Я бегу в душ -- за день успеваю обшквариться дюжину раз -- имеющие жилы меня поймут. Нет ничего лучше от ломки, чем горячий душ и кефир.
После душа иногда удается уснуть минут на пятнадцать. Так за сутки набегает минут сорок нервного сна. Все остальное время у меня в голове скрипит железный барабан на который наматывается ржавый трос безысходности.
Банки-негр обвиняется в вооруженном ограблении. Если меня арестованного за вождение без прав паканули на такой суровый режим -- то дело тухлое. Сейчас по компу они выяснят, что я давно в розыске и в Мейфилде -- за условный арест и неявку в суд. После евклидова правосудия, меня столкнут в лапы Мейфилд-сити. А те уже сбагрят в Айс.
В креотюрьме АЙСа я отработаю на билет в ливийскую джамахарию, а уж в самой джамахарии и до суда не дотяну. Меня публично изнасилуют на базарной площади томиком запрещенного в джамахирии Мережковского. Как Заиньке Космодемьянской на шею приколотят ливийский слоган: "А базар тебе нужен, пидор?"
Ну и сдохну, значит все -- поистратился, финита. А детки мои как же? Кто их защитит в мире пукачей? Нашу маленькую вселенную я построил вокруг себя -- жена не знает сколько мы платим за ипотеку. Связалась с гангстером из белого блядства. Бедные мои! Даже позвонить домой не могу -- с тюремного телефона, чтоб в город выйти надо вбивать свой порядковый номер в системе координат всеобщего баркодного штрихкода. А откуда у меня порядковый баркот -- если я последние 15 лет живу как трава под забором -- без порядка и прививок.
И о прививках. По заходу в Оранж лупанули они мне в руку туберкулезный тест -- на реакцию академика Манту. Армянский академик Гамлет Манту завещал нам никогда не принимать душ. Ну а как я мог не купаться -- горячая вода душа это и есть моя отдушина.
Правда, напор из трубы в стене лупит как драндсбойт, но зыки народ ушлый -- научились делать хэд пор шавар -- насадку для душа из горла пластиковой бутылки. Разумеется, шавар хэд отметают на каждом шмоне -- контрабанда.
Контрабанда в графстве Оранж это всё чего нет в ассортименте ларька. А в ларьке есть все чтобы спокойно сидеть, кроме самогонных аппаратов и японских нунтяку. Мешки-саваны с передачками, принятые в тюрьмах Сибири со времен первой ходки Ангела Достоевского тут давно потрачены. Деньги на бочку -- и отоварка на сотку пистолей раз в две недели.
Правда карандаши и зубные щетки совсем коротенькие -- чтоб я не сделал заточку и не взял правосудие в свои руки. Банки строчит огрызком карандышева, усевшись на толчок толоконниковой. Банки на меня не оглядывается. Я слышал как похожая на джинна из бутылки падла на прогулке нашептала ему, что у меня на руке типичная буржуазная реакция туберкулезника вассермана. Теперь сокамерник думает, что я заразный. Это не добавляет уюта камере размером с платяной шкафа персональной собачки Брета Пота.
Я закрываю глаза и беззвучно плачу. Когда тихо плачешь, слезы закипают и медленно бороздят щеки крутым кипятком. Выть нельзя и в этом я нахожу мазохисткое удовлетворение.
- Йо! Ты чего плачешь нигга?
- Да я не... Не плачу я -- просто свет сутками не вырубают бисовы дити -- притомились мои очи
-Не ври, нигга, я же вижу стегаешь по-тихоньку! Ну скажи что страшного в этой стране может случиться с белым здоровым чувачком в очках, нигга?
- Ну меня могут телепортировать из страны черте знает куда
Банки красноречиво оглядел камеру
- Ты конечно будешь скучать по свободе и демократии, нигга?
- Ну у меня жена не совсем приспособлена к жизни. Я все всегда делал сам.
Банки сверкнул белыми зубами
- О да она наверно рада без памяти, что судьба наконец дала ей шанс самой порулить. Ты удивишься когда поймешь, что бабы не так уж и тупы, нигга
Неожиданно он лишил меня повода оплакивать самого себя. Тогда я рискнул спросить о самом святом, сокровенном:
- А вдруг меня изнасилуют? В видео сказали насилуют 98% заключенных?
Банки отвернулся к стене, чтоб не оскорбить меня смеющейся гримасой. На его спине было выведено County Inmate. Подлый тюремный подтекст был во всем -- слово inmate походило на слово intimate-интимный, а mate было корнем глагола mating -- сношаться.
- Ну если 98% заключенных от этого не умерло, значит наверное это не смертельно. Впрочем, я отношусь к счастливым 2%.
Банки черный как ночь в малороссии, но почему называет ниггой меня. Я вспоминаю про новорасисткий партак на плече и мне становится неудобно. Задрав рукав я иду ва-банк:
- Слышь, друк, я не понимал смысл когда накалывал
- Да насрать мне на твой партак!
Тогда я понимаю -- он думает у меня тубик.
- Слышь друк, это не туберкулез. Это ломка -- я просто из душа горячего не вылезал, вот конечность и опухла.
