А попались они по-глупому…
Хотя как тут не попадешься? Кому могло прийти в голову, что на станции непонятно каким образом окажутся беляки. Мистика какая-то… Обскурантизм и поповщина!
«Иосиф Сталин», как всегда это случалось, вошел в створки причальных ворот, Дёготь открыл люк и…получил по голове. С Федосеем та же история. Высунул голову, получил по ней, отключился… Только вот оптимизма у товарища оказалось больше. Несколько минут Федосей еще вертел головой.
«Не иначе план побега измысливает…» – подумал Дёготь и как в воду глядел.
– Сбежать отсюда проще простого, – сказал старый товарищ. – Для этого всего лишь нужно повязать беляков, открыть ворота ангара, забраться в корабль и убежать…
Оптимизм в его голосе был какой-то не настоящий. Дёготь отчетливо недоверчиво промолчал.
– Сложна ли эта задача? – спросил Федосей. – Да, сложна! Выполнима ли? Безусловно! Помнишь, как говорил Феликс Эдмундович: «Раз нужно – значит, можно!»
Деготь вместо ответа только бровями шевельнул. Нужно-то нужно, только ведь железо вокруг и до Земли верст полтораста, да воздуху ни капли.
– Нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики, – добавил Федосей.
Тут Деготь спорить не стал – одобрительно кивнул и вытащил из потайного кармана фляжку, просмотренную беляками при обыске.
– Осталось только придумать, как…
– Не думаю, что их тут много…
– Во всяком случае, их достаточно для того, чтобы захватить станцию, на которой работало почти пять десятков человек. Интересно, кстати, что с ними?
– Хороший вопрос…
Ни тот, ни другой не стали развивать эту тему. Оба знали, что творилось в Гражданскую, не понаслышке. Жалеть врагов тут было не принято, оттого и первым делом при смене власти победители учреждали комиссии по выявлению совершенных противной стороной зверств. Работы таким комиссиям всегда хватало.
– Во всяком случае, рассчитывать приходится только на себя.
– Если нам удастся добраться до…
– Я так понимаю, что одним «если» ты не ограничишься? Тогда имей в виду, что если в плане больше двух «если», то это не план, а утопия… Это закон природы.
– «Если» существуют в любом плане, – ничуть не смутившись, отозвался Федосей. – У тебя есть план без «если»?
Товарищ с полминуты покусывал нижнюю губу, пошевеливал смоляными бровями.
– У меня, по крайней мере, есть здравая идея. Если совпадут два «если» и мы уложимся в десять секунд…
За ними пришли примерно через час. Дверь отъехала в сторону, и на пороге появился аккуратно одетый незнакомец с револьвером. Первые слова сразу расставили все по местам. Весело оглядев их, офицер, видно, еще не изживший привычек Гражданской войны, скомандовал.
– Ну, краснопузые, давай на выход.
Пленные, скорее по привычке, чем по необходимости старавшиеся держаться ближе к полу и оттого висевшие в десятке сантиметров над ним, спросили:
– Это еще зачем?
– Не бойся… Расстрела не будет, – ухмыльнулся конвоир. – В случае чего всего-навсего на Землю-матушку своим ходом отправитесь… Тут недалеко, всего-то верст с полсотни будет. За три дня дойдете.
Он поманил их «наганом», взывая к здравому смыслу. Пришлось подчиниться.
Конвоиров оказалось трое. Один плыл впереди, а два других позади. Оружие, правда, имелось только у одного.
В длинном коридоре не было ни людей, ни звуков, и Федосей снова подумал, куда враги могли подевать комсомольцев, что тут работали. Неужели и впрямь выбросили в пространство?
– Эй, господа хорошие… А с мастеровыми что сделали?
Спросил в пространство, словно не надеялся, что ответят.
– Что сделали, переделывать не будем, – отозвался тот, что шел впереди. – Разговорчики в строю…
Следов крови, как Малюков ни всматривался, нигде не увидел. Это обнадеживало, однако куда-то же подевался народ… Никого не было ни видно, ни слышно.
Уже представляя строение станции, Деготь скоро сообразил, что они идут в рубку.
У двери ангара пришлось задержаться. Прямо перед ними из стояночного ангара двое вытаскивали привезенные ими же баллоны с кислородом. Осторожно, стараясь не повредить вентили, беляки направляли его им навстречу. Пришлось прижиматься к полу и пропускать их над головами.
