Мелинда закрыла глаза. Она чувствовала себя униженной, потому что была рождена женщиной, а также потому, что за столом были и другие дамы. Дора снова промахнулась и повалилась на стул под разочарованные крики зрителей.
Пока она раздумывала, что делать, хозяин, раззадоренный, как и остальные, прокричал:
– Давайте танцевать! Дора сделает еще одну попытку позднее.
Немедленно слуги поспешили убрать стол. Стулья отодвинули к стенам, все встали. Мелинда последовала их примеру. И в этот момент она услышала, как маркиз сказал:
– Скиттлз, ты не знакома с Мелиндой Стэнион?
Она, как я понял, у вас новенькая?
Мелинда повернулась. На нее смотрела очень милая женщина. Она была весьма элегантно одета, в ее облике не было ничего вульгарного или вызывающего. Волосы разделял прямой пробор, а локоны были симметрично уложены по бокам почти классически прекрасного лица. Мелинда протянула ей руку, но она, даже не взглянув на нее, улыбалась прямо в лицо маркизу:
– Где, черт побери, вы были, мой красавчик? Не видела вас бог знает сколько времени.
На Мелинду будто вылили ведро воды. Она никак не ожидала, что дама может так выражаться. А Скиттлз продолжала как ни в чем не бывало болтать, вставляя ругательства в каждое произнесенное предложение, и явно хотела очаровать маркиза. Одной рукой, белой, с длинными пальцами, она схватила его за лацкан вечернего сюртука, голову откинула назад, чтобы обнажить белую колонну шеи, а голубыми глазами, завораживающими и лживыми, впилась в него.
Мелинда не могла оторвать от них удивленного взора, но так как на ее присутствие не обращали внимания, она отошла и, незаметно выскользнув за дверь, очутилась в холле. Там никого не было. Слуги торопились убрать обеденный стол, и Мелинда, открыв какую-то дверь, оказалась в небольшом милом кабинете с бледно-голубыми парчовыми шторами, обуссоновским ковром и изящной французской мебелью. В комнате царил дух безмятежности и покоя.
Мелинда села в кресло и попыталась обдумать увиденное. Теперь ей стало ясно, что это был вовсе не тот званый вечер, куда приглашают порядочных женщин.
Она представила, в какой ужас пришла бы ее мать, увидев женщину, которая так откровенно выставляла свои ноги, и услышав грубые словечки, которыми Скиттлз сдабривала свою речь.
Это был вечер для мужчин! Тогда зачем. Господи, маркиз и капитан Вестей взяли ее с собой? Вздохнув, она подумала, что, возможно, потому, что она была никто. Точно так же к ней относился и дядя Гектор, видя в ней только бедную родственницу, которая должна выполнять поручения, но не смеет иметь собственного мнения. А поскольку маркиз и капитан Вестей наняли ее, то считают, что с ней можно так обращаться.
Она понимала их. Но в то же время чувствовала себя крайне униженно. Не стоило ей соглашаться играть эту роль, говорила она себе. Она закрыла глаза на то, что ни одна порядочная женщина не должна принимать одежду от мужчины. Но при этом ни одну порядочную женщину не били кнутом, как собаку, и не вынуждали сбежать из дома в поисках заработка без гроша в кармане, с несколькими крадеными гинеями, взятыми, чтобы не умереть с голоду.
Она отчетливо увидела себя со стороны: такую никому не известную, такую незначительную, что люди и представить не могли, что к ней можно относиться как-то иначе, а не только как к служанке, повинующейся их приказаниям.
Дверь открылась, она вскочила на ноги. Вошел какой-то мужчина. В руке у него была сигара. Увидев Мелинду, он удивился.
– Надеюсь, я не потревожил вас? – спросил он. – Я зашел сюда, чтобы прикурить.
Она ничего не ответила, поэтому он продолжил:
– Вы кого-нибудь ждете или вам просто стало скучно?
– Я… У меня разболелась голова, – быстро ответила Мелинда.
– Головная боль – ужасная вещь, – сказал мужчина. – У меня у самого частенько болит голова.
И всегда в самый неподходящий момент. Скиттлз на прошлой неделе мне сказала: «Ваша головная боль чертовски несносна! Чем скорее вы от нее избавитесь, тем лучше». Мне показалось, что я снова в школе и меня отчитывает классная дама за то, что у меня опять поднялась температура.
– Да, вы правы, – согласилась Мелинда.
– Послушайте, я вовсе не хотел вам мешать, – снова начал джентльмен. – Садитесь, пожалуйста.
Я вам вот что скажу. Я не буду зажигать сигару – вам может стать хуже.
– Я не хочу причинять вам неудобства, – возразила Мелинда.
– Ну что вы, – ответил он. – Я лучше представлюсь. Меня зовут Хартингтон.
– Маркиз Хартингтон? – спросила Мелинда. – Я, кажется, о вас слышала.
Он усмехнулся:
– Многие слышали! Потому что в газетах всегда пишут, что я обожаю играть в кегли! – Он откинул голову назад и засмеялся. – Вы поняли шутку? И им все сходит с рук. Но хотя это и клевета, я не буду подавать на них в суд.
– Вы найдете мисс Скиттлз в столовой, – сухо сказала Мелинда.
– О, так она уже здесь? – спросил лорд Хартингтон. – А сказала, что не приедет раньше одиннадцати.
С кем она?
– Не видела, чтобы она была с кем-то, но она разговаривала с лордом Чардом, когда я уходила, – сказала Мелинда.
Веселое лицо лорда Хартингтона помрачнело.
– Чард! Чертовски несносен этот малый! Я начинаю подозревать, что он по вкусу Скиттлз. А как вы думаете, она ему нравится?
– Я… я не знаю, – ответила Мелинда.
– Ну, если это так, то я перережу ему горло, – сказал лорд Хартингтон таким мягким тоном, что заставил сомневаться в искренности его кровожадных намерений. Потом он вздохнул. – Вы когда-нибудь влюблялись?
Мелинда отрицательно покачала головой.
– Ну, тогда и не влюбляйтесь, – сказал он. – Чертовски неприятная вещь – быть влюбленным, скажу я вам. Вам и хорошо, и плохо одновременно, если, конечно, вы меня понимаете. Вы то счастливы, то несчастливы. Мой вам совет: никогда не влюбляйтесь, если сможете.
– Я постараюсь, – сказала Мелинда.
– У вас, пожалуй, нет никаких шансов, – сказал лорд Хартингтон, впервые взглянув на нее. – Вы слишком хорошенькая. Мужчины будут влюбляться в вас, и рано или поздно вы влюбитесь в одного из них.
Мне вас жаль, но выбора у вас нет.
– Я буду изо всех сил стараться не влюбиться, – сказала Мелинда.
– И я буду стараться изо всех сил выпутаться из этого, – сказал лорд Хартингтон со смехом. – Ну-ка, дайте мне вашу руку. Договорились? Вы согласны?
– Договорились, – с улыбкой ответила Мелинда.
Он взял ее руку и поднес к губам. Он был неловок, почти угловат, но его неподдельная искренность не могла не понравиться ей.
Когда он целовал ей руку, вошел лорд Чард.
– Так вот где вы спрятались! – с досадой проговорил он. – Прошу прощения, что вечер оказался не в вашем вкусе.
