Я вышла из мастерской в лавку. Манкол ушёл, получив список дел, которые ему поручили сделать сегодня утром, и ставни лавки были ещё захлопнуты, так что внутри царил полумрак.
Хотя я наизусть знала всё, что находилось вокруг, в полутьме мне стало не по себе. Здесь, в доме Равинги, если в комнате было темно, меня всегда преследовало беспокойство. Я знала, что на полках стоят ряды кукол, я видела, как для пущего правдоподобия в глазницы кукол вкладывались крошечные бисеринки–глаза. И всё–таки умелые пальцы моей госпожи каким–то образом пробуждали их к жизни, так что эти фигурки смотрели на меня, оценивали… Зачастую я была готова поверить, что мастерство Равинги чересчур велико, — когда эти куклы, выходившие из её рук, были настолько схожи с живущими ныне людьми, что казались их волшебным отражением, сотворенным из той же плоти и крови.
В последние четыре сезона среди вапаланцев возникла новая, жутковатая мода, обеспечившая Равинге много работы, — мода на изображения недавно умерших. Эти куклы в фут ростом, точные до последней мелочи — их одежда шилась из лоскутков от любимых одеяний покойного, — служили памятью о друзьях или родичах, о потере которых скорбили Дома. Эту моду ввела не Ра–вин га, я так даже была уверена, что она с неохотой бралась за подобные заказы. Но она никогда не отказывалась от работы, от кого бы ни поступали просьбы — от скорбящего супруга, сестры или брата.
Я хорошо помню первую такую куклу — это был Вефолан–дзи, один из старейшин Дома, который ныне достойно представляла Джаррибари, Великий Канцлер, а заказывал куклу, как сказали Равинге, некто из далё–Ких внутренних земель на востоке, краёв, знакомых нам лишь по легендам.
С тех пор Равинга сделала уже дюжину таких, и я слышала, что теперь такие куклы выставляют в залах, в которых при жизни блистали оригиналы.
А с совсем недавних пор так стали почитать не только усопших, но и тех, кто занял при дворе важное положение или чем–то прославился, их Дом заказывал куклу, одетую в парадные дворцовые одежды.
На полке за спиной Равинги сейчас лежали две таких куклы, аккуратно завёрнутые, защищенные от случайных Ударов. Она озабоченно перебирала стопу листов из высушенных и спрессованных вместе листьев тав, с Цветными рисунками, несомненно, портретами ещё одной важной персоны, ещё живой или уже мёртвой.
Я подошла поближе, но она даже не подняла глаз, только бросила на прилавок, под тусклый свет прикрученной лампы, последний из рисунков.
— Хабан–дзи, — сказала она почти шёпотом.
Я поёжилась. Её голос, вся сё напряжённая фигура несли предостережение.
— Кто принёс этот заказ? — я старалась говорить негромко, как и хозяйка. — И зачем?
— Кто? Доверенный чиновник Джаррибари. Зачем?..
Великий Канцлер была не таким человеком, чтобы досаждать своему повелителю с помощью сил Равинги. Никто не обманывался относительно Джаррибари: проницательная, в чём–то расчётливая, властолюбивая, она не была такой уж преданной слугой Хабан–дзи, но воплощала собой лояльного сановника, преданного своему долгу. Для Джаррибари законы, обычаи, сама жизнь Империи значили несравненно больше, чем один отдельный человек.
— Она не желает вредить… — высказала я свою первую мысль вслух.
— Ей нет нужды в этом. Она знает, чего стоит сама по себе, и прекрасно понимает, чего стоит тот, кому она служит…
— Хабан–дзи на троне уже тридцать с лишним сезонов бурь. И не слышно голосов против него.
Равинга кивнула.
— Но не слышно и голосов за. Он так и не прошёл настоящего испытания.
— Испытание было, воистину! Как же иначе он взял в руки леопардовый посох? — возразила я.
— Верно… он прошёл испытания короны. Однако годы идут, времена меняются. Тот, кто был бесстрашным молодым охотником, облачённый властью становится другим. В последнее время на дорогах из Вапалы во внутренние земли на дальнем востоке стало многолюдно. В последнее время их купцы едут сюда всё чаще и больше. И каждый из них платит налог дважды.
Сейчас она повторяла то, о чём сплетничали на рынке. Шесть Домов занимались торговлей давно и контролировали между собой большую часть торговых операций; может быть, именно поэтому они не слишком обращали внимания на слухи о том, что кому–то удалось заполучить доступ к предметам роскоши, невиданным во внешних землях.
Но — Император! Прошедший величайшие испытания, чтобы взойти на трон — что могли ему предложить иноземные купцы? Какие богатства могли перевесить его положение?
— В прошлом всё было по–другому, — продолжала Равинга. — Тогда взошедший на трон не мог не думать о том, что трон придётся удерживать силой. Он знал, что через положенное число сезонов может появиться претендент. Мы, вапалане, теперь говорим о тех обычаях, как о варварских и недостойных. А когда–то существовал закон, по которому Император должен был быть кормильцем народа — и отдавать своей земле всего себя, укреплять Дух, по доброй воле слившись с ним. А теперь, вместо того, чтобы жертвовать собой, он совершает жертвоприношение подобием, и с этим мирятся.
Приношение подобием! Я посмотрела на рисунки, которые Равинга всё ещё перебирала в руках, как на послание с дурными вестями — рада бы выбросить, да нельзя.
Мне не понадобилось говорить вслух возникший вопрос — хозяйка и так уловила его.
— Подобие для жертвоприношения? Может быть. Но если так… — она покачала головой. — Это разумное допущение. И всё же странно. Тут и Шанк–дзи.
Наши правители, пять Королев и Император, не имеют супругов. Хотя это не значит, что они соблюдают обет безбрачия. Но дети, рождённые от них, вовсе не считаются благороднее других, более того, положение при дворе они могут получить только благодаря своим собственным усилиям. В последние три сезона мы много слышали о Шанк–дзи, сыне Императора по всем статьям — кроме формального титула наследника.
Говорили, что он открыто поклялся перед вельможами двора, что когда его отец умрёт, он примет участие в состязаниях за звание Императора, и что он всерьёз намерен добиться короны.
— Вот это, — тут рука Равинги сжалась в кулачок, и она стукнула им по листам с рисунками, — почётная кукла для того, кто не заслужил таких почестей. И она с лёгкостью может превратиться…
— …в посмертную куклу! — я испуганно прикрыла рот рукой. — Но ведь ещё никто не слышал, чтобы император болел… только старость.
— Именно так, — согласилась Равинга. — И всё–таки — сейчас сезон лихорадок. А Хабан–дзи любит всевозможные редкости с востока. Пограничная стража докладывала, что за границей распространилась тяжёлая болезнь. Был найден один караван, в котором все купцы лежали мёртвыми рядом со своей вьючной скотиной. И они умерли не от сабли или от удара ножа — их убили невидимые создания. Стоит Хабан–дзи взять в руки какую–нибудь занятную безделушку, которую прислали из заражённого лагеря, — вот и повод запасаться посмертными куклами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
