нынче не годится. Время подсказывает заботиться о нашей стране в целом. Ты хоть знаешь, что сейчас в мире происходит?
— Где?
Хабило ловко перехватил Урсулу, прошмыгнувшую было мимо него со стопкой тарелок.
— Эх ты, частный собственник. А ещё считаешь себя интеллигентом. Скажи нам, девушка, чего больше всего не хватает дружественному казахскому народу? О чём он тоскует?
