О. Так вот что значит «осквернение».
Наверное, мне не стоило использовать круг, точно не зная, что он сделает, но почему-то я ожидал, что цветок рассыплется прахом или сгниёт. Результат оказался довольно неожиданным. Цветок клацнул зубами; что ж, теперь у меня есть своеобразный сосед по комнате.
Я едва уловил цоканье каблуков за дверью — опять эта звукоизоляция, — прежде чем Амелия заглянула внутрь.
И, конечно, общая картина от неё не укрылась.
Амелия посмотрела на меня. Затем на растение. Затем, когда оно высунуло длинный сиреневый язык, снова на меня.
— Мне он тоже не нравился, — выдохнула она. — Но теперь он стал ещё хуже.
— Я пытался его уничтожить, а теперь у нас есть весьма эксклюзивный представитель домашних цветов, — отозвался я. — И что-то мне подсказывает, что теперь Уродец плотоядный.
— Уродец… Когда у него есть пасть, он заслуживает имени?
— Думаю да, — кивнул я. — Кстати, Амелия… В общем, я наказан.
Горничная застыла. Затем медленно зашла внутрь и захлопнула дверь.
— Что?
— Наказан. Мабон Либби отправляет меня на общественные работы в какую-то другую школу. Четыре дня.
Как я и ожидал, эта новость Амелию не обрадовала. Конечно, она не стала меня упрекать, но я чувствовал ауру осуждения. Впрочем, девушка не пыталась это показать — она отлично контролировала своё лицо, когда хотела.
Она помогла мне собрать вещи; как оказалось, брать с собой слуг нельзя, поэтому Амелии предстояло снова остаться в Типрихсе одной. Должно быть, ей и двух месяцев хватило по горло. Впрочем, четыре дня это не так уж много.
Хотя, оставаться без единственного человека, отвечающего на твои «глупые» вопросы… Что-то мне подсказывает, что я точно выставлю себя идиотом.
К утру я был полностью готов к своей маленькой ссылке. Держа в руках чемодан (довольно крупный, что там вообще понапихано, на такой-то маленький срок?), я выбрался на улицу, где меня встретили Райан и Обель.
— Тяжело? — спросил Райан; кажется, к нему вернулось его обычное настроение. — Да уж, я тоже не люблю таскать багаж.
— Ужасная рань, — пробормотал Обель. — Не люблю вставать в шесть часов.
Они что, поменялись местами? Впрочем, мне не доводилось натыкаться на Обеля на рассвете; я и не знал, что на самом деле он такой же сонный, как и его друг.
— Эй, Альб, скажи, что сегодня ты спал, — Райан подобрался ближе, глядя на моё лицо; я запоздало понял, что он оценивает цвет синяков под глазами.
— Хорошо, говорю: спал, — ответил я. — Но хватит уже на этом зацикливаться. Будто поговорить не о чем, ей-богу.
— Ладно-ладно.
Вскоре подъехал экипаж; мы втиснулись туда втроём, и если глядя на него снаружи, я думал, что места будет немного, и мы превратимся в селёдок в бочке, то на проверку оказалось, что внутри очень даже просторно.
Экипаж тронулся; нас тряхануло, когда мы выезжали за ворота, и лошади постепенно ускорились; эта дорога была достаточно пустынной, а ограничений на скорость в этом мире, очевидно, не существует.
Я откинулся на спинку сидения и отодвинул маленькую шторку, рассматривая пейзаж за окном. Лес быстро сменился городом; затем, примерно через полчаса, мы миновали поля, а затем снова оказались на лесной дороге. Скучно, но красиво; по крайней мере, в кои-то веки полюбуюсь видами.
Час, второй. Четвёртый. Рядом с Кальбероном, да? Поразительная скорость. Должен сказать, моя пятая точка совершенно не одобряет эту поездку. Впрочем, терпеть я умею, но это тебе не поезд или самолёт: пройтись до туалета, чтобы размяться, или хотя бы встать не получится.
Я зевнул. Наконец экипаж остановился; выглянув в окно, я заметил, что мы остановились напротив явно школьного здания. Оно было проще, чем Типрихс. Выкрашенное в светло-коричневый цвет, здание было более классическим и менее фэнтезийным. Аж от сердца отлегло.
Так это Эйльхай? Неплохо.
