– К счастью, нет, – ответил комиссар Мэйн. – Френсис продолжал настаивать на том, что пистолет был заряжен одним только порохом. Как утверждал его адвокат, подсудимый всего лишь хотел привлечь внимание к себе и своей табачной лавке, находящейся на грани разорения. Он надеялся таким путем обзавестись новыми клиентам и расплатиться с долгами. Но суд обвинил его в государственной измене.
– В измене? – удивилась Эмили. – Пусть даже его пистолет, возможно, не был заряжен пулями?
– Эксперт по оружию засвидетельствовал, что пыж сам по себе мог причинить серьезные повреждения, если бы угодил в лицо королеве, или поджег ее платье. Френсиса признали виновным.
– И приговорили к виселице, – прибавил Де Квинси. – Поскольку речь шла о государственной измене, дальнейшая процедура казни восходила к временам Генриха Восьмого. После повешения Френсису предполагалось отрубить голову и четвертовать тело.
– Простите, Эмили, за столь неприятные подробности, – сказал Райан.
– Благодарю вас за заботу, Шон, но я читала в записках отца о куда более ужасных вещах.
Комиссара Мэйна, видимо, озадачила фамильярность, с какой они обращались друг к другу, но затем он предпочел сосредоточиться на обсуждаемом вопросе.
– По мнению некоторых, долги довели Френсиса до полного отчаяния, и он надеялся, что его признают сумасшедшим и отправят в Бедлам, – объяснил дочери Де Квинси. – В конце концов, если верить слухам, Эдвард Оксфорд устроился там не без комфорта. Возможно, Френсис всего лишь мечтал о легкой жизни без забот о жилье и пропитании. Если так, его ожидало большое разочарование.
– Френсиса казнили? – спросил Беккер.
– Нет, – ответил Де Квинси. – В последний момент казнь заменили пожизненными каторжными работами на Земле Ван Димена[10]. Когда Френсис узнал, куда его отправляют, виселица, вероятно, показалась ему лучшей судьбой.
– И все из-за бедности, – чуть слышно пробормотала Эмили.
Судя по ее голосу, она прекрасно понимала, до какого отчаяния может довести нищета.
– Я много лет отстаивал идею особого детективного отдела, сотрудники которого будут носить гражданскую одежду и действовать по всему городу, – сообщил Мэйн. – Повторное нападение на королеву ускорило решение вопроса. Тринадцатью годами ранее мне потребовалось почти три месяца, чтобы организовать работу столичной полиции. Теперь же детективный отдел – с двумя инспекторами и шестью сержантами – был создан всего за шесть дней.
– Как раз вовремя, – заметил Райан. – Через два месяца произошло еще одно покушение на королеву.
– Как пройти к Ньюгейтской тюрьме? – спрашивал у прохожих отец Колина, пробираясь по беспорядочному переплетению лондонских улиц.
Кареты, экипажи, кебы и переполненные омнибусы грохотали по мостовой. Пассажиры забирались даже на крыши омнибусов, слуги висели на запятках карет. Шум стоял оглушающий. Разносчики газет выкрикивали новости о последних преступлениях. Торговцы нахваливали фрукты и овощи, разложенные на тележках. Нищие выпрашивали милостыню.
На улицах было столько людей, что Колина и его отца непрерывно толкали и пихали локтями.
– Мне нужно в Ньюгейтскую тюрьму! – обращался отец к каждому встречному.
– Стукни кого-нибудь по голове или стащи кошелек, – с усмешкой посоветовал какой-то мужчина.
– Если бы у меня был такой ирландский акцент, – добавил другой, – я бы старался держаться подальше от нее.
– Прошу вас, скажите, где находится Ньюгейтская тюрьма?
– В Сити, городской черте Лондона.
– Но ведь я и есть в Лондоне. Где же именно в Лондоне?
– Я же сказал: в городской черте.
– Перестаньте смеяться надо мной!
– Только попробуй замахнуться, и я позову констебля. Тогда точно узнаешь, где находится тюрьма. Ты в Лондоне, но не в городской черте, не в Сити.
– Мне сейчас не до шуток!
– Сити – деловой район в центре, город внутри города. Ньюгейтская тюрьма стоит на месте бывших ворот в Старый Лондон. Напротив Олд-Бейли, Центрального уголовного суда.
Колин с отцом снова побежали по улицам, то и дело спрашивая дорогу:
– Как пройти к Олд-Бейли? Как найти Ньюгейтскую тюрьму?
– Вон там, – наконец показал кто-то.
Но мальчик различил лишь огромный купол церкви, который, конечно же, не мог оказаться тюрьмой. И на самом деле ею не являлся, поскольку позже Колин узнал, что видел купол собора Святого Павла.
