Сейчас Большой Жо едет выручать Бухезайхе. У него нет точного плана, он будет действовать по обстоятельствам. Жо даже рад, что с ним нет Лутреля, потому что он отдает себе отчет в опасности этой авантюры. Когда Лутрель пьян, он становится безумен и способен на все. Несколько недель назад он лишний раз доказал это.
Жо по доброте душевной спас одну девушку-подростка, занимавшуюся проституцией на улице Ломбар и жаловавшуюся на грубость своего эксплуататора. Это была хорошенькая, нежная девушка, не созданная для этого ремесла, которое, как известно, требует особого призвания. Жо устроил ее горничной в клубе одного из своих приятелей. Однако сутенер девушки не оценил этого благородного поступка. Забыв об опасности, он отправился к Большому Жо, чтобы предъявить ему счет. Его предостерегли: «Ты знаешь, что Аттия связан с Лутрелем? Лучше не суйся туда, Лутрель прибьет тебя, как муху». Но сутенер решил отстоять свою честь. Напрасно Жо пытался урезонить его. Возможно, ему бы это и удалось, если бы в дело не вмешался Лутрель, на свой манер. Его пистолет тридцать восьмого калибра пролаял три раза.
«Пьер — это чистый дьявол», — вслух произносит Аттия, поддавшись воспоминаниям. Жо пересекает Сен-Мор и приближается к берегу Марны. Несмотря на шум мотора, он слышит выстрелы. Жо гасит фары. До моста остается не более километра. Жо решается. Он на полной скорости переедет мост, остановится у «Таверны», подберет Бухезайхе и вернется. На все уйдет двадцать секунд. Сердце Жо учащенно бьется, ладони становятся мокрыми. Неожиданно от домов отделяются силуэты и преграждают ему дорогу. Размахивая фонарями, ему приказывают остановиться. Нога Аттия нажимает на сцепление, мотор ревет. «Делайе» мчится вперед. В неверном свете луны Аттия замечает, что силуэты танцуют джигу, направив на него автоматы. Жо выжимает третью скорость; полицейские расступаются. На «делайе» обрушивается град пуль. В грохоте залпов и автоматных очередей Жо преодолевает первое препятствие.
Склонившись над рулем, Аттия сливается со своей машиной. Пули свистят со всех сторон, но это не останавливает его, как и жгучий ожог на виске, и струйка теплой жидкости, текущей по щеке: его кровь. Вот и мост. Из-за парапета поднимаются неясные тени. Длинные очереди разрывают тишину ночи. Жо чувствует новые ожоги: один — в левой руке, другой — в груди, на уровне сердца. Жо настолько сосредоточен в эти секунды, когда все поставлено на карту, что не чувствует боли, забыв о жене, о дочери Николь, о своем кафе. Влажные пальцы Аттия впиваются в руль. Впереди поворот. Аттия тормозит и выходит на вираж.
Неожиданно машину сотрясает, и она отказывается поворачивать. Пули пробили переднее и заднее колеса. Жо на короткое время утрачивает контроль над «делайе», делающей зигзаги и врезающейся в тротуар. Наконец, в конце траектории в несколько сотен метров, машина теряет скорость. Аттия нажимает на тормоз. Машину кидает влево, затем вправо, она едва не опрокидывается. Шины оставляют на земле коричневые полосы. Чувствуется запах резины. «Делайе» разворачивается поперек дороги и останавливается.
17
Аттия не теряет времени. Он выскакивает из машины на мостовую. В этот момент он чувствует резкую боль в руке и груди. Висок почему-то перестает кровоточить. Ему хочется лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать. Но шум приближающихся шагов и крики приказов вызывают новый прилив энергии и желание бежать. Голова его кружится от потери крови, в висках стучит. Большой Жо понимает, что, оставшись без машины ночью на улице, кишащей полицейскими, он уже ничего не может сделать для Бухезайхе. Теперь речь идет о том, чтобы спастись самому, если это еще возможно. С трудом дыша и пошатываясь, он устремляется к деревне.
Пробежав метров двести, оставив сзади себя тень «Таверны», он слышит скрип шин останавливающихся машин. Он думает, что это полицейские машины, вызванные для охоты на него. Он не знает, что это приехал префект полиции, чтобы посмотреть на продырявленный каркас «делайе». Жо продолжает бежать, прячась в тени домов, перебегая от одного дерева к другому. Его удивляет, что он еще не наткнулся на полицейский кордон. Но силы его на исходе. Никогда еще он не чувствовал себя таким слабым, даже в Маутхаузене, где он превратился в скелет. Силы оставляют Жо, он находится на грани обморока. Единственный человек, который может его спасти, это Корнелиус. «Кислица» находится отсюда всего в двух километрах, но Жо знает, что никогда не пройдет их. Кровотечение в руке не останавливается. Господи, помоги! Что делать? Господи, научи, как умереть в покое, чтобы не попасть за железные прутья? Внезапно Жо вспоминает о Кристобале-Баске, кафе которого находится в ста метрах отсюда. Жо направляется туда, чтобы схорониться там на время, пока Баск не поставит в известность Корнелиуса. Неожиданно он видит впереди группу полицейских, но они не обращают внимания на шатающегося в тени человека, принимая его за одного из многочисленных пригородных пьяниц.
