В первых же строках Лайза напоминала барону о той клятве. Далее сообщала, что является прапраправнучкой последней жрицы некоего старинного колдовского сообщества и ее духовной наследницей. По ряду только ей одной известных признаков неделю назад она поняла, что вскоре умрет… В роду последней жрицы до сих пор не было ни одного мальчика — жрице же удалось вынести из хранилища знаний своего ордена древнее заклинание, касающееся именно мальчика, причем не какого-нибудь, а прямого потомка древних… то есть этой жрицы. Из поколения в поколение, от матери к дочери передавался древний папирус с заклинанием — и вот свершилось, Лайза ждет сына! И ее последняя воля заключается в том, чтобы Верд прочел над потомком жрицы это древнее заклинание.
Свернутый в трубочку папирус барон обнаружил в том же конверте, и от его колдовских символов веяло такой чудовищной мощью, что если у Верда и были до тех пор какие-то сомнения, то все они мигом рассеялись.
Тогда он был уже достаточно опытным магом, но, несмотря на все многочисленные родовые секреты и знания, рыцарю-магу удалось расшифровать не больше трети заклинания. Единственное, что Верд понял, — заклинание было чем-то вроде пароля, открывающего избраннику доступ в некую Школу колдовского Ордена Светотеней.
Что за Орден? Чему в этой странной Школе будут обучать избранника? Как долго продлится обучение? Отпустят ли сына потом обратно в родовой замок? Доживет ли несчастный отец до его возвращения? Возможно, и ответы на все эти вопросы тоже были в заклинании, но Верд, как ни старался, не смог расшифровать его до конца.
Но клятва есть клятва. Он выполнил последнюю волю своей жены. Сложил на вершине Безымянной Горы потребный колдовской знак, разбудил магические стихии, отвел туда Маха и прочел заклинание.
Оно возымело действие, и сын на долгие пятнадцать лет исчез из этого мира.
* * *
— Вот, собственно, и все, — подытожил Верд и обратился к сыну: — Теперь твоя очередь. Так что же собой представляет эта Школа Ордена Светотеней?
Мах не заставил себя долго ждать. Растерянно улыбнувшись, он честно признался:
— Сам понятия не имею… Дело в том, что по окончании обучения тамошние маги заставили меня забыть о годах, проведенных в школе. Я-то надеялся, что именно ты подробно мне все растолкуешь… Кстати, а у тебя не сохранился тот папирус с заклинанием? Было бы любопытно взглянуть.
Верд развел руками.
— Едва я прочел заклинание, как свиток вспыхнул, и через мгновение от него осталась лишь щепотка пепла.
— Надо же, какие дела: тайна на тайне сидит и тайной погоняет, — проворчал себе под нос раздосадованный Мах и, обращаясь к отцу, сказал: — В родовом нашем замке — гнездо вампиров. В лесах хозяйничают шайки оборотней. Благородные рыцари-маги страшатся каких-то безликих… Тут вон из кожи лезешь, разыскивая невесть куда подевавшегося родителя, думаешь, отец все разъяснит, растолкует, что стряслось с некогда могучим королевством… А когда наконец-то находишь…
— Ну что, еще понемногу? — Старый барон в очередной раз наполнил стаканы. — Хорошо мы, конечно, сидим, душевно разговариваем, но до начала бала осталась всего-то четверть часа, а я не могу допустить, чтобы ты опоздал. Сегодня ты был прилюдно обласкан королем, так что все местные красотки будут у твоих ног. Постарайся расслабиться и хорошенько повеселись. Ну а завтра, как я уже обещал в начале нашего разговора, начнем разгадывать тайны.
* * *
— Представляю, как тебе сейчас погано, — не без злорадства констатировал призрак. — Ты вчера столько вин смешал, прежде чем отрубился… меня от одного воспоминания в дрожь бросает. И нечего на меня так смотреть, сам виноват, а я сделал все, что мог. Весь вечер уговаривал тебя одуматься и не пить больше, но куда там… Ты упорно от меня нос воротил, ну вот и наслаждайся всеми прелестями похмелья.
Мах только что проснулся. Голова болела так, что впору было плакать. А тут еще дед Пузырь маячил у изголовья и занимался любимым делом — учил уму-разуму.
— Ладно уж, я сегодня добрый, а ты такой жалкий, что даже неинтересно. — Призрак отошел от кровати и уселся в кресло. — Вон на столе кувшин, его час назад слуга принес. Отличная вещь, что-то вроде слабенького пивка… Не кривись, не кривись. Тебе нужно немедленно выпить его, причем не отрываясь, и, клянусь чем угодно, станешь как огурчик.
— Я не смогу… — промямлил Мах, с трудом ворочая распухшим и неприятно сухим языком, и даже вздрогнул — так мерзко звучал собственный голос.
