Анна кивнула и продолжила:
– Он вообще очень много раз бывал в Абиссинии, и подолгу… Абиссинский негус, как там называли императора, часто принимал его. В последнее время обнаружены документы, благодаря которым стало известно, что большинство ученых-путешественников, помимо своих научных исследований, выполняли в дальних краях кое-какие секретные поручения…
– Серьезно? – воскликнул Маркиз в искреннем изумлении. – Чьи же поручения?
– Правительственные… Нечему удивляться, это практиковалось издавна, еще в семнадцатом и восемнадцатом веке любому русскому путешественнику, отправлявшемуся за границу, власти поручали кое-что разузнать, кое-что разведать в дальних странах… Впрочем, так было принято не только в России, но и в Англии, Германии, да и в других странах. А иначе кто финансировал бы далекие дорогостоящие поездки? Даже такие знаменитые исследователи, как Пржевальский, Миклухо-Маклай…
– Миклухо-Маклай? – Леня был просто поражен.
– Да, достоверно известно, что Миклухо-Маклай выполнял секретные поручения российского правительства.
– Но ведь он жил у папуасов… Для кого они могут представлять интерес? Ни нефти, ни золота там, кажется, нет, да если бы и были – не добывать же их на другом краю света…
– Папуасы живут в Новой Гвинее, а Новая Гвинея расположена на очень важных морских путях, и у англичан там были весьма значительные стратегические и торговые интересы. А Миклухо-Маклай нанес по их позициям очень существенный урон…
– Но давай вернемся к Ильину-Остроградскому, – напомнил Леня о предмете своего «научного» интереса.
– Давай, – охотно согласилась Анна. – Я сказала о том, что Лев Михайлович часто и подолгу бывал в Абиссинии, встречался с правителем. Оказывается, помимо изучения культуры и обычаев эфиопских и негритянских племен, он проводил там очень тонкую дипломатическую работу и в результате его деятельности Абиссиния – то есть Эфиопия, как ее теперь называют, едва не присоединилась к Российской империи.
– Да ты что! – Маркиз был по-настоящему поражен. – Быть не может! Эфиопам-то это зачем понадобилось?
– Очень даже понятно. – Анна оседлала своего конька и говорила с увлечением; эта лекция выглядела очень забавно, потому что на прекрасной преподавательнице из одежды наличествовала только тонкая золотая цепочка на шее да часики на запястье. – Эфиопии такой союз был бы очень выгоден. Она вошла бы в состав сильной мировой державы, которая не намеревалась вмешиваться во внутренние дела далекой африканской страны, и тем самым обезопасила бы себя от притязаний других колониальных держав, которые тогда точили на Абиссинию зубы. Позднее негусу пришлось-таки воевать за независимость своей страны с Италией – кстати, вполне успешно.
– Ох, и серый же я! – Маркиз схватился за голову. – Ну просто ни черта не знаю, как выяснилось!
– Зато ты очень обаятельный, – улыбнулась Анна. – Ну что, продолжить лекцию?
– Обязательно! Знания – сила, учение – свет, а культуру – в массы! Ты сказала, что Эфиопия, то есть тогдашняя Абиссиния, чуть не вошла в состав России. Что же этому помешало?
– Как всегда, бюрократические проволочки! Бумаги были направлены в Петербург, на высочайшее утверждение, но застряли в каких-то чиновничьих кабинетах, а потом началась первая мировая война, и всем стало не до далекой Абиссинии…
– Жаль! – вздохнул Маркиз. – А я уже представил себе, как было бы здорово – вместо Крыма ездил бы в юности отдыхать в Эфиопию, снимал бы сарайчик у престарелой эфиопской колхозницы, ленинградских и московских студентов посылали бы туда на лето спасать гибнущий урожай бататов, манго и ананасов, а праздничные концерты в Кремле открывало бы выступление ансамбля эфиопской народной песни и пляски…
– Не сложилось! – весело резюмировала Анна. – Обошлись народностями Кавказа. Но мы отвлеклись…
– Да, давай вернемся к нашему Льву Михайловичу!
– Итак, Лев Михайлович долгие годы успешно совмещал изучение эфиопского фольклора и народных верований с секретной дипломатической работой и достиг значительных успехов в обеих областях. Его книги «Семейные обряды народов Абиссинии» и «Абиссинские похоронные традиции» сразу после выхода в свет стали классическими, их переиздают и в наше время… А присоединение Абиссинии к России сорвалось по независящим от него причинам. Во всяком случае, итальянцы видели в нем такого опасного соперника, что в девятьсот тринадцатом году подкупили знаменитого абиссинского разбойника Махмута ибн Заира и уговорили напасть на лагерь ученого и убить Льва Михайловича. Но местные племена так уважали русского профессора, что его предупредили о готовящемся нападении и спрятали от разбойников в деревенском зернохранилище.