Они завернули за угол, и на сей раз у Колина уже не возникло сомнений, что перед ними тюрьма. Вдоль всей улицы тянулось зловещего вида здание, сложенное из огромных, покрытых копотью камней, от которых так и веяло мраком и отчаянием.
Они подбежали к охраннику, стоявшему возле тяжелых, обитых железом ворот. Страж тут же схватился за висевшую на поясе дубинку, словно опасаясь нападения.
– Сюда привезли мою жену, – тяжело дыша, проговорил отец.
– Значит, ее дела совсем плохи.
– Но она не делала того, в чем ее обвиняют.
– Ну еще бы. Там никто не делал того, за что его посадили.
– Говорят, будто она воровка, но я знаю, что такого не может быть. Мне нужно попасть внутрь и поговорить с ней.
– Посетителей пускают только утром. Приходите завтра. И приведите с собой адвоката.
– Где мне найти адвоката?
– В Судебных иннах[11]. Что вы выбираете: Иннер-Темпл или Мидл-Темпл?
– Темпл? Но вы же сказали, что мне нужны Судебные инны!
– Иннер-Темпл и Мидл-Темпл – это и есть Судебные инны. Они находятся возле церкви Темпла.
– Я с ума сойду от ваших загадок. Как мне найти эту церковь?
– Между Темзой и Флит-стрит. – Охранник крепче сжал дубинку. – На вашем месте я бы попридержал язык, а то вам же хуже будет.
Оказалось, что Судебные инны – комплекс огромных зданий со своими часовнями, библиотеками, столовыми, жилыми помещениями и кабинетами, где обитают адвокаты.
Колин с отцом начали поход от одной двери к другой.
– Мне нужен адвокат для жены! – с порога выпаливал отец Колина.
Клерки с хмурым видом смотрели на их покрытые пылью и потом лица.
– Если вы ищете барристера, то сначала нужно обратиться к солиситору.
– Какому еще солиситору? Мне нужен адвокат!
– Сначала идите к солиситору. Он выберет для вас барристера, потому что только они могут обращаться к суду.
– Что за безумие! Моей жене нужна помощь. Где мне найти солиситора?
Наконец один из клерков с видимой неохотой указал им нужное направление.
Колин с отцом помчались к очередному кабинету. Там на высоких табуретах, низко склонясь над потемневшими от времени столами, сидели другие служащие и беспрерывно что-то писали, то и дело макая перья в чернильницы.
Один из клерков недовольно взглянул на потрепанную одежду визитеров и спросил, что им угодно.
– Мне нужен солиситор!
– Он уже отправился домой, – ответил клерк, даже не скрывая того, что говорит неправду.
Солиситор в следующем кабинете был очень занят. Обитатель третьего кабинета собирался уходить и велел им прийти на следующее утро.
– Но завтра в тюрьму пускают посетителей. Я должен быть там, чтобы увидеться с женой.
– Возвращайтесь завтра и принесите три фунта, тогда я подумаю, что можно для вас сделать.
– Три фунта? У меня нет таких денег.
– В таком случае можете вовсе не приходить.
Отчаяние сменилось безразличием и усталостью. Они съели хлеб, который Колин прихватил с собой, и запили водой из ближайшей колонки. Тени сделались заметно длиннее.
– Эмма уже большая девочка, – сказал отец, стараясь убедить самого себя. – Она сможет позаботиться о Рут до завтрашнего утра. У них еще есть хлеб и картофель. И те монеты, что я им оставил.
Отец Колина был крепким широкоплечим мужчиной с волевым лицом. Спасаясь от нищеты, он вывез семью из Ирландии, и Колин даже не сомневался, что отец сумеет защитить их от любых трудностей, которые подстерегают на жизненном пути. Но сейчас он вдруг заметил, что грудь отца ввалилась, плечи ссутулились, а лицо осунулось.
Они заночевали прямо на улице, а утром снова напились из колонки и постарались отмыть от грязи руки и лица. Пригладив ладонями мокрые волосы, они поспешили в Ньюгейтскую тюрьму, где сотни людей уже дожидались приемных часов перед зловещими железными воротами.
– Старина Гарри и так простужен, а теперь его посадили в холодную камеру, – говорила одна женщина другой. – Не знаю, выдержит ли он, если его упекут надолго.
– Когда судебное слушание?
– Мне никто не сказал.
Ворота открылись, и толпа хлынула внутрь.
– Как мне увидеться с женой? – спросил отец Колина у охранника.
– Ступайте туда.
Понадобилось больше часа, чтобы сотни людей переговорили с одним-единственным служащим, который отдавал указания охранникам, кого из заключенных вызвать.