Как и в Типрихсе, территория школы огорожена высоким кованым забором. Подхватив свой багаж, мы с Райаном и Обелем выскочили из экипажа и, озираясь, словно напуганные первокурсники (ха-ха), отправились к массивным дверям из тёмного дерева.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
У входа нас встретил низкий, до смешного пухлый мужчина в круглых очках.
— Студенты Типрихса? — по-доброму спросил он. — Рад вас видеть! Добро пожаловать в Эйльхай. Я Гайбер Уолли, директор этой школы. Устали с дороги?
Райан, как тот, кого немилосердно вытолкнули вперёд, мотнул головой.
— Эм… Всё в порядке, мистер Уолли. Так что мы должны делать?
Директор махнул рукой.
— Юношескя энергия! Погодите со своей работой, сначала выделим вам комнату. У нас всегда есть место для дополнительного персонала, — протараторил он. — Вы ведь не против стать соседями наших учеников? Они младше вас, да и немного шумные, но они милые дети!
Я заметил, как несколько детских голов выглянули из-за крупного тела мистера Уолли. И правда, младше: ученикам в самой обычной, даже почти современной школьной форме, было лет по двенадцать.
Директор лично отвёл нас к довольно ветхому, но приличному общежитию: это были всего два здания — одно для девочек, другое для мальчиков. Мы оставили вещи в небольших комнатах на первом этаже и снова вышли на улицу, чувствуя на себе взгляды любопытных детей.
— Они везде суют свой нос. Не бойтесь привлекать их к работе, — заявил мистер Уолли. — Детям это только на пользу. К тому же, вы все невероятно их интересуете. Многие из них мечтают стать студентами Типрихса, когда подрастут.
— А что, собственно, за работа? — спросил Обель. — Нам так ничего и не объяснили.
Директор покачал головой. Он оказался на редкость болтливым и был только рад рассказать нам всё, что мы хотим знать. Как оказалось, Эйльхай — одна из немногих школ для детей от двенадцати до пятнадцати, обучающая, помимо ряда дисциплин, настоящей магии. Всего таких было три по всей стране; так как Эйльхай был ближе всего к Типрихсу, мистер Уолли всегда мог заручиться поддержкой мадам Либби. Всё ради юношеских магических соревнований.
Опять? Если бы это были спаррингующиеся дети, я бы не вынес происходящего вокруг бреда. Все оказалось куда проще: это больше напоминает… спорт.
Дети соревнуются в разных вещах: стрельба магическим снарядом, бег (с читерством, конечно же, иначе это не назвать) и какая-то спортивная игра (которая, к моему удивлению, должна занять два дня из четырёх).
Теперь меня волнует лишь один вопрос: когда всё под откос-то идёт? Мистер Уолли явно не приемлет насилие, и вся эта чепуха сосредоточена на чём угодно, кроме драки. Так где всё сворачивает к программе обучения Типрихса?
Нам разрешили перекусить в столовой вместе с учениками; затем мы отправились на предполагаемое спортивное поле. Пока что это был пустырь с беговыми дорожками.
Райан отправился к сараю, чтобы вытащить оттуда мишени для стрельбы. Я вооружился красной краской, чтобы освежить круги, которые уже давно стёрлись. Обель со своей воздушной магией принялся собирать ветки, опавшие листья и камни, валявшиеся в округе. Да уж, за год это местечко было заброшено. Как сказал мистер Уолли, весь год дети занимаются на поле поменьше, расположенном ближе к главному зданию.
Я быстро справился с покраской мишеней и оставил их сушится. Тем временем Райан подтащил подставки, чтобы их установить; он потянулся за пазуху и достал лист с заметками и рисунком поля, оставленный мистером Уолли.
— Итак, они должны быть вон там, — Зенфер указал куда-то в сторону, на большую ровную поляну. — Ближе к деревьям.
— Окей, — я схватил одну из подставок — всё, что вместилось в мои в общем-то небольшие руки; как тяжело быть слабым, чёрт возьми.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Эй, ты можешь взять мишени, — предложил Райан.
— Не нужно, — ответил я. — У меня есть руки. Не нужно постоянно обо мне беспокоиться.
Райан кивнул.
— Я понимаю. Просто, — он потёр шею. — Я всё ещё чувствую себя виноватым. Вас с Обелем не должно тут быть.
— Да успокойся ты уже, — я ткнул его локтем в бок. — Мы уже здесь. Что теперь себя корить? Это бессмысленно.
