— У меня болит голова. — С покрасневшего от жара лица на Эми смотрели лихорадочно блестевшие глаза. — И я не могу глотать.
— Ты можешь глотать, только тебе больно. — Она ободряюще улыбнулась, стараясь сохранять спокойный вид, хотя больше всего на свете ей хотелось, чтобы поскорее пришел доктор. — Если я попрошу Карлу принести лекарство, от которого тебе станет легче, ты выпьешь его?
— Да. — Но когда Эми сделала движение, чтобы выйти из комнаты, Пьетро схватил ее за руку. В голосе его звучала паника, глаза были полны слез. — Я не хочу, чтобы ты уходила. Останься здесь, Эми.
— Я займусь этим. — Лука резко повернулся. — Ты говорила о детском парацетамоле?
― Да.
Их глаза на мгновение встретились, и сердце у Эми сжалось. Он был небрит — очевидно, Пьетро позвал его прежде, чем Лука успел закончить свой туалет, — и эта щетина в сочетании с всклокоченными волосами и обеспокоенным видом странным образом придавали ему еще большую привлекательность. Она с трудом смогла отвести от него взгляд.
Доктор вошел как раз в тот момент, когда Лука вернулся с лекарством и апельсиновым соком, и немедленно поставил диагноз:
— Скарлатина. Половина детей в округе свалилась, болезнь очень заразна. На груди уже проступает сыпь, скоро она распространится по всему телу.
— Это опасно? — тихо спросила Эми, после того как доктор жестом показал Луке, что тот может дать мальчику питье.
— В наше время — нет. — Это был тот же врач семьи Джерми, который пришел в день смерти Доменико. Улыбнувшись, он похлопал Эми по плечу. — До изобретения антибиотиков дело обстояло иначе, но сейчас скарлатина легко излечивается с помощью пенициллина. Не беспокойтесь. Разумеется, он будет капризничать. Мужчины семьи Джерми не любят, когда у них что-нибудь не в порядке, не так ли? — спросил он сухо, но без неприязни.
— О да!
Она улыбнулась, вспомнив, как добр он был к ней в первые черные недели после трагедии, часто приходил без вызова, просто проведать ее, никогда при этом не показывая, что его время стоит денег и что его нетерпеливо поджидают многочисленные пациенты.
Сделав Пьетро укол антибиотика, он ушел. Лука, проводив доктора, немедленно вернулся в комнату.
— Как он? — Вопрос был излишним, и это было так не похоже на рациональное и всегда логичное поведение Луки во время кризисов, что у нее чуть не выступили слезы на глазах.
— Точно так же, как и две минуты назад, когда ты уходил. И перестань, пожалуйста, беспокоиться. Ты же слышал, что сказал доктор: все будет хорошо. А теперь иди и поешь. Я управлюсь одна.
Следующие сорок восемь часов были скорее утомительными, чем тревожными, и к концу этого срока Пьетро походил на вареного омара. Красная сыпь покрыла его почти целиком, но, к счастью, температура спала, и он уже стал требовать, чтобы его отпустили вниз повидать Джаспера. Эми сочла каприз добрым знаком, но бороться со свойственным семье Джерми упрямством было необычайно трудно, и она уже в сотый раз объясняла, почему Пьетро нельзя еще вставать с кровати, когда от двери раздался глубокий голос Луки.
— Не думаю, что Эми должна повторять тебе одно и то же, Пьетро. Ты еще очень слаб — сегодня утром еле добрался до ванной — и сделаешь так, как тебе говорят.
— Но, Лука, он, наверное, беспокоится, куда я пропал. — Пьетро умоляюще взглянул на Эми. — Он мой друг, — жалобно добавил он. — Мой лучший друг.
— А я твой брат, — возразил Лука, и в его голосе появились веселые нотки. — И у меня не такое мягкое сердце, как у Эми, так что не испытывай на мне свои уловки. Доктор сказал: несколько дней в постели — значит, так тому и быть. Джаспер — умная птица и, я уверен, выдержит разлуку с честью.
Пьетро посмотрел на него исподлобья, но, решив, что в этой битве ему не победить, капризно улыбнулся.
— Тогда можно принести сюда мой новый конструктор?
— Можно, если ненадолго и если ты поспишь после обеда. И перестань «выкручивать» руки Эми.
Он умеет обращаться с детьми, отлично умеет, подумала Эми, оставляя Пьетро наедине с телевизором и следуя за подавшим ей знак Лукой. В меру строгости, в меру любви. Отцом он тоже был превосходным — ласковым и любящим, готовым заниматься любой неблагодарной работой.
Она вспомнила потрясение, написанное на лице Стефании, когда в один прекрасный день та застала его меняющим подгузник у Доменико, и улыбнулась. Отец Луки был человеком консервативных взглядов, считающим подобные мелочи исключительно женским делом.
— Вот так-то лучше. — Рука Луки коснулась ее щеки, затем спустилась ниже, к плавному изгибу губ, и каждая частица ее тела ответила на это прикосновение. — Приятно видеть, что ты улыбаешься. — Его взгляд переместился на шею Эми, туда, где бешено билась маленькая жилка. За взглядом последовала рука. — Ты прекрасна, прекрасна, — тихо пробормотал он. — Твоя кожа подобна шелку.
— Лука, не надо… Я… Пожалуйста…
— Молчи, малыш. — Обняв Эми за талию, он привлек ее к себе и заглянул в глаза. — Мы слишком много разговариваем, в этом вся проблема. Твое тело тает под моими прикосновениями, а мое — под твоими. Так было всегда.
— Нет! — воскликнула она, но Лука заглушил ее возглас поцелуем.
Она попыталась освободиться, но он держал ее крепко, а губы его становились все настойчивее и требовательнее. Не отпуская Эми, он повернулся вместе с ней, и она оказалась зажатой между стеной и его телом. Руки скользнули вниз, к округлостям ее бедер, притягивая их, и Эми почувствовала, насколько он возбужден, отчего ее сердце пустилось в бешеный галоп.
— Я хочу тебя, моя милая, прекрасная английская жена, — пророкотал он. — Хочу тебя так сильно! Сколько одиноких ночей я мечтал прикоснуться к тебе. Чуть не сходил с ума, вспоминая аромат твоего тела и ощущение твоей кожи. Ты часть меня, Эми, ты в моей крови.
Он вновь жадно завладел ее губами; страсть, охватившая его, передалась и ей. Дыхание их стало прерывистым и учащенным.
— Пойдем в мою комнату…
Чтобы понять смысл его слов, Эми потребовалось несколько секунд, за которые он успел подвести ее к двери и взяться за ручку. И тут она вновь обрела способность рассуждать.
— Я не могу, Лука. — С раскрасневшимся лицом и безумным взглядом она отпрянула назад. — Я не лгала тебе, когда говорила, что собираюсь вернуться домой…
— Твой дом здесь, — мягко возразил он. — Ты должна быть со мной.
— Нет. — Теперь, когда Лука не касался ее, Эми стало легче сопротивляться. — В то утро, когда заболел Пьетро, я собиралась сказать тебе, что готова уехать. — Голос ее был еле слышен и дрожал, и она ненавидела себя за это.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
