Я шагнул вперед, и моя нога наступила на какой-то предмет. Я в ужасе подпрыгнул.
Это был всего-навсего мой пистолет, который я выронил, когда нагнулся за пленкой.
Я оцепенело смотрел на него, чувствуя, как у меня затряслись все внутренности, но дрожь эта билась где-то в глубине, не в силах вырваться наружу и завладеть всем телом — настолько оно было напряжено. Зубы мои порывались застучать, но безуспешно, потому что челюсти были стиснуты с такой отчаянной силой, что ныли мышцы.
Отовсюду за мной следили невидимые наблюдатели, из дыры дул холодный ветер, а у меня за спиной, в мешке, скорей возбужденно, чем злобно, постукивали друг о дружку шары. И еще в подвале была пустота — пустота там, где только что было двое людей, а теперь остался один. Хуже того, здесь зверем выла пустота взбесившейся вселенной, Земли, утратившей свое значение, и цивилизации, которая, пока сама того не ведая, корчилась в муках агонии.
Но все это забивал запах — запах, который я впервые почувствовал сегодня утром, — запах этих существ; кем бы они ни были, откуда бы они ни явились, какова бы ни была их цель — этот запах принадлежал им. Он был рожден не Землей, не нашей, такой знакомой старушкой планетой, и до этого человеку никогда не приходилось с ним сталкиваться.
Я понял, что передо мной была иная форма жизни, явившаяся откуда-то извне, из краев, находящихся далеко за пределами планеты, на которой я сейчас стоял; и все во мне протестовало против этой мысли, но другого объяснения я подыскать не мог.
Я опустил мешок с плеча, наклонился за пистолетом и, протянув к нему руку, вдруг увидел, что невдалеке от пистолета на полу лежит еще какой-то предмет.
Выпустив пистолет, мои пальцы потянулись к этому предмету, и в тот момент, когда они схватили его, я увидел, что это кукла. Еще не успев рассмотреть ее, я уже знал, что это за кукла: в памяти всплыл негромкий металлический стук, услышанный мною в тот самый миг, когда исчез Этвуд.
Я не ошибся. Это была кукла Этвуд. Этвуд до последней морщинки на лице, до мельчайшей детали внешности. Словно кто-то взял живого Этвуда и уменьшил раз в сто, стараясь при этом ни на йоту не изменить его, не повредить ни единого атома в существе, которое было Этвудом.
Я опустил куклу в карман, подобрал пистолет, перекинул мешок через плечо и направился к двери.
Мне неудержимо захотелось бежать. Я напряг всю свою силу воли, всю, до последней капли, чтобы сломя голову не кинуться бежать оттуда. Но я заставил себя идти шагом. Точно мне все было до лампочки, точно я не был смертельно испуган, точно ни в этом благословенном мире, ни во всей вселенной не было ничего, что могло бы испугать человека, обратить его в бегство.
Потому что я должен был им это доказать!
Каким-то необъяснимым образом, словно бы инстинктивно, я вдруг понял, что должен сейчас сыграть эту роль в интересах всего человечества, должен им кое-что показать, должен продемонстрировать перед ними смелость, решительность, непоколебимое упорство, свойственные человеческому роду.
Уж не знаю как, но я это выполнил. С таким ощущением, словно мне в спину нацелены кинжалы, я прошел через комнату и стал не спеша подниматься по лестнице. Одолел последние ступеньки и осторожно, без стука, закрыл за собой дверь.
И теперь, освободившись от наблюдавших за мной глаз, от необходимости играть эту роль, я, спотыкаясь, проковылял через вестибюль, как-то ухитрился открыть парадную дверь — и в лицо мне пахнул налетевший с озера свежий ночной ветерок, очищая мне легкие и мозг от подвального смрада.
Я добрел до какого-то дерева и привалился к нему, ослабевший и вымотанный, словно после состязания в беге, и на меня напала неукротимая рвота. Я корчился, давился блевотиной, почти с наслаждением ощущая вкус желчи, разъедавшей мне горло и рот, — в этом вкусе было что-то истинно человеческое.
Я стоял, прислонившись лбом к грубой коре ствола, и прикосновение к ее шершавой поверхности успокаивало, словно это ощущение восстанавливало контакт со знакомым мне миром. Я слышал, как ударяются о берег волны озера, слышал пляску смерти сухих листьев, уже мертвых, но еще не покинувших родного дерева, а откуда-то издалека доносился приглушенный расстоянием собачий лай.
Наконец я оторвался от дерева, вытер рукавом рот и подбородок. Пора приниматься за дело. Теперь у меня в руках было доказательство: полный мешок существ, которые подтвердят собой достоверность моего сообщения, — ведь так или иначе, а я должен все рассказать.
Я поднял мешок на плечо, и, пока я поднимал его, мои ноздри вновь уловили запах пришельцев.
У меня окоченело все тело, подкашивались ноги, болели внутренности. Больше всего на свете, подумал я, мне сейчас нужен добрый глоток спиртного.
На ведущей к дому аллее темнела машина, и я нетвердым шагом двинулся к ней. За моей спиной возвышался мрачный расплывчатый силуэт дома, и наверху, в стекле слухового окошка, по-прежнему поблескивали серебристые осколки лунного луча.
У меня вдруг мелькнула странная мысль: может, мне вернуться и закрыть то окно, ведь в комнаты с укутанной светлыми чехлами мебелью ветер нанесет листья, на ковры будет хлестать дождь, а когда пойдет снег, пол заметет маленькими белыми сугробами.
Я хрипло расхохотался. Надо же такому прийти в голову, да еще в тот самый момент, когда мне необходимо было, не теряя ни минуты, убраться отсюда подальше, подальше от этого дома на Тимбер Лейне.
Я подошел к машине и открыл дверцу со стороны сиденья водителя. На другом конце сиденья что-то шевельнулось и произнесло:
— Рад вашему возвращению. А то я беспокоился, не случилось ли чего.
Непередаваемый ужас пригвоздил меня к месту.
Я не верил своим глазам — существо, сидевшее в машине, существо, только что обратившееся ко мне с этими словами, было тем самым веселым лохматым псом, которого я сегодня вечером вторично встретил возле своего дома!
18
— Я вижу, — продолжал Пес, — что один из них при вас. Держите же его покрепче. Могу засвидетельствовать, что это весьма скользкие личности.
И пока он так разглагольствовал, я изо всех сил старался не сойти с ума.
Я остолбенел. А что мне еще оставалось делать? Ведь в конце концов отупеешь, если тебя достаточно часто бьют по башке.
— Ну-с, вам, пожалуй, пора уже спросить, кто я, черт возьми, такой, — с укором заметил Пес.
— Ладно, — прохрипел я. — Так кто же ты такой, черт тебя побери?
— Мне очень приятно, что вы наконец спросили об этом, — удовлетворенно проговорил Пес. — Ибо со всей откровенностью могу вам сообщить, что являюсь конкурентом — не сомневаюсь, что слово «конкурент» выбрано мною правильно, — того существа, которое сидит в вашем мешке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