— Да уж понятно, что после вчерашнего ты верную неделю не то что пить, даже смотреть на вино не сможешь, — усмехнулся дед Пузырь. — Только это ведь не вино, напиток этот вкусом неотличим от обычной родниковой воды. Пойми, надо выпить, надо. Это что-то вроде лекарства от похмелья. А то весь день будешь вот так же охать, ахать и стонать… а скоро, между прочим, начнется военный совет, о котором тебя вчера отец предупреждал.
— Да я бы выпил, — простонал Мах, — но мне нипочем не подняться с кровати. У меня все тело болит, а ноги ощущаю лишь потому, что коленки дрожат.
— При чем тут ноги? — совершенно искренне удивился дед Пузырь. — По-твоему, чего ради я тут сижу? А в кресло это я просто так уселся? Мол, старость — не радость, мол, ноги деда Пузыря уже не держат, вот он и рад пристроить свою тощую задницу на мягонькое? Так, что ли? Мах, брось дурака валять и немедленно перемещайся!
— Ах да… гм… ну… это… — торопливо забормотал рыцарь и глубоко вздохнул. Замутненное похмельем сознание на миг прояснилось, глаза встретились с глазами призрака, вспыхнула яркая оранжевая молния… и рыцарь протянул дрожащие руки к спасительному кувшину.
Как и обещал дед Пузырь, едва содержимое пузатого сосуда перелилось в желудок Маха, головная боль улеглась, и рыцарь почувствовал себя заново родившимся.
Мах окинул комнату просветленным взором, который как-то сам собой остановился на кровати. Он зажмурился, потряс головой, сбивая остатки похмелья, но когда открыл глаза, ничего не переменилось. Мах громко икнул и возмутился:
— А это что еще за шл… гм… бесстыдница развалилась у меня в постели?! И как она вообще здесь оказалась?
На левой стороне огромной кровати, беспечно раскинув в стороны руки, мирно посапывала молодая и совершенно обнаженная рыжеволосая красотка лет восемнадцати. Справедливости ради надо отметить, что и Мах восседал в кресле в чем мать родила.
— Неужели ты совсем ничегошеньки не помнишь? — полюбопытствовал дед Пузырь, присаживаясь на соседнее кресло и ехидно ухмыляясь. — Вы этой ночью тут такое вытворяли, пока слуги бегали за очередным кувшинчиком! А они за ночь-то раз пять бегали. Вы после своих… э-э… упражнений вино как воду лакали… Ух! А когда ты поставил ее на голову и… Впрочем, обойдемся без подробностей. Скажем так: я в кои-то веки пожалел, что бестелесен.
— Я?.. С этой?.. Этой ночью? — смутился Мах и налился румянцем.
— И не один раз, — добил рыцаря призрак. — Бравый парень, молодец, я горжусь тобой. Правда, на мой взгляд, рановато тебе жениться, ветер еще в голове гуляет. Ну да ничего, как говорится, при хорошей жене…
— Эй, погоди, ты это о чем? — насторожился Мах. — С чего ты вдруг взял, что я жениться собираюсь?
— Ты хочешь сказать, что переспал с дочкой графа Палуча, благородной Анютой, а теперь как бы и не при делах? Мол, я не я и лошадь не моя? Но господин барон… ты ведь теперь барон, не забыл, часом? Так вот, господин барон, а как же честь дамы? К тому же ты ведь не возражал, когда граф вчера на балу прилюдно назвал тебя зятем. Согласен, к тому времени ты был уже, мягко выражаясь, не совсем трезв, да и Палуч держался на ногах только каким-то чудом. Но слова его слышали не меньше десяти благородных рыцарей, в том числе твой отец и король… А я ведь тебя предупреждал, когда ты во время танца протиснул-таки руку под корсаж Анюты, я тебя предупреждал, что это не самая удачная мысль. Что во дворце полным-полно смазливых служаночек с великолепными фигурками и довольно покладистых. Если бы ты тогда меня послушался, ночные забавы обошлись бы тебе не дороже пары золотых. Но ты, как всегда, умнее всех… А теперь ваши папаши небось уже день свадьбы обговаривают.
— Неужто все так серьезно? — растерянно простонал Мах.
Но дед Пузырь не успел ответить — с постели донеслось полусонное:
— Дорогой, это ты? Ты где? Иди к своей кошечке.
— Все, посиделки кончились, она, похоже, просыпается, — торопливо затараторил призрак на ухо остолбеневшему Маху. — Теперь у тебя два пути. Первый: мы остаемся, ты идешь навстречу… э-э… желаниям своей кошечки и возвращаешься в постельку. Не переживай, опозданию на военный совет ваши папаши наверняка придумают убедительнейшее объяснение…
Сквозь ресницы Анюта увидела, как Мах во всей своей мужской красе, явно откликаясь на ее зов, подбежал к кровати, но вместо того чтобы заключить ее в свои объятья, он почему-то наклонился, подхватил с полу ворох какого-то белья и со всех ног бросился вон из комнаты.
