— Я блюститель порядка! Я арестую тебя за оскорбление, за грабеж, за насилие, за...
Хрипя от гнева, Пэт наступал на бледнолицего человека, который в испуге пятился к дверям соседней комнаты.
Саджо и Шепиэн стояли с вытаращенными от изумления глазами.
Но что намеревался предпринять неистовый потомок О’Рейли, так и осталось неизвестным: дверь из соседней комнаты открылась, молодой человек наткнулся на кого-то, путь к отступлению был отрезан.
— Прошу прощения, — раздался спокойный голос, и в комнату вошел худой высокий человек с седой головой.
Он остановился и стал смотреть поверх своих очков на присутствующих.
— Извините, если я помешал, — кашлянув, снова заговорил он, а затем добавил вежливо: — Прошу сесть.
Пэт все еще продолжал рычать на человека, которому грозил арестом и который не совсем был уверен в своей невиновности, потому что руки его дрожали, когда он, отвернувшись, закуривал еще одну папиросу.
— Прошу вас сесть, джентльмены, — снова предложил седовласый человек.
Все сели.
Это был сам владелец зоологического сада — мистер Нельс.
— Ну-с, теперь давайте потолкуем обо всем, — сказал он, сначала взглянув на ирландца, потом на служащего, затем на детей и снова на ирландца. — Вчера, когда вы звонили мне по телефону, я обещал выслушать вас. Теперь я знаю все — мне все было слышно в той комнате. Пожалуй, даже хорошо, что я не присутствовал здесь, ибо при мне вряд ли пошли бы те разговоры, которые мне довелось услышать. Я узнал, какой далекий путь проделали эти дети, сколько лишений перенесли, чтобы отыскать своего четвероногого товарища. Однако из осторожности, опасаясь обмана и не понимая их языка, я решил проследить за их поведением, прежде чем вмешаться в это дело. Теперь мне все ясно, и, должен сказать, я считаю положение вещей очень трудным — для себя.
При этих словах своего шефа служащий окинул присутствующих самодовольным взглядом, будто говоря: «Ну что, разве я не говорил об этом?»
Мистер Нельс тоже взглянул на окружающих и, постукивая очками по колену, продолжал:
— Надеюсь, все слушают меня? Не так ли?
Ни для кого не оставалось сомнения, что этот человек привык, чтобы его внимательно слушали. Он поднял очки (это было пенсне) и, придерживая их большим и указательным пальцами на тонкой переносице, снова посмотрел на всех по очереди.
Его взгляд показался детям каким-то неприятным, пронизывающим.
— Итак, — сказал он, убедившись, что все его слушают (Саджо не понимала ни слова из того, что он говорил, но он приковал ее внимание своими напыщенными манерами и плавной речью), — эти индейские дети предлагают отдать другого бобренка, чтобы зверьки не были одиноки. Это похвально. Но здесь следует подумать о моих интересах. Как Жорж уже сказал, бобра мы купили за наличный расчет, и он стоил мне изрядную сумму денег. Я не могу решить подобный вопрос опрометчиво. Больше того: нехорошо, когда люди, и особенно дети, беспрепятственно получают все, что им только захочется. Другое дело, если они расплачиваются за это собственным трудом...
И он довольно строго посмотрел на детей сквозь очки, которые опять надел себе на нос.
— Ну, и чего же вы хотите? Что вы думаете делать, сэр? — вмешался О’Рейли, с нетерпением ожидая, чтобы старик бросил свои фокусы с очками и перешел к делу.
Но мистер Нельс обратился теперь к управляющему:
— Ты хороший делец, Жорж. Иногда мне кажется, даже чересчур хороший.
— Это мой долг! — с гордостью ответил служащий.
— А, долг, да, — пробормотал мистер Нельс. — Ладно, не в этом дело.
— Но что же вы намерены делать, сэр? — снова спросил Пэт, сгорая от нетерпения.
— Что делать? — сказал словоохотливый старик. — Что делать? Ах да. Мне кажется, я уже решил, что делать. Вот что! — Он взял корзинку с Чилеви и протянул ее детям. — Возьмите, — сказал хозяин приветливо. — Вот ваш маленький друг. А теперь, — он вдруг принял строгий, деловой вид и стал писать что-то на листке бумаги, —теперь отправляйтесь в сад вместе с мистером О’Рейли и возьмите другого. Вы заработали свободу для маленького бобренка.
Он протянул Пэту свою записку.
Шепиэн смотрел на него во все глаза, полуоткрыв рот. Не обманул ли его слух? Так ли он понял этого странного бледнолицего человека? Или, быть может, это был еще один сон Саджо? Или, может быть, его собственные сновидения?
Но Саджо не спала, она схватила из рук хозяина корзинку с бобренком и воскликнула:
— Шепиэн, Шепиэн, что он сказал? Что он сказал?
