Доля рабочих, включая сельскохозяйственных, в национальном доходе Чили, составлявшая при правительстве Народного фронта в 1940 году 27 %, в 1962 году уменьшилась более чем в два раза – до 13 %[165].
В стране не хватало 600 тысяч квартир. Бежавшие из деревень в города бывшие батраки и потерявшие работу горняки ютились в самодельных хижинах из картона, фанеры и старых автопокрышек. Нечего и говорить, что электричества и канализации там не было. На окраинах крупных городов возникли целые поселки трущоб («побласьонес», или «кальямпас»), которые официально как бы не существовали.
Если примерно 20–25 % чилийцев (латифундисты, крупные предприниматели, высшие чиновники офицеры, политики национального уровня, престижные врачи и адвокаты) жили как в Италии или Испании, то остальные три четверти населения (рабочие, крестьяне, служащие, мелкие предприниматели и торговцы, городская интеллигенция) каждый день боролись за существование. Эти чилийцы, по статистике, потребляли в год не более 16 килограммов мяса. Дети бедняков практически не видели молока.
Из ста детей, поступавших в начальную школу, только два попадали в университет. А из этих двух только один оканчивал вуз.
Неудивительно, что трудящиеся Чили активно выступали против экономической политики Алессандри, – к этому их подталкивала ухудшающаяся день ото дня жизнь. 19 ноября 1962 года КУТ объявил 24-часовую забастовку протеста против нового повышения цен на 60 %[166]. В акции приняли участие практически все рабочие и служащие Чили – более миллиона человек. Алессандри обещал повысить заработную плату на 15 %, что выглядело издевательством в условиях галопирующей инфляции. В 1963 году забастовки участились – рабочие требовали повышения номинальной заработной платы, чтобы хотя бы как-то остановить драматическое снижение уровня своей жизни.
К началу 1963 года не только большинство политических наблюдателей в Чили, но и американская разведка считала наиболее вероятной победу на президентских выборах 1964 года кандидата левых сил Сальвадора Альенде.
Влияние Альенде в политической жизни Чили усиливалось практически с каждым днем, несмотря на разнузданную пропаганду правых СМИ, особенно самой влиятельной чилийской газеты «Меркурио». Альенде выставляли агентом Москвы, в случае победы которого на улицах Сантьяго, как и в Будапеште в 1956 году, появятся советские танки.
20 января 1959 года (через три недели после вступления отрядов Фиделя Кастро в Гавану) Альенде прилетел на Кубу, чтобы получить личные впечатления о революции «бородачей». И сначала был неприятно поражен – выглянув из окна своей гостиницы, он увидел бодро марширующих под духовой оркестр американских полицейских. Однако выяснилось, что это был всего лишь давно намеченный дружественный визит копов Майами к своим коллегам из Гаваны. Альенде познакомили с идолом кубинской революции – Эрнесто Че Геварой. Тот рассказал, что был в Чили во время президентской кампании и даже присутствовал на митингах Альенде. Че Гевара подарил гостю свою книгу «Партизанская война» с дарственной надписью: «Сальвадору Альенде, стремящемуся другими путями достигнуть того же самого. С добрым чувством – Че»[167].
Последний раз Альенде и Че Гевара увиделись в 1961 году в Уругвае, где проходила конференция ОАГ по поводу исключения Кубы из организации. Оба выступили на митинге в Университете Монтевидео. Когда они выходили с митинга, Че предложил идти поодиночке, чтобы не погибнуть вдвоем от одной автоматной очереди (кубинские эмигранты грозили Че Геваре расправой). Ни Альенде, ни Че Гевара не знали тогда, что действительно погибнут от автоматных очередей – только с разницей в 6 лет.
Итак, Чили, раздираемая гиперинфляцией и протестами трудящихся, приближалась к президентским выборам 1964 года. Рассчитывая вместе со своими союзниками-коммунистами на победу, Альенде не подозревал, что 1964 год принесет ему самое крупное политическое поражение в его жизни.
Глава 2. Чили в 1964–1970 годах: крах американского проекта «революции в условиях свободы»
Чтобы понять смысл итогов президентских выборов в Чили в 1964 году, без которых не было бы и победы Альенде в 1970-м, следует остановиться на роли католической церкви в политической жизни страны.
