надо же такому случиться. — И он, уже который раз, поглядывал на часы и недоуменно пожимал плечами: — За это время можно всю Одессу обежать и обратно вернуться. Что они там, уснули, что ли? Не дай бог, и этих еще искать придется...
Задержка Кацева и Витюни тревожила и в то же время обнадеживала рыбаков. Они не спускали глаз с берега. Каждая мелькнувшая меж кустов рубашка не проходила мимо их внимания. Но Витюня с Кацевым словно сквозь землю провалились.
— Може, их там арештовали? — проговорил Леха. — А то шо бы им там робить-то...
— Заткнись, кастрюля, не каркай, — шипит кто-то из рыбаков на кока.
— Схожу-ка я туда, Иваныч, — решительно сказал Погожев кэпбригу и направился в каюту, чтоб прихватить с собой документы.
— Погоди, Георгич. Подождем еще немного, — остановил его Осеев.
Витюня с Кацевым появились совсем с другой стороны, откуда их даже в мечтах не ждали.
Вначале на бегущий со стороны Черноморки баркас на сейнере никто не обратил внимания. Мало ли их вдоль берега шныряет. Только вдруг видит Погожев, как вытягивается лицо Климова не то в улыбке, не то в мучительной гримасе, рот раскрывается и закрывается, как у выброшенной на берег рыбы, и лишь клокочет кадык и дергается вверх-вниз по вытянувшейся шее. Первое, что пришло Погожеву в голову: не рехнулся ли их стихотворец от переживаний? Но Климов тыкал пальцем в сторону бегущего баркаса и неестественно писклявым, перехваченным голосом выкрикивал:
— Он, братцы!.. Наш!.. Наш баркас, братцы!.. — И сломя голову бросился принимать конец с баркаса.
Баркас чуть ли не на руках всей бригадой подняли на палубу сейнера.
Еще не пришедшие в себя от радости, Витюня и Канев наперебой рассказывали обступившим их товарищам, что баркас был обнаружен на рассвете вышедшими «на срезку» ставникового невода рыбаками Черноморки. И все это время находился у них на причале. Как и предполагали, полная исправность баркаса озадачила рыбаков. И они сразу же по возвращении на берег сообщили о своей находке.
Витюне все еще не верилось, что баркас нашелся и водворен на свое место. Он трогал его обитые автомобильными скатами борта, зачем-то заглядывал под корму на гребной винт и, осуждающе покачивая головой, разговаривал с ним, словно с живым:
— Ну, братец, всякие я видал хохмы, но какую ты мне устроил — и во сне не снилась...
Глава восьмая
1
В Хлебной гавани сейнеров понабилось, как сельдей в бочке. Они стояли у причалов впритирку один к одному: херсонские, кавказские, вилковские, таманские. Суда рыбколхоза «Дружба» были тоже здесь. Кроме Платона Малыгина. Который сразу же, как только развеялся туман, прямо от причала Черноморки ушел в Тендровский залив.
— Платона не провэдешь, — говорил Сеня Кацев. — Мы тут вторые сутки толчемся в духоте и тесноте, а его бригада преспокойненько пасется на крэветках и глосике.
Но дело тут было не в креветках и не в глосике. Потому что занятие это любительское и весь улов тут же пускался на камбуз. Уйдя в Тендру, Малыгин, как говорится, сразу убивал двух зайцев — уводил своих рыбаков подальше от злачных мест и всевозможных соблазнов, а главное, появись скумбрия, его бригада оказывалась ближе других к рыбе.
В Хлебной гавани уже несколько суток подряд стоял дым коромыслом: встречи, объятия, смех, перебранка.
Диспетчер бегал по пирсам — кого-то уговаривал, другого просил, третьего грозился выставить из гавани.
Погожев с Осеевым поехали в город на переговорную, связались по телефону со своим городом. Слышимость была плохая. И связь то и дело прерывалась. Нервничали на том и другом конце провода. Они сообщили председателю о местонахождении колхозных судов, о невеселой промысловой обстановке. О случае с баркасом умолчали. Хотя знали, что слух об этом в конце концов все равно дойдет до председателя. Возможно, они сами скажут ему об этом. Но только потом, после путины. Если улов будет хорошим, им все скостят. А если плохим, то — семь бед — один ответ.
— С болгарами поддерживайте связь, — наставлял их по телефону Гордей Иванович. — Завтра возвращается из командировки Селенин, и я сразу же направлю его к вам на помощь...
— В чем помогать-то, — вешая трубку, хмыкнул Осеев и пожал плечами. — Разве что кумань доедать...
Возвращались с переговорной пешком. Чтоб поразмять ноги. Шли не спеша, глазея на витрины магазинов и театральные афиши.
— В театр бы сходить, — вздохнул Осеев мечтательно. — Сколько раз доводилось стоять в Одессе, а в театре так и не бывал. Только внешне и видишь его, когда по Одессе мотаешься. А говорят, вся прелесть внутри.
— А что, это мысль! — подхватил Погожев. — Давай сегодня же вечером и организуем поход в театр. Культурно-массовые денежки у нас до сих пор не тронуты.
— А часто мы их трогаем? — хмыкнул Осеев.
— Ну и плохо.
— Конечно, плохо, — согласился Осеев. — Только вот помотаешься с нами по путинам, сам убедишься, что использовать их по назначению — дело не простое.
— Ну, а сейчас что нам мешает?
— Вот и давай действуй, Андрюха, — сказал Осеев. — Это ведь по твоей части, как заведующего клубом. Я, например, за театр двумя руками голосую.
2
На причале Погожев обошел все свои сейнера, весело покрикивая:
— Ну, братцы, кто в театр? Налетай записываться, сейчас за билетами посылать буду.
Потом вручил радисту деньги и бодро скомандовал:
— Жми, Володя, прямо в кассу театра. Туда и обратно на такси. Да смотри, чтоб места были приличные.
Погожев был доволен: видишь ли, «столько раз доводилось стоять в Одессе, а в театре так и не был», — вспомнил он слова Виктора. «Ничего-о‑о, сегодня побываете. Сегодня я вас познакомлю с товарищем «Евгением Онегиным». И даже замурлыкал себе под нос: «Что день грядущий мне готовит...»
Но «грядущее» рушило все его планы с театром — Климов вернулся без билетов.
— За неделю вперед все билеты проданы, — развел руками радист. — Я даже к главному администратору пробился. Так, мол, и так, хотелось бы и нам, рыбакам, побывать у вас в театре.
