А посему следовало убираться. Вдвоем или порознь — не суть, но чем быстрее, тем надежнее. Вместе‑то, конечно, лучше, да только судя по числу стрел и болтов, как бы дорогой родственничек в ближайшую свечу не скончался. Хотя, для человека в чьем организме столько свинца и железа, он держался на диво бодро.
Поймав на себе хмурый взгляд девушки, Илас лишь отмахнулся:
— Потом вытащу, сильно не мешают. Сейчас некогда.
Больше не сговариваясь, они поскакали в сторону реки.
Лед еще не стал. Обмелевшая, с лентами песка и гальки с обеих сторон русла и велеречивыми водоворотами, Илреть не прельщала ни одного из беглецов. Хорошо было бы добраться до брода, но там могли ждать. А посему — придется переправляться здесь.
Как и водиться, по закону подлости, крутой берег был на противоположенной стороне. Это значит, что после переправы нужно будет еще найти подъем, по которому смогли бы подняться лошади.
Река. Не широкая, по — женски коварная, взирала на беглецов с умеренным интересом. Куда они денутся? Все равно окажутся в ее объятьях. Рано или поздно. Но лучше все же рано. А уж она постарается. Затянет, закружит, утянет гостей в свои чертоги.
Илас закрыл глаза. Он словно пытался услышать что‑то в шепоте реки. Его ноздри подрагивали, улавливая запахи, о которых Васса могла лишь догадываться. Наконец, приняв для себя какое‑то решение, с коим Вассу не соизволил ознакомить, блондин коротко бросил:
— Туда.
И, мотнув головой, сам подал пример, направив лошадь вдоль излучины реки. Впрочем, скоро он спешился, и, словно нехотя, через себя, произнес:
— Помоги вытащить.
Васса, к этому моменту тоже оказавшаяся на земле, слегка замешкалась с ответом, и Бертран добавил:
— Пожалуйста.
Цедить слова, словно это были драгоценные жемчужины, которых девушка не достойна, у блондина получалось мастерски. А тут еще и пришлось просить… но куда же деваться, если за спиной погоня.
Девушка не оценила оказанную ей высокую честь и, скептически оглядев Бертрана, хмыкнула и все же подошла ближе к услужливо повернутой к ней спине. Оба понимали, времени осталось мало, и на препирательства с выяснением отношений лучше его не тратить.
Посмотреть Вассарии было на что. Несколько болтов, одним из которых был 'овод', вошедший чуть ли не по самое оперение. По — видимому, он угодил между ребер. За него‑то Васса и ухватилась пальцами. Гусиные перья, что с трех сторон были призваны стабилизировать полет болта, набрякли от крови и соскальзывали, не даваясь.
— Что ты там так долго возишься? — недовольно просипел Илас сквозь сжатые зубы.
Его специфический дар подохнуть от потери крови не давал, но всю непередаваемую гамму ощущений от процесса извлечения инородных тел из его собственного, к сожалению, не блокировал.
Мужчина ругался про себя: умудрился все же схлопотать 'подарочки' от караульных в спину. Самому никак не достать, а эта…возиться, еще и провернуть пытается.
Васса в этот момент, плюнув на попытки вытащить 'овода' пальцами, решительно вцепилось в окончание древка зубами, и, уперев руки в спину блондина, потянула арбалетный деликатес на себя.
Илас, издав звуки, больше всего напоминающие брачное шипение гадюки, чертыхнулся в тот момент, когда болт, на прощание вырвав‑таки кусок мяса за край железного наконечника, распрощался с его спиной.
Васса, не рассчитавшая силы, плюхнулась на пятую почку и начала усиленно отплевываться. Ощущение от роли сестры милосердия были препоганейшие: немытое перо с кровью и щепой во рту. А зубы… — будто их разом пытались выдернуть щипцами, но силенок у цирюльника не хватило.
Мужчина повернулся и зло посмотрел на девушку.
— Надеюсь, остальные ты будешь не выгрызать, а просто потянешь за древко и вытащишь.
'Специфическая у него формулировка для благодарности', — про себя подумала Вассария, поднимаясь и отряхивая руки. Остальные болты таких проблем с извлечением не вызвали. Единственное, что поразило девушку — крови почти не было. Она, конечно, не была специалисткой по ранениям, но ей казалось, что при извлечении стрел живой ртути, что течет по жилам, должно было быть больше. А этот… ведет себя так, словно его не прошили чуть ли не насквозь, как игольницу булавками, а всего‑то заноз насажал — неприятно, но терпимо. Впрочем, свои наблюдения она оставила при себе.
Илас же, освободившись от 'украшений' на спине, стал быстро раздеваться, стаскивая с себя кожух, зияющий рядом характерных дыр с багряной окантовкой, потом перешел к рубахе и штанам, последними были сняты сапоги. Мужчина, оставшись в одних подшатнниках, аккуратно свернул валик из одежды и начал крепить его к луке седла. Спина, когда он отвернулся, оказалась чистой, даже следов сукровицы почти не было. Васса так и застыла с недорасстегнутым тулупом. Блондин же, словно спиной почувствовав взгляд, обернулся и недовольно бросил:
— Потом. Чего застыла? Давай, аллюр на три креста.
От этих слов, хлестких, как пощечина, Васса опомнилась и принялась раздеваться с удвоенной быстротой. Хотя нет — нет да и косила на Иласа, который уже по колено был в воде.
Переправляться по такой воде было чистым безумием. Хоть и не стремнина, славящаяся пенными бурунами, но зато околеть можно на раз. Илас уже покрылся гусиной кожей, но все равно упрямо брел уже по пояс в воде. Река, хоть и не широкая, но до дна в плёсе не достанешь. Похоже, под ногами Иласа как раз закончился перекат, потому как мужчина резко ухнул в воду по шею. Вцепившись одной рукой в лошадиную холку, второй начал активно загребать.
Больше ждать было нечего, разве что дружелюбной погони, что все ближе с каждым вздохом, и Васса решилась. Зайдя в воду она первые мгновения еще чувствовал ступни, но через три шага ноги окончательно онемели, и девушка практически волоком пошла поперек течения. Рука, на которую петлей была накинута уздечка, готова была вывернуться из сустава, потому как лошадь желала побыстрее выбраться на противоположенный берег реки, а вот дурная хозяйка почему‑то в самый неподходящий момент решила освоить один из древнейших стилей плавания — топориком.
Илас, выйдя на противоположенный берег, стряхнулся, словно борзая и оглянулся на невольную напарницу. Та уверенно шла ко дну.
'Да что же ты вторишь!' — было единственной цензурной мыслью мужчины.
Вассе было уже все равно, вверх или вниз несет ее течение. Тело, сведенное судорогой, мало что чувствовало. Выбралась лицедейка на другой берег скорее вопреки, нежели благодаря судьбе, и своим спасением была обязана упрямому норову спокойной с виду лошадки, не пожелавшей идти на знакомство к речной хозяйке. Когда кобыла выволокла девушку на прибрежную полосу, Илас подхватил недоутопленницу и сам потянул ее к берегу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