- Да насрать мне на твой тубик. Хоть СПИД. Чего нам детей растить вместе? Ты главное сырость тут на разводи, а то точно тубик хватанем. Я уже одиннадцатый месяц в этом шкапу сижу. Скоро день рождения. Соскочу я, вот увидишь. Нет у них на меня ничего.
- Дай бох. Хотя если столько морозят -- все равно что-нибудь навешают задним числом. Не станут же они извинятся и оплачивать почти год порожняка?
- Не. Они точно не станут. Я забыл, тебя как зовут?
- Вин
- А меня Моджо. Можно просто -- Мо. Сигаретку хочешь?
- А курить где? Запалимся с контрой, Мо
- Не запалимся! А запалимся -- сегодня СиО Макклауд -- он душевный. Лезь на решку!
Мы повисли на прутьях решетки как вечно юные бандерлоги. Моджо скрутил две длиннющие трубки из разварота газеты Плэйн Дилер. Быстро прикурив бычок, он вставил его в дальний конец трубки и выставил далеко на волю. Следовало затягиваться через одну трубку, а выдыхать через другую, чтобы не сработал сверхчувствительный пожарный датчик. Сигареты в тюрьме графства Оранж приравнены к тяжелым наркотикам.
Задрав глаза горе, как начинающий Ломоносов, шериф графства пишет:
"Когда бросаешь курить, самое тяжелое -- первая неделя. Чтобы сильно не колбасило рекомендую прочитать молитву, поговорить с близким другом, пить побольше воды, пройтись по Поду, принять душик, хорошо питаться и делать дыхательную гимнастику"
Вместо молитвы и дыхательной гимнастики мы с Моджо висим на решетке и курим через трубки Плэйн Дилера. Концы трубок далеко за пределами камеры, на воле. Это маленький побег и на сердце становится теплее.
- Видишь как жить хорошо, нигга! А ты плакал. Я вот сейчас только рэп придумал! Хорошо похоже ухватил. Докурим записать надо, пока не забыл. Любишь рэп?
- Конечно! Обожаю просто
- Не пизди пожалуйста, нигга. Ты же белый!
- Ну и что теперь? Эминем тоже белый
- Лох твой Эминем и нигга. А вообще в тюрьме писать хорошо. Я за восемь месяцев столько речёвок сочинил. Ты писать умеешь, нигга ?
- Еще сам не разобрался. А у тебя ручка есть лишняя с бумагой? Буду писаниной лечиться, как Ник Каравэй.
- Вот видишь, а ты плакал. Бумаги лишней нет, а карандашик дам. Ты прямо сверху правил внутреннего распорядка пиши. Ага. Там тридцать страниц поеботины от Службы Вправлений. Вправь им, нигга.
Моджо соскользнул на пол и вытащив из под нар карандашик с надписью "Тикондерога", протянул мне. Потом он снова полез под нары и вытащил картонную воронку с привязанной к ней веревочкой.
- А это еще что за дрочилка?
- Это не дрочилка. Это виндтолкер мой, нигга. Индейский народный тотем.
Моджо встал посреди хаты и быстро крутанул воронку над головой, на манер лассо.
Виндтолкер издал неожиданно громкий радостный возглас. И был это звук той самой музыки, которая звучит во мне иногда, звучит поднимая на ноги, и толкая идти вперед. Как шепчет один корейский ангел:
Но странный стук зовёт в дорогу,
Может, сердца, а может, стук в дверь.
И когда я обернусь на пороге,
Я скажу одно лишь слово "Верь"
- Тише, Моджо. Тише! СиО услышит -- прибежит мозги конопатить.
- СиО не услышит. Щитомордники только в коротковолновом диапазоне работают. Ему долго апгрейдиться надо, чтобы услышать музыку, которую мы слышим всегда. Ты ведь чуешь музыку?
- Почти всегда
- Ну вот! Почти все наши ее чуют. Только некоторые отгоняют прочь, а надо наоборот - ловить ритм и грувать пока прёт. Выбор за тобой -- слышать ее, танцевать с ней или глушить звук чем не попадя. Это и есть ответ на главный вопрос бытия. Так чо плакать-то спрашивается, нигга?
- Отправят меня к черту на кулички, Моджо. В ливийскую арапскую джамахирию. Оттуда, если не повесят, побегу наверно умирать на Домбас, как бегал на фронт еще Хемингуэй. Или круче -- в Сирию ломанусь, как ассириец Сирин. Операция Shit Ефрата.
- Я понятия не имею про чо ты сейчас говоришь. Никуда не ездил дальше Акрона. Дык радоваться же надо, что отправят. Будет о чем потом на киче книжку написать. Хотя и тут, на каторгах ты вроде как турист. Я ж вижу -- турист, проездной пассажир. Выпустят тебя скоро, нигга. Будешь потом мемуарить и хвастаться -- сидел понимаешь нигга в тюрьме графства Оранж.
Виндтолкер Моджо говорил с ветром до самого утра. Мы крутили его по переменке. СиО Макклауд и правда не мешал.