Деготь глазами показал Федосею на внутреннюю дверь ангара. То ли по незнанию, то ли по нерадивости, её прикрыли не до конца. Между створкой и стеной оставалась щель толщиной в палец… Федосей пожал плечами. Скорее всего произошло это оттого, что там еще не прекратились работы по разгрузке «Иосифа Сталина». Открывать-закрывать дверь никто не хотел. Тяжелое это было занятие – каждый раз герметизировать шлюз.
Их довели до рубки управления, и конвоир движением ствола пригласил их внутрь. Федосей замешкался и влетел туда первым. И первым же увидел нового хозяина станции.
– Профессор? – удивился Федосей. – Ульрих Федорович!!???
И от удивления чуть не бросился обнимать немца, но не долетел. Офицер с «наганом», ухватив за воротник, остановил его порыв. В лице профессора что-то изменилось.
– А-а-а-! И вас они тоже поймали… – сообразил Малюков. Профессор отозвался сразу, но чужим голосом, без привычного акцента.
– Да как вам сказать… Все по-другому, но объяснять вам все это времени у меня нет. Станция «Святая Русь» экспроприирована у большевиков мной и отрядом героев Белого движения.
– Так, – влетев внутрь, сказал Деготь. – Вот уж кого не ждал тут встретить…
Коминтерновец сообразил, что тут к чему, быстрее товарища. Слишком уж спокойно стоял немец. Слишком независимо для жертвы.
– И что дальше?
– А дальше я предлагаю вам сотрудничество.
Он замолчал, и чекисты молчали, глядя по сторонам. Это помещение было сердцем станции, отсюда она управлялась. Видно было, что новые хозяева стараются разобраться, что тут к чему. Причем в самом прямом смысле – кое-где в пультах зияли прорехи, видно, так проверяли коммутацию, кое-где над кнопками и рубильниками виднелись листочки бумаги, приклеенные гуммиарабиком, пояснявшими назначение приборов. Федосей пригляделся. Почерк был разборчивый, но старорежимный. С «ятями». Профессор не стал тянуть и все объяснил.
– Мне некогда разбираться с устройством станции, и нас сильно выручил бы человек, который взял бы на себя труд объяснить, что тут к чему.
– И что после? – спросил Федосей. Профессор, отчего-то по-немецки, откинул палец от сжатой в кулак ладони.
– Во-первых, жизнь.
Деготь поднял бровь. Федосей оценил. Получилось это у товарища хорошо. Вроде бы агент Коминтерна удивился такому несерьёзному предложению. Профессор не захотел увидеть изломанной брови и продолжил, играя пальцами.
– Во-вторых, участие в деле, которое прославит вас на века. Новая Россия будет помнить всех нас, что бы ни случилось… Даже если кто и заблуждался раньше…
Он голосом выделил это слово «раньше», уже зачислив их в команду.
– А если нет? – остановил его Федосей. – Заставите?
Профессор отрицательно мотнул головой, и от этого движения стал медленно поворачиваться.
– Нет… Рабы мне не нужны. Мне нужны союзники… Если вы откажетесь, то пользы от вас мне не будет никакой. Зачем мне тратить на вас ресурсы? Оставлю вас где-нибудь, отключу воздух – и живите, как знаете и сколько хотите…
Деготь, до сих пор молчавший, с интересом спросил:
– А чего вы хотите-то? Чего добиваетесь, Ульрих Федорович?
Господин Кравченко поморщился, успел уже отвыкнуть от похабного заграничного имени, ну уж ладно… На такой вопрос нельзя было не ответить.
– Величия России! Хочу, чтоб Великая Российская империя встала во главе всего цивилизованного мира и…
Офицеры медленно дрейфовали, не сводя глаз с арестованных, а их руководитель говорил о самодержавии и о границах 14-го года, о Маньчжурии и Дарданеллах…
Федосей слушал и не верил ушам. Слушать такое после тринадцати лет Советской власти? Бред! Бред, да и только!
– А мне это нравится, – неожиданно прервал профессора Деготь, заметив, как меняется лицо Федосея. – Слушай, а почему бы и нет?
В глазах агента Коминтерна горели знакомые Федосею огоньки азарта. Малюков внутренне подобрался. Что-то подступало, что-то близилось.
– Потому что они – враги! – ответил чекист. Он говорил так, как говорил бы на партийном собрании, глядя профессору в глаза.
Коминтерновец кивнул.
– Верно. Враги. Только они не только нам враги… Ты программу оценил? Понял?
– Величие России? Я – пролетарский интернационалист. Мне не Россия важна, а власть пролетариата в ней.
Деготь расстроенно покачал головой. Тот офицер, что не расставался с «наганом», направил его на Федосея и спросил у профессора:
– Может быть, я облегчу господину чекисту выбор? Вам ведь и одного большевичка хватит?
