Аккуратно посадил птицу на запястье, и мы отправились в странствие по коридору с вечно мигающей лампочкой. Каждую секунду я ожидал, что дверь тихо распахнётся, без труда справившись с подпирающим ручку стулом, и то, что за ней прячется, ухмыльнётся мне в лицо беззубым чёрным ртом. Пустые страхи. Чипса повернулась на моей руке и раскрыла клюв, приготовившись зашипеть, а потом потянулась к контурному перу на левом крыле и сильно дёрнула его. Мне пришлось остановиться, чтобы положить конец самоистязаниям. Чипса тяпнула меня за палец. Пошла кровь.
«Ты не заставишь меня разозлиться, – сказал я. – Ты, да я, да мы с тобой – вот и всё, что осталось. Какой смысл ругаться?»
Чипса нахохлилась, но прекратила попытки устроить аутодафе своим перьям. Я очень осторожно отодвинул стул и открыл дверь. Как и во сне, не зажигая света, зашёл внутрь. Подушка мирно лежала в раковине. Будто огромное паучье яйцо, вызревающее, ожидающее часа, чтобы выпустить на свет…
Так, хватит этих фантазий!
Я пересадил Чипсу на плечо. Взял подушку обеими руками – она казалась влажной, – аккуратно положил её на стиральную машинку. Чипса завертела головой, словно хотела мне сказать: «Ты ведь почти наверняка об этом пожалеешь».
Я просто хочу вернуть себе свою крепость, – ответил я про себя.
Сливное отверстие больше не сжималось, оно почернело и напоминало залитый кровью зрачок. Керамика покрылась сетью трещин, которые выглядели, точь-в-точь как морщины. Там, в трубе, что-то было, и оно привлекло внимание жако. Я выкрутил оба крана, но оно не исчезало. Раковина быстро наполнялась водой. «Чёрт-те-чё», – буркнул я, выключил воду и вышел из ванной.
И снова сейчас я бы вряд ли смог объяснить свой поступок. Не было ничего сложного в том, чтобы посмотреть. Всю жизнь я был достаточно любознательным. Всю жизнь… но не в эту минуту. Сейчас, размышляя об этом, я не понимаю, что на меня нашло. Но стоит только подумать о том, чтобы всё-таки включить в ванной свет, взять для верности фонарик и изучить нечто, застрявшее (или лучше сказать – угнездившееся?) в сливной трубе, как все мои члены деревенели и отказывались двигаться. Даже запах наводил на тревожные мысли. Он был скользким и каким-то… неземным. Ни на что не похожим. Единственное ощущение, которое он вызывал – ощущение горькой слюны на языке.
Чипса сидит на бортике цветочного горшка с алоэ и смотрит на меня как на человека, что, заснув на остановке, пропустил последний на сегодня автобус. И впереди только долгая, безлунная ночь…
5.
Спустя двадцать минут, немного поплутав, супруги добрались до гостиницы. Юра вытащил ключ из замка зажигания и сказал с удовлетворением: «Сегодня ты мне больше не понадобишься». Это было самое длинное путешествие, что молодому учителю приходилось проделать на автомобиле. Возможно, водители-дальнобойщики и ребята, которых он подвёз по пути, посмеялись бы и повертели перед его лицом своими квадратными задницами – Хорю было всё равно.
У города были большие ладони в латексных чёрных перчатках, которые он клал на плечи гостям, говоря обволакивающим грудным голосом: «Я рад вас здесь приветствовать». А если кто-то заикался о том, что он проездом и вообще ненадолго, мягко возражал: «Ну как же… я посылал вам открытки. И вот – вы здесь».
Ни у кого не находилось больше возражений. «Действительно, мы здесь, – думала Алёнка, пытаясь справиться с головокружением. – Просто чудо!»
У города была шляпа-цилиндр, слегка примятая от неосторожного обращения, но носимая с шармом. Поля этого цилиндра были застроены в классицизме, с карнизов второго и третьего этажей, и ещё выше – крыш – сверху вниз смотрели голуби. Кустарник за низкими, часто деформированными оградами, казался неуёмно разросшимся и запущенным, но и в нём была какая-то завершённость: стоит раздвинуть ветви любого из них, и увидишь живое, бьющееся сердце. Как будто таинственные садовники, сами как тени, выходили по ночам на работы и, вплетая щёлканье садовых ножниц в чуткий сон горожан, приводили в порядок растительность, предавая положению ветвей лёгкую неряшливость. Эту растительность населяли воробьи и коты. «Хрущёвки», которые раньше попадались по дороге, здесь не встречались совсем – они были бы не к месту. Хотя вряд ли Юрий мог назвать какое другое место, где они соответствовали бы людским чаяниям и надеждам.
Город состоял из десятка улиц и улочек, которые сближались под прямым углом друг к другу, а потом в какой-то момент (может быть, когда наблюдатель смаргивал случайную слезу или тёр покрасневшие от усталости и дорожной пыли глаза) начинали непредсказуемо переплетаться.
