— Нет, — ответил он. — Мы отправляемся дальше вдоль побережья. Я и сам не знаю куда точно.
— Еще одно засекреченное летное поле?
— Наверное, — сказал начальник.
— Тогда почему мы не летим сразу туда? — спросил кто-то. — Какой смысл нам тащиться в эту заброшенную Мегару?
— Да не знаю я! — вышел из себя начальник.
— Где командир? — спросил кто-то.
— Хватит! — крикнул начальник. — Быстро всем спать!
У одного из нас был будильник, и наутро он разбудил всех в 4.30.
Когда я вышел из палатки, перед моими глазами в бледном полумраке рассвета предстал безмолвный опустевший Элевсинский аэродром. Все палатки, кроме тех, в которых жили летчики, были убраны. Остались только проржавевший железный ангар, штабная хижина и несколько деревянных домиков. Всемером мы сбились в кучку, потирая руки, потому что утренний воздух был прохладен.
— Выпить бы чего-нибудь горячего, — сказал кто-то.
Нигде ничего не нашлось.
— Пора, — сказал Дэвид Кук.
Около пяти часов утра мы шагали по опустевшему безмолвному летному полю к нашим самолетам. Думаю, все мы в то мгновение чувствовали себя очень одиноко. Пилот никогда не садится в самолет в одиночестве. Рядом всегда стоит техник иди механик, чтобы убрать клинья из-под колес шасси после того, как ты завел двигатель. А если мотор не заводится или аккумуляторы сели, кто-нибудь притащит тележку с зарядным устройством и подключит ее к твоим аккумуляторным батареям, чтобы подзарядить их. А теперь поблизости никого. Ни души. Из-за гор появился краешек солнца, и искорки солнечного света поблескивали в капельках росы на траве.
Я влез в свой «Харрикейн» и застегнул все стропы. Включил зажигание, установил регулятор топливной смеси в положение «полный» и нажал кнопку стартера. Винт пропеллера медленно завращался, и большой двигатель «Мерлин», пару раз кашлянув, завелся. Я огляделся по сторонам: как там остальные шесть? Все они сумели завестись и теперь катили к взлетной полосе.
Все вместе мы поднялись на высоту около 300 метров над аэродромом и полетели вдоль берега, высматривая наше секретное летное поле. Вскоре мы уже кружили над деревушкой Мегара и заметили зеленое поле возле деревни, а на нем человека на древнем паровом катке, который раскатывал нечто вроде посадочной полосы на поле. Увидев нас, он отъехал в сторону. Мы сели и затряслись по ухабам, выруливая к оливковой роще. Оливковая роща — не самое удачное укрытие для самолетов, поэтому мы наломали веток и набросали их на крылья в надежде, что так они менее заметны сверху. Но я считал, что первый же немец, который пролетит мимо, сразу нас увидит, и тогда нам крышка.
Был шестой час утра. На поле ни души, кроме человека на паровом катке. Мы гадали, что делать дальше. Если наши самолеты собираются бомбить, то лучше держаться от них подальше и наблюдать за ними со стороны. Между нами и морем высился горный хребет высотой метров пятьдесят, и мы решили, что там можно устроить неплохой наблюдательный пункт. Мы влезли на вершину горы, уселись на больших гладких белых булыжниках и закурили. Прямо под горой росла оливковая рощица, в которой стояли прикрытые ветками, но все же заметные с высоты «Харрикейны». С другой стороны расстилался голубой Афинский залив, так близко, что я мог добросить камешек до воды.
Метрах в пятистах от берега стоял на якоре большой нефтеналивной танкер.
— Не хотелось бы мне оказаться на этом танкере, — сказал кто-то.
— Почему этот идиот не смоется отсюда? Разве он не знает, что немцы уже рядом? — сказал кто-то еще.
Несмотря ни на что, было очень приятно сидеть этим ранним ярко-голубым греческим утром в апреле на вершине горы. Мы были молоды и бесстрашны. Нас не пугала мысль о том, что нас всего семеро с семью «Харрикейнами» на голом поле, а километрах в ста к северу нас ищет половина всех немецких ВВС. С того места, где мы сидели, открывался прекрасный вид на Афинский залив, сине-зеленое море и сумасшедший нефтяной танкер.
Наступило время завтрака, но завтрака не было. Потом мы услышали рев самолетных моторов, и над Мегарой пронеслось штук тридцать 109-х. Они держали курс на Элевсин, туда, откуда мы улетели на рассвете. Как раз вовремя.
Несколько минут спустя прямо над нашими головами на высоте около 900 метров пролетела кучка пикирующих бомбардировщиков «Стука», они летели прямо на танкер, а вокруг них словно саранча вились истребители прикрытия.
