Я закрыла все ставни, задернула занавески на окне в гостиной и стала зажигать свечи одну за другой. Я всегда так делаю, когда у меня бывает депрессия: зажигаю свечи, включаю грустную музыку и танцую. Я подошла к музыкальному центру и стала перебирать диски. Флафи прибежала в комнату и устроилась на диване — она любит смотреть, как я танцую.
— Не понимаю, Флафи, — сказала я, идя в кухню. — Руби больше нет, и, похоже, никто не знает, что случилось. Самое странное… — я достала из буфета бутылку домашнего вина папиного изготовления, — никто не может понять, почему ее убили.
Я плеснула себе в широкий низкий бокал щедрую порцию вина и открыла дверь, чтобы впустить в трейлер прохладный ночной воздух. Вернувшись в гостиную, я увидела, что моя собака по-настоящему слушает музыку, ее большие темные глаза стали грустными-грустными.
— Видно, этим делом придется заняться нам, — сказала я, сделав глоток. — Мы должны найти убийцу.
Флафи вздохнула. Она знала, что я права, знала и то, что нас ждут большие хлопоты и, возможно, неприятности. Флафи — натура тонкая, нежная, от переживаний она становится капризной. Слушая музыку и потягивая папино кьянти, я села рядом с Флафи и погладила ее маленькую головку. В это время в моей голове шла работа, я перебирала факты, связанные с убийством Руби. Я не просто налетела на мусоросборник, пока бежала к ней, меня определенно кто-то толкнул или ударил. Если покопаться в памяти как следует, наверняка найдется какое-то воспоминание, звук или запах, который поможет мне опознать убийцу.
— У меня идея, Флафи, — наконец сказала я. — Завтра я вернусь на трек, может, там смогу что-нибудь вспомнить. По крайней мере поговорю с людьми, расспрошу, с кем общалась Руби, видел ли кто-нибудь Джона Нейлора.
Флафи низко зарычала. Наверное, подумала, что разнюхивать что-то на месте преступления слишком опасно. Я пропустила ее рычание мимо ушей и допила остатки вина. Вино согревало меня, тепло растекалось по всему телу и снимало напряжение, накопившееся за день.
Я налила себе еще стаканчик, хотя и понимала, что лучше было бы ограничиться одним и что-нибудь поесть. Музыка звала меня. Медленно я вышла на середину гостиной. Сара Маклахан пела “Я буду тебя помнить”. Я вынула заколки, которые удерживали аккуратный узел на затылке, тряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам. Закрыв глаза, я начала двигаться под музыку.
Не останавливаясь, развязала пояс халата, сняла его и бросила на диван, оставшись в трусах и бюстгальтере. По моим щекам снова потекли слезы, но я не обращала на них внимания. В какой-то момент я подумала о Джоне, но в памяти засел не его поцелуй. Я вспомнила, как он обнимал ту брюнетку на треке, как нарочно поймал мой взгляд, прежде чем наклониться и поцеловать ее.
Я наклонилась, волосы белым водопадом упали, почти коснувшись пола. Пламя свечи заливало комнату золотистым светом, кроме музыки, голоса певицы да мягкого звука шагов моих босых ног, я ничего не слышала.
Я ставила одну и ту же песню снова и снова, пытаясь выразить в танце свои чувства, преодолеть боль через движение. Я вспотела, дыхание участилось. Передо мной все время стояло лицо Руби, и музыка плавно несла меня от одного образа к другому. Я медленно закружилась, раскинув руки, волосы разлетелись во все стороны. Песня кончилась, я остановилась и открыла глаза. В дверях кухни стоял, скрестив руки на груди, Джон Нейлор и наблюдал за мной.
Никто из нас не произнес ни слова, Джон молча преодолел разделявшее нас расстояние в несколько шагов и обнял меня. Рыдания, которые я так долго сдерживала, вырвались наружу. Не знаю, как долго мы простояли. В конце концов я перестала плакать, подняла голову и с благодарностью взяла носовой платок, который протянул мне Джон. Я была в одном нижнем белье, вся взмокшая, из носа текло, глаза покраснели и опухли.
— Вид у меня, наверное, кошмарный, — пробормотала я, освобождаясь из его объятий. Взяла с дивана халат и накинула на себя.
— Да нет, не очень, — сказал Джон. Размазавшаяся тушь для ресниц оставила на его белой рубашке пару черных пятен.
— Долго ты здесь стоял?
— В общем, да.
Он взял со стойки, отделявшей гостиную от кухни, мой стакан и допил остатки кьянти.
— Почему не постучал?
Я потуже затянула пояс халата и стала собирать влажные волосы в хвостик.
— Кьяра, тебе нечего стыдиться, любому человеку нужно иногда дать выход чувствам. Невозможно все время держать себя в узде.
Он подошел к дивану, сел и потянул меня за собой. На пару секунд я потеряла чувство реальности. Закружилась голова, мне захотелось, чтобы он снова ко мне прикоснулся, и одновременно я не хотела, чтобы он вообще когда-нибудь до меня дотрагивался. Я больше не желала чувствовать то, что чувствовала, когда он меня целовал и наши тела словно сплавлялись воедино.
Выпрямившись, я посмотрела Джону в глаза.
— Ладно, это нужно прекратить. Не знаю, что между нами происходит, но я не собираюсь это продолжать.
Джон улыбнулся и коснулся моей щеки, потом его пальцы скользнули вниз, лаская шею. Мне казалось, что они прожигают след на моей коже.
— Значит, не собираешься? — прошептал он.
Его лицо опасно приблизилось к моему, наверное, поэтому мой голос прозвучал неестественно тонко.
— Нет. Нет! — Я снова отпрянула. — Нейлор, у меня накопилось к тебе несколько вопросов. Во-первых, что ты делал тогда на гонках?
Джон покачал головой.
— Кьяра, я не могу обсуждать это с тобой, понимаешь, не могу.
— Если твое появление на треке было как-то связано с работой, — продолжала я, — Уилинг знал бы об этом. — Джон промолчал. — У тебя неприятности?
Он засмеялся, но я чувствовала, что на самом деле вопрос вовсе не показался ему смешным.
— Что ж, можно и так сказать.
— Тогда позволь мне тебе помочь.
— Кьяра, я сам с этим справлюсь. У меня нет проблем, которые я не мог бы решить сам. Я только хочу, чтобы ты держалась от этого дела подальше.
— Кто убил Руби? — не выдержала я.
— Кьяра, я же тебе говорил, что ничего об этом не знаю. Позволь Уилингу заниматься своим делом, ладно?
— Ну нет! В том-то и беда, что он не выполняет свою работу как следует.
— Ты не можешь об этом судить, — возразил Джон. — Полицейские же не бегают к тебе каждый день с докладами о том, чем они занимаются.
— Да уж, это точно, — съязвила я. — Если бы они хоть что-нибудь делали, ты бы мог мне сказать, но ведь вы, ребята, все из одной конторы, ты не расколешься, даже если…
— Даже если что, Кьяра? — перебил Джон. — Даже если нас с тобой связывает нечто личное? Это ты хотела сказать?
Он шагнул ко мне, захватил обе мои руки своими, притянул к себе, склонил голову и поцеловал, потом разжал одну руку, чтобы взять меня за подбородок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
