тару. Она до краев наполнена густой телесной жидкостью. Савва поморщился и отвернулся. Позади стояли стеллажи, битком набитые такими же тарами.
«Нас растят на убой», – сказал Савва вслух.
Кичка балерины
1
Теперь смотрю на нее другими глазами.
Я вспоминаю день, когда между нами вспыхнуло влечение. Я вошел в старое кафе и увидел ее. Она там работала, но в этот раз была не на смене. Я замешкался. Заказал кофе и сел за бар, а она стояла в двух шагах и болтала с официанткой. Они громко шутили и истерически смеялись. Я не отрывал от нее взгляда, лишь когда она ко мне поворачивалась. Ее глаза обжигали.
Я искал поводы для знакомства. А теперь раскаиваюсь. В тот день я купил алую розу и пришел за ней. Так умиляло ее смущение. Мне казалось, она сама невинность. Дурак.
– Так что было дальше с мальчиком по имени Артем? – сказала она.
– Армия, шарага, работа – ничего интересного. – А что было с девочкой по имени Даша?
Темной ночью мы шли по заснеженной улице. По белым сугробам вдоль затоптанной дорожки. Падали редкие хлопья снега. Она несла в руке цветок. Ярко-красный бутон розы напоминал ее манящие губы.
– А я не поступила, пришлось работать. Мне здесь нравится: коллектив хороший. Для меня это главное, – сказала она.
– Так, сколько тебе лет?
– А ты сам как думаешь?
Она лукавила. Но тогда я не заметил.
Я раздумывал. Стоит ли начинать? Возможно, я меркантилен в этом плане. И когда на третий день мы поцеловались, то почувствовал себя в ловушке.
Через месяц в холодный день зимы мы искали уединения. Сосед по комнате уехал за город и оставил нам квартиру. По пути мы не разговаривали, но наши мысли кричали желанием согреть друг друга. Когда мы вбежали в парадную и поднимались на лифте – мы шутили и смеялись. Но в квартире охватило смущение. И тогда я ей поверил.
– Трудно себя вести, когда знаешь, что еще увидишься, – сказала Даша, – куда проще что-то делать с мыслью, что никогда больше не встретитесь.
Обнаженная она лежала и волнительно посматривала черными глазами. Ее дыхание прерывалось, а голос подрагивал.
– Хочу, чтобы ты знал правду…
Слова оказались обнаженнее тела. Я ничего не сознавал. Нежность к девушке затмила размышления. Поэтому смысл правды я упустил. В ту минуту. Но спустя день я сидел опустошенный и мучительно перебирал в голове оправдания. Прошлое человека неважно. Я не сужу по прошлому.
И тогда я посмотрел на нее другими глазами.
Даша заметила во мне перемены и стала тревожной. Она видела, как меня тяготит ее правда. Когда повисала тишина в разговоре, становилось гулко, будто что-то всплыло. Что-то невоспитанное и срамное. Я отводил глаза. А она старалась заглянуть в них. Стоило поймать мой взгляд, так я забывался. Все перетекало обратно в русло.
В то время постоянной работы не было. Либо я сидел дома, либо разгребал строительный мусор в новостройках. А вечером отправлялся к ней. В общем, весь день проходил в ожидании, что я встречу девушку с работы.
Темнело рано. Долго выбираться из дремучей окраины. По пути я миновал парк. Он как звено в цепочке воспоминаний. Я часто ходил по его брусчатым дорожкам с разных мест и с разными намерениями. Однажды я засмотрелся на обледенелую ветку дерева и поймал себя на мысли, что счастлив. В другой раз повстречал незнакомок, которые шли навстречу и заигрывали. Но я прошел мимо. Кажется, это было так давно, что усомнишься в правдивости. Было ли это на самом деле?
В кафе Даша временами встречала меня холодным взглядом и работала дальше. А временами бросалась на шею, словно только меня и ждала.
– Привет! – сказала она, – кофе будешь?
Сегодня что-то среднее.
– Буду, только если приготовишь ты.
Я приходил и ждал закрытия. Раньше я захаживал сюда, чтобы насладиться крепким кофе, перекинуться парой слов с официантками и понаблюдать за гостями. Теперь я здесь за другим. И это смущало. Но несильно. Обычно обслуга со мной разговаривала, интересовалась мной, теперь никто не подходил. Теперь подойти – означало бы вмешаться в личное. В мои отношения с Дашей.
Принесли кофе. Я медленно насыпал ложку сахара в кружку. Гранулы растворялись в терпкой гуще. Я размешивал и вглядывался, как рисуются картинки на пене. Иногда я видел гривастую морду льва, иногда улицы промышленного города. Лишь в кружке кофе.
Только я оставался один, то уходил в раздумье. Голова нагромождалась образами. Но встряхну голову – взгляд коснется ее лица. Немного раскосые карие глаза смотрели из-под тонких линз очков в черной оправе. Грубый нос придавал особый шарм. Длинные русые волосы завернуты в кичку балерины. Перед уходом Даша распускала ее, и это завораживало. Ее руки медленно разворачивали пончик, голова наклонялась, а глаза задумчиво рассматривали пустоту. Волосы постепенно распускались, а уголки губ грустили.
Взгляд касался ее лица, и снова скрежетало в душе.
Кафе закрывалось. Я смотрел вслед уходящим работникам. Подошла Даша с рюкзаком. Иногда я помогал ей надевать куртку, а иногда нет. Миновал ритуал с распусканием волос. Мы попрощались с остатками сотрудников и вышли на улицу.
Даша глубоко вдохнула морозный воздух и растянула красные губы в бледноватой улыбке. Наши руки сжались в замочек. Ноги повели к ее дому.
– Все хорошо? – сказала она.
– Да, – я кивнул.
– По тебе не скажешь. Ты как-то изменился. Тебя что-то тревожит.
Даша не спрашивала, но утверждала. Она легко различала содержание слов от формы. Я говорил: все хорошо, – но имел в виду, что не настроен на долгий разговор. Она понимала. Становилось страшно, что ничего не скрыть от нее. Хоть я и не собирался. Но страшно, что нет самой возможности утаить переживания. Она все читала с лица.
Мы шли мимо девятиэтажных коробок по широкой тротуарной дорожке. Я рассказывал истории из прошлого, а она тихо прислушивалась. Иногда казалось, что ее увлекает не сам рассказ, а только звучание голоса. Мы виделись каждый вечер, и каждый раз она слушала мой голос. Голос стал настолько привычен, что идти и не слушать мой баритон неуютно.
Я смотрел на усеянное звездами вязкое небо и вздыхал. А Даша ловила мои вздохи и недоумевала.
– Почему ты со мной? – говорила она.
– А почему мне не быть с тобой?
– Ответь на мой вопрос, хитрюша.
– Мне с тобой хорошо. Нравится быть с тобой. Я бы не приезжал, будь иначе, – я пустился в рассуждения. – Меня влечет к тебе. Я смотрю
