— Почему не из Амстердама?
— Потому что его первой любовью была французская шлюха с Монмартра… И во сколько тебе обошелся юбилейный медальон?
— В приличную сумму. Даже из-за этого пришлось взять самую тонкую из всех золотых цепочек.
— Ты хочешь сказать, что женушка обиделась на твою экономию?
— Увы, я схлопотал пожизненное заключение в «Бездонной глотке» не из-за золотой цепочки и даже не из-за изображения грации Аглаи на медальоне.
— Грация?
— Аглая на древнегреческом — это «блестящая». Самая красивая из семи граций — богинь красоты.
— Ох, эти девочки наверняка не страдали от лишнего веса.
— Они сидели на олимпийской диете из нектара и амброзии.
— А я бы сейчас съела два гамбургера.
— А я бы пять.
— Нет, лучше дюжину на двоих и еще столько же хот-догов. Тебе нравятся хот-доги?
— Я их переел в детстве. Мать не любила готовить, и мы с отцом питались тем, что производила ближняя закусочная.
— Но сейчас бы не отказался от парочки, а? Да еще с чесночным кетчупом, да с картошечкой фри, да с десертом из миндального печенья, обвалянного в сахарной пудре с цветными цукатами. А заесть все — большой шоколадной плиткой и свежим эклером, заправленным взбитыми сливками…
— Беретта! Хватит заниматься кулинарным мазохизмом.
— Наши воспоминания все равно им отдают, этим самым мазохизмом. Значит, ты подарил медальон, а тебе подарили ни много ни мало, а целый лабиринт.
— К тому же лабиринт, из которого практически нет выхода.
— Это почему же?
— Представь, над нами свод, до которого можно едва дотянуться. В своде — куполообразные ниши, до которых руки уже не достают. А в одной из этих ниш имеется отверстие, ведущее наверх, в тамбур, соединяющий туннель с тем колодцем, из которого можно выбраться на поверхность.
— Как все сложно устроено.
— Твой благоверный и индеец зря перестраховались, опоив тебя настойкой. Ты бы все равно без света не отыскала выхода.
— Но у нас есть спичка.
— Да, но ею надо воспользоваться, только находясь точно под тем местом, где в своде зияет дыра, ведущая наверх.
— И как определить это заветное место?
— Пока не знаю. Извел уже почти все банки тушеной свинины с бобами, выпил почти всю воду… И нисколько не приблизился к решению этой спелеологической загадки.
— Так значит, ты здесь давно?
— Ага, целую вечность.
— Бедненький. — Беретта прижала пещерного скитальца к упругим грудям. — И за что обрекают на такие муки?
— Долгая история.
— А ты кратко.
— Кратко не получится.
Малыш умолк.
Любому человеку рано или поздно приходится ворошить память, изрядно захламленную событиями.
Глава 8
Черный грех
Полная темнота не располагает к длительному молчанию.
— Будем продолжать откровенничать? — спросил Малыш, заранее зная ответ.
— Да, Малыш, добавь немного конкретных фактов.
— Пожалуйста. Был уикенд. За окном шел противный мелкий снег. Я смотрел по телевизору прямой репортаж о спелеологической экспедиции, в которой участвовала моя энергичная супруга.
— А я как-то пропустила эту передачу.
— И зря. По федеральному каналу показывали, как эти мужественные люди в касках готовились к спуску за сокровищами ацтеков.
— Много хоть нашли?
— Не знаю, потому как в самый кульминационный момент ко мне заявилась моя непосредственная начальница. Не знаю, как она умудрилась вырваться из Гарлема и сделать сантехническую карьеру, не знаю… Но вот что ее любимым хобби стало коллекционирование белых мужчин, я убедился на собственном опыте.
— Ага, соблазнили бедного… Интересно, чем. Повышением в должности? Премиальными? Или угрожали увольнением?
— Не то и не другое. Во-первых, у меня был однокашник, ну, из тех бойких мальчиков, которым достаются все шикарные девочки.
— Ненавижу этих пацанов, готовых лишить девственности любую на первой же школьной вечеринке.
— Так вот, этот мальчик, перепортивший не меньше полкласса, заявлял, что настоящий янки просто обязан поиметь хотя бы одну негритянку… Но дело не только в нем… Честно говоря, мне и самому хотелось, как бы это помягче выразиться, сравнить ощущения.
— А статую Свободы тебе никогда не хотелось поиметь?
— К женщине с факелом меня бы Аида не приревновала.
— Мужики как были первобытными самцами, так и остались.
— Беретта, душенька, а тебя никогда не тянуло на экзотическую связь?
— Думаю, что старший сержант морской пехоты стоит взвода папуасов.
— Это которые делают себе пирсинг из акульих плавников?
— Гораздо хуже — они зашивают своим девочкам вагины.
— Наверное, твой старший сержант начинал службу на самых далеких островах?
— Да, он еще, когда убедился, что я девственница, удивился — как я так долго продержалась без папуасского обычая.
— Типично армейский юмор.
— Сантехнический ничем не лучше.
— А что, бравый морпех действительно был у тебя первым?
— Я же сказала… Лучше признавайся, что ты, противный, выделывал с начальницей.
— Ничего особенного — просто подчинялся по привычке.
— Малыш, так она еще тебя и оттрахала?
— Да уж. Скакала, скакала, скакала.
— Кажется, эта поза называется «наездница на мустанге»?
— Ну, до жеребца я не тяну по многим параметрам.
— Ладно, не скромничай…
— Нет, ну если сравнить с любимыми вампирами моей супруги… Из ее рассказов я знаю точно: у летучих мышей самые маленькие гениталии.
— Представляю, каких крошек они рожают.
— Беретта, тебе не кажется, что темнота способствует бредовым вопросам?
— Это не из-за темноты, Малыш. У меня манера такая: спрашивать о том, что приходит на ум. Как раздражали мои неуместные вопросы старшего сержанта!
— Поэтому он использовал самый надежный из кляпов…
— Может, сменим тему? Давай-ка вернемся к твоей истории. Ну скакала, скакала, скакала… а дальше что?
— Подмылась и ушла.
Возникла пауза. Через некоторое время Малыш заключил:
— Вот я и признался в своем черном грехе.
— Афро-американском, — уточнила политкорректная Беретта.
— Как не крути, все равно — измена.
— Малыш, я чувствую по голосу, что ты до сих пор не раскаялся в содеянном.
— Что правда, то правда.
— Ладно. Как любит выражаться мой старший сержант — выпущенную пулю не вернешь.
— Философ с армейской выправкой.
— Зато ты — сугубо гражданская личность. Скажи мне, как твоя мегера про твое безобразие узнала? Неужели сам проболтался?
