Когда она вновь появилась на террасе с подносом разномастной посуды, Аделина демонстрировала Гаю, как продвигается фреска. За то время, что Лотти отсутствовала, на белой поверхности начали проступать странные линии, образуя силуэты, теснящие друг друга вдоль стены. Гай, стоя к ней спиной, проводил по одной линии пальцем с коротко остриженным ногтем. В открытом вороте, не прилегавшем к шее, виднелся загорелый затылок.
– А вот и ты, Лотти. Я поместила тебя подальше от Джорджа. Не хочу, чтобы он тебя обидел. Он черствый человек, – пояснила Аделина. – Все его мысли заняты русской экономикой и тому подобными вещами. Ни для чего другого там просто не осталось места.
Его рука была покрыта короткими светлыми волосками, тонкими, как пух. Лотти могла разглядеть каждую волосинку.
– Я хочу, чтобы у тебя в руках что-то было, Лотти. Может быть, корзинка. Видишь ли, если слегка наклонить твою фигуру, это покажет ее гибкость. А еще я хочу изобразить тебя с распущенными волосами. – Френсис рассматривала набросок фигуры, словно он не имел ничего общего с реальной Лотти.
– И мы оденем тебя в экзотические цвета. Что-нибудь яркое. Совершенно не английское.
– Что-нибудь вроде сари, – добавила Френсис.
– Местные девушки предпочитают какие-то скучные цвета. Совсем не так, как в тех местах, где я вырос. – Гай повернулся к Лотти, чтобы вовлечь ее в разговор. – Здесь, по-моему, носят только коричневый или черный. Когда мы жили на Карибских островах, там все ходили в красном, ярко-синем, желтом… Даже я. – Он улыбнулся. – Моя любимая рубашка была с ярким солнцем на спине. Огромное такое солнце с лучами до самых плеч. – Он вытянул руки, показывая, какие были лучи.
Лотти осторожно поставила поднос на стол, стараясь не греметь посудой.
– Думаю, нам следует одеть Лотти в красное. Или, возможно, в изумрудное, – размышляла Аделина. – Она такая изысканная, наша маленькая Лотти, и вечно прячется. Вечно старается стать невидимой. Я возложила на себя миссию, – призналась она Гаю, почти страстно дыша ему в ухо, – показать этому городу, что Лотти – один из самых ценных его бриллиантов.
Лотти рассердилась на Аделину. Ей казалось, что ее просто высмеивают.
Но никто вроде бы не смеялся.
Гая ничуть не смутило поведение Аделины. Он улыбнулся ей в ответ, затем медленно повернулся к Лотти и взглянул на нее так, будто впервые увидел.
Эти двое, он и Аделина, так внимательно разглядывали ее, что окончательно выбили из колеи, и она уже не смогла сдерживаться.
– Неудивительно, что вы не можете найти прислугу. Дом превратился в свинарник! Вам нужно прибраться! Иначе никто к вам не пойдет работать. – Она вскочила и, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, начала собирать на террасе пустые бутылки, газеты, бокалы с давно высохшими остатками вина.
– Лотти! – раздался тихий возглас Аделины.
– Ты не должна это делать, Лотти, – сказала Френсис. – Присядь, дорогая. Ты же только что приготовила чай.
Лотти пронеслась мимо нее, оттолкнув вытянутую руку.
– Но здесь грязно. Ужасно грязно. Смотрите, здесь нужна карболка. Или еще что-то. – Слова сыпались сами собой. Она вошла в дом и, словно обезумев, принялась сметать со столов горы бумаг, раздвигать шторы… – Иначе вам не найти новой экономки. Никто не откликнется. Нельзя так жить. Нельзя же так жить!
Голос ее осекся на последних словах, и она вдруг метнулась по коридору и выбежала из дома на яркий солнечный свет, не обращая внимания на удивленные крики людей за спиной.
* * *
Гай нашел ее в саду. Она сидела у маленького пруда, спиной к дому, и с несчастным видом швыряла кусочки хлеба в грязную воду. Услышав его шаги, она обернулась, застонала и закрыла лицо чересчур загорелыми руками. Но он ничего не сказал. Молча присел рядом, сунул ей в руки тарелку и, пока она украдкой поглядывала на него из-под челки, взял большой румяный фрукт, который принес, придерживая локтем. Любопытство на этот раз победило смущение, и Лотти уставилась на диковинку. Гай достал из кармана перочинный нож и начал очищать фрукт, срезая кожуру продольными полосками. Освободив от нее четыре одинаковые дольки, он осторожно ввел нож в глубину фрукта и отделил мякоть от косточки.
– Манго, – сказал он, протягивая ей кусочек. – Пришло сегодня. Попробуй.
Она посмотрела на сочную блестящую дольку:
– Где Селия?
– По-прежнему у парикмахера.
Наверху плакал Фредди. До них доносился озлобленный детский плач, прерываемый приглушенными протестами.
Лотти вглядывалась в его лицо:
– На что похоже по вкусу?
Его пальцы пахли манго.
– На все хорошее. – Он взял кусочек с тарелки, поднес к ее губам. – Смелее.
Она медлила. Потом до нее дошло, что рот уже открыт. Мякоть оказалась мягкой и сладкой, как будто надушенной. Она медленно таяла на языке, а Лотти тем временем наслаждалась ее сочностью и, закрыв глаза, представляла теплые заморские страны, где люди одевались в красное, желтое и ярко-синее… А еще они носили солнце на спинах.
Когда она открыла глаза, он по-прежнему смотрел на нее. Но уже не улыбался.
– Мне они понравились, – сказал он.
Лотти первая отвела взгляд. На это ушло какое-то время. Она встала, отряхнула с юбки несуществующую землю, потом повернулась и пошла к дому, чувствуя, что буря в глубине ее души начинает стихать.
Прежде чем открыть заднюю дверь, она обернулась:
– Я знала, что они тебе понравятся.
5
Возможно, это был просто способ сохранить какое-то подобие душевного здоровья, но Лотти больше нравилось думать, что с той минуты все было предопределено. Более того, обнаружив в кармане приглашение мерхемского салона, так и оставшееся нераспечатанным, она была уверена, что именно Гай предложит вернуться в тот дом, например под предлогом, что там гостит один господин, который хочет поговорить об отцовском бизнесе. Миссис Холден ни за что бы не посмела возразить, если бы дело касалось бизнеса. Не сомневалась Лотти и в том, что Гаю удастся выбрать время, когда Селия отправится в очередную предсвадебную миссию: взглянуть на туфли в Колчестере или на новые чулки в Маннингтри. В такой ситуации сопровождение любого мужчины, даже жениха, невозможно. Лотти отчетливо видела, что Гай теперь смотрит на нее по-другому. Пусть она не носит изумрудных платьев, зато приобрела одно из качеств драгоценного камня, о котором говорила Аделина: она вся светилась изнутри, притягивая его взгляд, словно бриллиант, поймавший луч света.