Как упоминалось, Чили была, пожалуй, единственной страной Южной Америки, где охотно селились не только выходцы из Испании, но и иммигранты из протестантских стран Европы. Поэтому роль католической церкви в Чилийской республике никогда не была тотально доминирующей. Многие представители городской интеллигенции уже в XIX веке были масонами и атеистами. Однако большинство женщин и сельское население традиционно слушались священников, причем и в политических вопросах тоже. По конституции 1833 года католицизм был в Чили государственной религией.
Со времен Диего Порталеса церковь активно поддерживала Консервативную партию. Неоднократно бывавший в Чили корреспондент американского журнала «Лук» Леонард Гросс приводит следующую «старую чилийскую шутку»:
«Священник прихожанину: «Ты клянешься, что будешь поддерживать Консервативную партию?» – «Клянусь!» – «И ты клянешься, что не продашь никому свой голос на выборах?» – «Клянусь!» – «И ты клянешься, что если продашь свой голос, то только Консервативной партии?» – «Клянусь!»[168]
До конца XIX века церковь активно выступала против любых социальных реформ. Однако положение изменилось после появления в 1891 году папской энциклики Rerum Novarum. В своем послании понтифик призвал священников уделять больше внимания социальным проблемам своих прихожан. Послание папы было связано с успехами социал-демократического движения в мире, которое, в отличие от церкви, не утешало людей прелестями загробной жизни, а стремилось улучшить жизнь земную. Церковь каждый год лишалась сотен тысяч адептов, переходивших под знамена марксизма.
Однако верхушка чилийского епископата проигнорировала призыв папы – она опиралась на тесное сотрудничество с консерваторами, а те, в свою очередь, – на армию, которая как раз в 1891 году сокрушила реформаторское правительство масона Бальмаседы. Многие чилийские епископы и лидеры Консервативной партии были представителями одних и тех же семейных кланов.
Революционный подъем в мире под влиянием социалистической революции в России нанес удар и по господству католицизма в Чили. По новой Конституции 1925 года церковь была отделена от государства, а консерваторы лишись своей монополии на власть, которая де-юре находилась в их руках с 1891 года, а де-факто – с 1833-го. Светский характер Конституции поддержала и армия. Поэтому епископат ограничился формальным протестом, тем более что многие приходские священники в принципе не возражали против отделения церкви от государства. Они полагали, что вследствие этого шага церковь станет самостоятельнее и освободится от многолетней зависимости от консерваторов, а значит, и от латифундистов.
В этих условиях президенту Алессандри-старшему удалось договориться с Ватиканом и архиепископом Сантьяго (главным церковным иерархом страны) об относительно безболезненном разделении функций церковных и светских властей[169].
Однако на протяжении 20-х – 30-х годов церковь продолжала активно поддерживать консерваторов, в том числе и финансово. Собираемые священниками пожертвования шли в партийную кассу самой правой политической партии страны. Вместе с помещиками главы приходов агитировали, а порой и заставляли под угрозой отлучения от церкви голосовать за консерваторов батраков-«инкилинос».
После провозглашения «социалистической республики» в Чили в 1932 году и под влиянием резкого роста влияния коммунистов епископат открыто провозгласил поддержку Консервативной партии и объявил войну марксизму.
Решение об открытом вмешательстве в политическую борьбу вызвало недоумение даже в Ватикане. 1 июня 1934 года государственный секретарь Ватикана (фактически министр иностранных дел папского государства) кардинал Пачелли[170] подверг чилийский епископат публичной критике. В Ватикане опасались (и совершенно справедливо), что, связав себя только с одной партией, церковь потеряет влияние на массы. К тому же консерваторы быстро теряли былое влияние на электорат. Ни одна политическая партия не может представлять интересы всех верующих, заявил Пачелли. Госсекретарь Ватикана предложил чилийским епископам активно и самостоятельно заниматься социальными проблемами паствы.
Епископы нехотя подчинились окрику из Рима и не стали объявлять о своих открытых симпатиях к консерваторам. Однако на практике священники по-прежнему поддерживали кандидатов именно этой партии вплоть до середины 50-х годов.
В 1931 году появилась новая папская энциклика, которая как бы развивала энциклику 1891 года и подводила итоги ее 40-летнему применению, – Quadragessino Anno. В послании папа призывал церковь активнее бороться за молодежь, чтобы вырвать ее из-под губительного влияния атеизма и марксизма. Отношение чилийского епископата к этой энциклике было, по сути, негативным – ее пытались всеми силами скрыть от верующих.