– Боже, какие потрясающие приключения! – восторженно воскликнул Маркиз, одновременно откровенно любуясь Анной и внимательно слушая ее увлекательный рассказ.
– Да, жизнь Ильина-Остроградского действительно была полна приключений!
– Я уже понял. А как он умер?
– А умер он от тропической лихорадки, во время очередной научной экспедиции…
– Только научной?
– Нет, конечно. Но про последний год его жизни мало что известно. Отчет о работе экспедиции привез в Россию ученик профессора и его помощник Василий Николаевич Миклашевский.
– Так-так, – вставил Леня, которому имя Миклашевского было известно со слов Лолы, а ей в свою очередь говорила о нем старушка Денисова.
– Миклашевский доставил в Географическое общество отчет и письмо с требованием денег на дальнейшие исследования, а также кое-какие бумаги профессора, письмо жене и детям. Думаю, он же, как доверенное лицо, привез секретные бумаги для министерства.
– А дальше что было? – Леня погладил шелковистую кожу на плече Анны. – Что еще тебе известно?
– Дальше началась первая мировая война. Ни про какую экспедицию не могло быть и речи. Василий Миклашевский остался в России и, очевидно, по-прежнему выполнял кое-какие секретные поручения. Профессору же велели срочно возвращаться, но оказалось, что к тому времени он уже умер. Сам понимаешь, электронной почты не было, письма долго шли… А потом тут все завертелось, в общем, этот Василий Миклашевский эмигрировал за границу году в восемнадцатом… и представляешь, в одном старом журнале я совершенно случайно отыскала его статью о профессоре Ильине-Остроградском. Журнал был очень старый, шестидесятых годов, тогда, знаешь, у нас было модно все африканское…
– Патрис Лумумба, бельгийские колонизаторы…
– Точно! И поскольку профессор Ильин-Остроградский работал в Африке, его имя вспомнили. И даже перепечатали статью из зарубежного журнала, дипломатично не сказав ни слова об авторе статьи. Но это было давно, а сейчас, конечно, информация стала доступнее, так что я выяснила про Миклашевского, что сначала он жил в Париже, причем не бедствовал, как большинство эмигрантов, а жил вполне прилично. Наукой он больше не занимался, и вообще насчет его работы – дело темное. Но после второй мировой войны он перебрался в Австралию.
– Что? – Маркиз так резко подскочил, что Анна удивленно на него посмотрела. – В Австралию?
– Да, а почему тебя это удивляет? Многие эмигранты так делали. Короче к старости он стал писать мемуары. Кое-что я нашла в интернете и узнала, что смерть профессора Ильина-Остроградского не давала ему покоя, то есть он чувствовал себя виноватым, что уехал тогда, бросил его одного, хотя действовал по приказу самого профессора. И только в двадцать четвертом году ему удалось снова побывать в Африке, в том самом месте, где умер Ильин-Остроградский. И можешь себе представить, что он нашел его могилу, и даже жив был еще человек, который служил покойному профессору, и он отдал Миклашевскому дневники профессора и кое-какие личные вещи. Миклашевский писал, что рад был бы отдать дневники родственникам, но не имеет такой возможности, сам понимаешь, почему.
– Ужасно интересные вещи ты рассказываешь! – Леня потянулся и прижался к Анне всем телом.
– Нет-нет, – она вскочила, взглянув на часы, – я ужасно опаздываю, так что извини, дорогой, будем прощаться…
– Ну вот, дела, всегда дела, – грустно вымолвил Маркиз, хотя и сам уже незаметно поглядывал на часы, думая, что Анна, конечно, очень хороша, но пора и честь знать.
Его слегка покоробило, что на прощание Анна даже не сделала попытки его поцеловать. Ох уж эти современные деловые женщины! В них не осталось никакой романтики!
За время отсутствия своего компаньона Лола переделала множество дел. Напившись чая у старухи Денисовой, она сумела выяснить все вопросы, интересовавшие Леню, а именно: адрес в городе Улыбине, то есть единственный след исчезнувшей Ларисы, а также историю про старинные монеты. Само по себе семейное предание ни о чем не говорило. Но в сочетании с другими сведениями, это могло как-то помочь. Во всяком случае, Лоле просто не за что было больше уцепиться. В самом деле, Билл Лоусон наверняка знал от своей бабушки историю монет. И только этим можно объяснить его настойчивое желание отыскать всех своих родственников, то есть потомков трех сестер Ильиных-Остроградских. Лола подозревала, что Леня, услышав про монеты, поднимет ее на смех, но ей безумно не хотелось тащиться снова к старухе и слушать ее воспоминания, поэтому она решила, что будет настаивать на своей версии, что все дело в монетах, а Ленька, если сомневается, пусть сам идет к старухе и учиняет ей допрос с пристрастием. Вряд ли он на это решится, тем более что старуха понятия не имеет, за каким чертом понадобилась она австралийскому родственнику, за это Лола готова поручиться.