Сколько времени он уже идет? Он не знает. Ноги подкашиваются под ним, его сорочка превратилась в мокрую кровавую тряпку, рука кажется ему тяжелой, как свинец. Но вот, наконец, и двери кафе Кристобаля. Жо падает на колени и стонет. Он достиг цели, и он пока жив. Как издалека до него доносится голос Баска:
— Жо?! Господи!
— Предупреди Корнелиуса. Позвони ему.
Жо Аттия теряет сознание. Он может положиться на боксера.
В некотором смысле Корнелиус был к этому готов. Он знает, против кого закрутилась эта полицейская карусель и в кого направлены отчетливо доносящиеся до него выстрелы. Корнелиус не может найти себе места. Но если есть перестрелка, значит, есть еще и живые. Это значит, что его друзья еще сопротивляются. Тем не менее Корнелиус не тешит себя иллюзиями. Рано или поздно они будут захвачены. Вооружившись морским биноклем, он поднимается на крышу, чтобы разглядеть место битвы, но ничего не может различить. С озабоченным видом он спускается вниз, готовый в любой момент вмешаться в события. Он закрывает кафе, гасит везде огни. Раздавшийся телефонный звонок не кажется ему неожиданным: он знает, что друзья позовут его. Он вскакивает с табурета, быстро подходит к телефону и снимает трубку. На другом конце провода Кристобаль взволнованным голосом с пиренейским акцентом сообщает ему о случившемся. Корнелиус слушает его, качает головой, ограничивается ответом «да… да… да…», затем вешает трубку. Толстым указательным пальцем он тут же набирает номер телефона. Раздается один гудок, другой. Корнелиус начинает нервничать. Наконец недоверчивый голос спрашивает:
— Кто говорит?
— Боксер, Деде. Слушай меня: Большой Жо находится у Баска. Он подстрелен.
— В перестрелке?
— Да. Окажи мне услугу, Деде. Отправляйся за ним на своем грузовичке. Отвезешь его, куда он скажет.
— Ночью? А заграждения? По-моему, это рискованно.
— Да, рискованно. Тем более что за ним охотятся. Но, если ты отказываешься, это твое право, — говорит Корнелиус, в тоне которого слышится прямая угроза.
— Ладно, я еду, — соглашается Деде после короткого колебания.
Деде Сискосс умеет действовать энергично и быстро. Тридцать минут спустя Аттия укладывают на матрац в грузовике, покрывают американским армейским чехлом цвета хаки. Состояние раненого крайне тяжелое: он мертвенно бледен, прерывисто дышит, однако он понимает вопрос Сискосса, который спрашивает его о конечном пункте маршрута.
— К Фелиции. Даммартен-сюр-Тижо… Это кормилица моей дочери.
Вымолвив это, Жо закрывает глаза.
В то время как Сискосс, сидя за рулем своего грузовика, думает, не привезет ли он на место уже покойника, префект полиции, взобравшийся на деревянный навес, смотрит на свои часы: стрелки показывают двадцать три часа тридцать пять минут.
— Господа, — говорит он, обращаясь к своему генштабу, столпившемуся у его ног, — пробил час, когда мы должны покончить с этими мошенниками. Я объявляю штурм. Да хранит вас Бог!
Он тянет вперед свой пистолет и разряжает его в ночь. Полицейские силы выстраиваются и отправляются на штурм «Таверны». Трещат короткие очереди. К своему удивлению, полицейские не встречают никакого сопротивления, ни один выстрел не раздается из кафе. Они беспрепятственно подходят к главному входу в здание, блокируют задний фасад. Двери открываются, полицейские проникают внутрь бастиона и захватывают его. Их взглядам предстает странное зрелище: около двадцати лежащих на полу человек с облегчением встречают их. Но счастье осажденных оказывается недолгим. Неприятный голос приказывает им:
— Всем встать к стене и вытянуть руки вперед! При малейшем движении будем стрелять!
Приказ вызывает возмущенные протесты, только несколько жуликов ведут себя тихо. Они подчиняются, уважая закон в действии.