– Неплохо было бы взглянуть на его план, – сказал Юрий и купил в небольшой букинистической лавке путеводитель.
– Только прибыли? – спросил их продавец, представительный мужчина в старом, потрёпанном жилете. Воротник рубашки у него был замят, зато выражение лица, обрамлённое седыми бакенбардами, преисполнено такого благородства, что хотелось если не поклясться ему в верности, то по крайней мере спросить, далеко ли до его фамильного замка.
– Уже почти полчаса как, – сверившись с часами, ответил Юрий. – Не считая времени, проведённого у озера. Очень мило пообщались там с местным мальчонкой. Я ополоснул руки в воде.
Мужчина подмигнул; серые губы, обрамлённые неряшливой бородкой, растянулись в улыбке, открыв пожелтевшие от никотина зубы.
– Будьте начеку, всегда. Я не буду спрашивать, что привело вас в Кунгельв, без сомнения, это стоит дальней дороги и потраченного времени, но…
Он ткнул пальцем в раскрытый на городской карте путеводитель, лежащий на прилавке:
– Улицы здесь имеют свойство менять свои названия. Более того, они запросто могут поменяться друг с другом домами. Для нас, местных, такие фокусы составляют привычный ход вещей, но неподготовленного новичка могут напугать. Я тут не шутки шучу, я серьёзен, как сам господь бог. Всегда держите голову на плечах. Считайте, это дружеское напутствие.
Он засмеялся.
– Спасибо, – пробормотал Юрий. – У вас здесь что, что-то вроде Хогвартса?
Продавец нахмурил брови.
– Не представляю, о чём вы. У нас здесь тихий провинциальный городок с хорошей экологией и лечебными комарами, каждый приезжий в котором – крошечное, но всё же событие. Поэтому отдыхайте. Зачем бы вы не пожаловали, желаю приятного времяпрепровождения. И кстати, – палец его заскользил по карте к почти идеальному круглому синему пятну, – озеро испокон веков считалось частью города, пусть и кажется что это другой мир. Оно – наша гордость. Обязательно его осмотрите внимательней.
Поблагодарив продавца и выспросив дорогу к гостинице, Юрий поплёлся обратно. Усталость давала о себе знать.
– Там должен быть указан дом Валентина, – сказала Алёна, глядя на свёрнутый трубочкой журнал в руках мужа. Она выбралась из машины и, держась за дверь, оглядывалась по сторонам, втягивая носом воздух – ну точно хорёк, готовый при малейшей опасности юркнуть в нору (по крайней мере, кому-то фамилия Хорь подошла на все сто, – с удовлетворением подумал Юра). – Улица Заходящего Солнца, семнадцать, квартира девять. В домофон не звонить, он не работает.
– Мужчина в лавке хотел за этот прекрасный путеводитель две сотни, но мы сторговались на полторы, при условии, что сразу последуем советам из него и поедем отдыхать, – сказал Юрий. – Я говорил ему, что нам очень важно найти парня из интернета, автора полоумного дневника, но он был непреклонен.
Алёна слабо улыбнулась. Что-то похожее на большую чёрную пиявку отлепилось от неё и вернуло возможность спокойно дышать. Юра почувствовал облегчение.
Расстояние до гостиницы на карте можно было закрыть подушечкой одного пальца. Они ехали медленно и глазели по сторонам. Людей немного, машин, едущих или стоящих во дворах – ещё меньше. Мальчишки, совсем не похожие на тех, кого описал их первый в этом городе знакомый, сидели возле парадных и играли в какую-то мудрёную игру с пластиковыми фишками. Люди в пыльных пальто останавливались на охраняющих пустые улицы светофорах, чтобы перекинуться парой слов. Бабульки, словно толстые ленивые наседки, выползали из дворов, сжимая под мышками раскладные столы и стулья, и рассаживались вдоль дороги, раскладывая семечки, жареный арахис и потрёпанные томики бульварных романов. Семечки! Юрий не видел такого с начала двухтысячных. Толстые коты отдыхали на перилах, ступенях и декоративных элементах домов. Жидкое небо было подёрнуто низкой облачностью. Воздух влажен и тяжёл, но местные жители, кажется, точно знали, что сегодня дождя можно не ждать: они вольготно расхаживали без зонтов.
Отель представлял собой большое здание в три этажа с почти готическим фасадом. Он располагался на углу двух улиц и напоминал по форме букву «Г». Во внутреннем дворе был небольшой сад с укромными, увитыми плющом беседками и с каналом со стоячей водой шириной всего в несколько шагов. Выгнувшие спины мосты напоминали разбитых ревматизмом, сгорбленных стариков; когда по ним кто-то проходил, от краёв отваливались и с гулким всплеском падали в воду мелкие камешки. Массивные двустворчатые двери со стороны улицы Витых Оград, там, где была парковка, открывались только при значительном усилии. Над ними висела почерневшая от времени вывеска, должно быть, когда-то она отливала медью, но сейчас буквы были зелёно-коричневого цвета. «ДИЛИЖАНС» – гласила вывеска. И ниже: «Нумера и еда».