Видя, что дети не совсем поняли, в чем дело, мистер Нельс хотел было заговорить снова, но Пэт опередил его. Ему так хотелось первым объявить радостную весть.
— Прошу прощения, сэр, я объясню им по-индейски, — сказал он и обратился к Шепиэну на своем ирландском жаргоне. — Этот человек, — торжественно заявил О’Рейли, хлопнув мистера Нельса по спине с такой силой, что тот еле удержался на ногах, очки же его, к общему удовольствию, слетели с носа, — хороший парень! Он, — тут Пэт ткнул владельца зоосада кулаком в грудь, — знатный вождь, очень добрый. Кэгет, мои малыши! Слышите, кэгет, говорит вам О’Рейли! — При этих словах ирландец с торжествующим видом обернулся к старику и подмигнул ему: — Ведь поняли, а? Должен признаться, сэр, у всех у нас, О’Рейли, природный дар к языкам.
— Вижу, вижу, — сказал мистер Нельс, с улыбкой провожая своих гостей к дверям.
Потом старик потер руку об руку, словно он заключил выгодную сделку, и сказал сам себе:
— Забавные ребята. Не беда, что я остался в проигрыше.
Вряд ли Саджо и Шепиэн видели что-либо на своем пути в зоологический сад. Но вот наконец Пэт показал им ворота, видневшиеся уже невдалеке. И тогда Саджо пустилась бегом. Ее щеки раскраснелись, глаза сверкали радостным блеском, шаль спустилась с головы, за спиной метались две черные косички, а маленькие мокасины всё быстрее неслись по мостовой. За ней бежал Шепиэн. С корзинкой, в которой Чилеви просто неистовствовал, пытаясь вырваться на свободу, мальчику было нелегко угнаться за сестрой. А за детьми, красный как кумач, без каски, вытирая красным платком лысину и пыхтя, как буксир, который слегка страдает от астмы, спешил Пэт О’Рейли.
Один раз он крикнул:
— Эй, куда вы так несетесь?
Но дети продолжали бежать. Вряд ли они слышали окрик. Ирландец ворчал про себя:
«Ах, бесенята эдакие! Насмерть загоняют старика! Ишь как жарят!»
Но он все-таки продолжал свой путь, не замедляя шага.
Несколько прохожих остановились и с недоумением смотрели на бегущих маленьких индейцев в их леском одеянии, очевидно преследуемых постовым. Они слышали и пронзительные крики бобренка, которому, по-видимому, совсем не нравилась тряска и вся эта гонка по городу.
Прохожие повернули обратно и присоединились к странной процессии, во главе которой со всех ног мчалась маленькая девочка с черными косами.
А вслед за ними — далеко-далеко позади — показался еще один человек, высокий, меднокожий. Он продвигался легкой поступью, очень быстро. Этот человек выглядел таким суровым и мрачным, что люди невольно отступали в сторону, давая дорогу, и спрашивали друг друга:
— Кто он такой? Что это за человек?
Но он даже не взглянул на них.
* * *
У входа произошла некоторая задержка. Сад еще не был открыт для посетителей. Однако О’Рейли быстро сообразил, как выйти из трудного положения, и показал свой служебный билет. Его пропустили вместе с детьми. Но как только открылись ворота, в сад хлынула толпа.
Служитель, который впустил наших друзей, был не кто иной, как Элек-смотритель. Пэт обменялся с ним несколькими словами. Оказалось, что смотритель уже обо всем знал и получил распоряжение от мистера Нельса. Хозяин сада тоже пришел сюда и теперь стоял в толпе. Он кивнул головой, и Элек повел Саджо к клетке бобра.
Вдруг девочка побледнела: ей казалось, что она бежит по огромному пустому пространству, а вдали, далеко-далеко, темнеет безобразная решетка. А потом... потом она уже видела, что там, за этой решеткой, сидит маленький пушистый зверек — он ли это? Может ли это быть? Да, это он, Чикени!
Саджо уже больше не робела, она ни на кого не обращала внимания, забыла про шумную толпу и про все на свете. Она видела только маленькое пушистое тельце, теперь уже совсем близко. Подбежав к решетке, Саджо опустилась на колени, просунула руки между железными прутьями и закричала:
— Чикени! Чикени! Чи-ке-ни!!!
Бобренок, видно не веря своим глазам и ушам, сидел совершенно неподвижно и только смотрел на нее.
— Это я, Саджо! О Чикени! — со слезами в голосе воскликнула девочка.
Неужели он забыл ее?
Еще с минуту бобренок оставался неподвижным и, склонив набок свою круглую головку, казалось, весь обратился в слух. Саджо позвала опять:
— Чи-ке-ни-и-и-и!!!
Пролепетав что-то потешное, бобренок засеменил как только мог быстро на своих коротких ножках прямо к решетке.