— Ложись! — закричал кто-то. — Прячемся под скалы, и тишина! Нельзя, чтобы они нас засекли!
Но они же, думал я, наверняка увидят наши самолеты в оливковой роще. Мы их даже не спрятали, как следует.
«Стуки» летели цепочкой друг за другом, и когда ведущий оказался прямо над танкером, он опустил нос и вошел в ревущее отвесное пике. Мы лежали среди булыжников на гребне скалистого кряжа и следили за первой «Стукой». Он шел все быстрее и быстрее, и нам было слышно, как рев двигателя переходит в визг по мере того, как самолет совершенно вертикально пикирует вниз. Создавалось ощущение, что пилот собирается влететь прямо в трубу корабля, но он рванулся из пике точно вовремя, и я увидел, как из брюха самолета выползла бомба. Это была большая черная глыба металла, она медленно падала вниз прямо на носовую палубу танкера. «Стука» ушла в сторону и скользила над морем, и когда бомба взорвалась, весь корабль подбросило вверх метра на три, а на него уже с визгом заходила вторая «Стука», следом третья, четвертая и пятая.
На танкер пикировали только пять «Стук», Остальные зависли наверху и наблюдали, потому что все судно уже было охвачено пламенем. Мы лежали совсем рядом, в каких-то пятистах метрах, и когда резервуары разорвались, нефть растеклась по поверхности воды, и океан превратился в огненное озеро. Мы видели, как человек шесть из команды взбирались на реи, прыгали за борт и горели заживо, мы слышали их предсмертные крики.
Высоко над нами те «Стуки», которые только наблюдали, развернулись и направились восвояси вместе с истребителями. Вскоре они исчезли из вида, и до нас доносилось лишь шипение воды, соприкасающейся с огнем вокруг поверженного танкера.
В то время нам доводилось видеть множество бомбежек, но мы никогда не видели, чтобы люди прыгали в пылающее море и горели заживо. Всех нас потрясло это зрелище.
— Здесь что, ни у кого мозгов нет? — сказал кто-то. — Почему греки не сказали капитану, чтобы он уносил отсюда ноги?
— А почему никто не сказал нам, что делать дальше? — произнес другой голос.
— А серьезно, — сказал я, — почему бы нам всем не подняться и не полететь на Крит? Баки у нас полные.
— Отличная идея, — сказал Дэвид Кук. — Потом дозаправимся и полетим в Египет. Вряд ли у них в пустыне есть хоть один «Харрикейн». Эти семеро были бы на вес золота.
— Знаете, что я думаю, — сказал молодой человек по имени Даудинг. — Я думаю, что кое-кому очень хочется впоследствии сказать, что отважные Королевские ВВС в Греции доблестно сражались до последнего пилота и последнего самолета.
Я подумал, что, возможно, Даудинг прав. Либо так, либо нашим командирам не хватает ума и опыта, и они просто не знают, что с нами делать. Я все время вспоминал слова капрала, которые он сказал всего неделю назад, когда я только прилетел в Грецию. «Такой новенький самолетик, — говорил он. — Кто-то вложил в него немало труда. А теперь эти мерзавцы, что просиживают штаны в конторах в Каире, послали его сюда, где он и двух минут не протянет». Он продержался дольше, но, судя по всему, ненамного.
Мы сидели на нашем скалистом кряже у глубокого синего моря и время от времени бросали взгляды на пылающий танкер. Никто не выбрался оттуда живым, но в воде плавали обуглившиеся трупы. Течение или прилив медленно прибивали трупы к берегу. Их было девять, и к одиннадцати утра они качались всего метрах в пятидесяти от скал.
Около полудня на наше летное поле медленно въехал большой черный автомобиль. Нас всех вдруг охватила тревога. Машина медленно ползла по полю, словно выискивая что-то, потом развернулась и направилась к оливковой роще, где стояли наши самолеты. Мы разглядели водителя и темную фигуру на заднем сиденье, но не видели, кто это и в какой форме.
— Чего доброго, немцы с пулеметом, — сказал кто-то. До нас вдруг дошло, что мы совершенно безоружны. Ни у кого из нас не было даже пистолета.
— Какой марки машина? — спросил Дэвид. Никто не мог определить марку. Кому-то показалось, что это «Мерседес-Бенц». Все глаза следили за большим черным автомобилем.
Он остановился рядом с оливковой рощей. Мы тесно прижались друг к другу на нашей горе и застыли в тревожном ожидании. Открылась задняя дверца, и из машины вышла внушительная фигура в форме ВВС Великобритании. Мы находились недалеко, поэтому хорошо его рассмотрели. Это был крупный человек с выцветшими рыжими, усами.
